— Как странно. Должно быть, это побочный эффект гейса Геата Поэг на Дейданн — пробелы в воспоминаниях. Впервые встретившись с Торном, я не заметила сходства. Я не помнила ничего, в том числе и внешности Моррагана. Позднее я вспомнила многое, что случилось со мной до поцелуя гончей, что украл мою память в подземельях Призрачных Башен. Однако три аспекта моей прежней жизни по-прежнему словно тонули в тумане. Третье — месторасположение Ворот. Второе — почему я в последний миг предпочла покинуть Светлое королевство, отрекаясь от всего, что мне дорого, и обрекая себя в Эрисе на муки лангота. И первое — лицо Моррагана, Принца-Ворона. Когда я увидела его снова, увидела по-настоящему, а не сквозь завесу желания, этот туман развеялся. Но до того я успела перепутать Моррагана с другим и даже теперь не могу точно сформулировать, чем именно они отличаются друг от друга. Как двое государей столь различного происхождения и положения могут быть так похожи? Только по одной-единственной причине, которую я отгадала столь поздно, и причина эта заключается в том, что, — девушка поперхнулась, так трудно было ей выговорить роковые слова, — что они братья.
— Не может быть! — воскликнула Кейтри. — Принц-Ворон просто напустил на себя какие-то чары, чтобы мы поверили, будто видим пред собой его величество.
— Никаких чар. Не забывай, Светлые не умеют лгать. Я назвала его по имени, а он ответил: «Вот так-то». И, уверяю тебя, так оно и есть, Кейтри. Я узнала в нем Моррагана. Его лицо вновь вспомнилось мне таким, каким я увидела его впервые — в чертогах Кариконнора, под Хоббовой горой.
— Вы хотите сказать, что Король-Император — самозванец? Что он — не Джеймс из династии Д'Арманкортов?
— Много секретов утаила я от Торна, — продолжила девушка, говоря более сама с собой, нежели со своей юной подругой, — но ничуть не меньше утаил он от меня. Да, он самозванец. И за это я благодарю фортуну, но проклинаю судьбу. Ибо мой возлюбленный бессмертен. А значит, он жив, и я никогда не перестану любить его, ненавидя в то же самое время весь род Светлых, чья кровь бежит в его жилах. И мне прискорбно, что я все равно люблю его, даже узнав всю правду, узнав, что сделалась игрушкой в его игре. Король-Император Эриса, тот, кого я знала как Торна, на самом деле не кто иной, как старший брат Моррагана — Ангавар, Верховный король Светлых.
Слезы струились по ее прекрасному лицу стеклянными лентами.
— Не может быть! — повторила Кейтри. — Рождение его величества было должны образом засвидетельствовано, как рождение любого отпрыска королевской семьи.
— Я не могу даже гадать, как и когда была произведена подмена. Знаю только, что Светлые, когда захотят, способны практически на все, что угодно. Найдется очень мало того, что им не под силу.
Ашалинду с удвоенной силой охватило сознание того, что Торн жив, более того — что он никогда не умрет. Восторг и жалящая печаль схлестнулись в ее сердце, точно два мира, столкнувшихся средь космической пустоты.
Пленницы легли на кушетку и дружно рыдали, пока не выплакали все слезы.
Когда наконец сознание Ашалинды начало заволакиваться дымкой необоримого сна, девушка прошептала:
— Надеюсь, Виа сумела сбежать и с ней ничего не случилось.
Но веки Кейтри уже сомкнулись, длинные ресницы лежали не щеках двумя полукружьями темной киновари, а дыхание звучало еле слышно.

* * *
Время текло в Мглице совсем незаметно — край этот не ведал ни смены дня и ночи, ни различных времен года. Когда Ашалинда с Кейтри проснулись, в отведенном им чертоге ничего не изменилось, лишь на деревьях висели чудесные одеяния.
Для Кейтри было подготовлено нижнее платье оттенка яиц малиновки, верхнее из синего бархата с вышитыми на нем белыми соловьями, жемчужный пояс, плащ, отделанный роскошной парчой, и головной убор из серебристого шелка с венчиков ибисовых перьев, расшитых жемчугом. Для Ашалинды — платье из узорной парчи с узкими рукавами, спадавшими ниже запястий, и облегающее верхнее платье, сшитое из бархата цвета Летних морей, все разукрашенное золотом. Рукава этого верхнего платья были собраны пышными воланами у плеча. Также Ашалинду ждал черный бархатный плащ с золотистыми лилиями и атласной отделкой. Застегивать его полагалось специальной сапфирной застежкой. Довершали наряд браслет из драгоценных камней, искусно сработанный в виде венка из лилий пояс, головной убор из золотой проволочки и тонкая струящаяся вуаль.
Пленницы внимательно рассмотрели одежду и украшения, но надевать ничего не стали.
— Что-то не хочется мне в таком месте ни переодеваться, ни купаться, — заявила Кейтри. — Такое ощущение, будто за тобой постоянно подглядывают.
Они скромно ограничились тем, что вымыли руки и ноги в фонтанчике, что бил из стены. Белая эмалевая птица на золотом браслете Ашалинды словно бы беспомощно затрепетала.
— Ума не приложу, как это умудрилась за столько длинных лиг не потерять отцовского подарка, — вздохнула девушка. — Это единственная оставшаяся у меня памятка, которую я могу носить без страха и сомнений. Дары Светлых носить я не стану, — добавила она, но в ту же секунду с деревьев слетела стая ворон и, набросившись на Ашалинду, принялась раздирать ее одежду. И без того успевший прийти в негодность костюм, сшитый портными Апплтон-Торна, начал расползаться. Птицы с гнусным карканьем улетели.
— Да тут не только подглядывают, но и подслушивают, — ворчала Кейтри, помогая госпоже облачиться в расшитую золотыми нитями рубашку, пока тряпки совсем не упали с нее. — Увы, на вас не осталось тилгала, а мой сорвали у меня прямо с горла те гнусные похитители из Дикой Охоты. Вас сильно поклевали?
— Как ни странно, на мне ни царапинки, — ответила Ашалинда. — Но увы! Как же бесцеремонно здесь с нами обходятся!
— А если вы вспомните, где находятся Ворота, нас отпустят?
— Даже и в таком случае — никаких гарантий нет. — Ашалинда продела руки в рукава. — Светлые ничего не обещали, лишь намекали. Они мастера недоговорок и двусмысленностей. Уж кто-кто, а я это знаю по собственному горькому опыту.
— Насколько понимаю, о бегстве нечего и думать?
— Именно. Здесь повсюду очень сильное колдовство, а управляет всем Морраган.
— Бедненькая Виа. Где-то она сейчас? — взгрустнула Кейтри. — Тигги сможет о ней позаботиться?
— Если усвоил, что не стоит прятаться под водой.
— Куда он увезет ее?
— Может, за Нениан Лэндбридж, к лагерям Имперских Легионов…
— Никак в голове не укладывается, что наш Король-Император на самом деле — изгнанный Верховный король Светлых, — пробормотала Кейтри, застегивая сапфировые пуговицы на локтях госпожи.
— О да, Кейтри, это самое горестное известие. Мне трудно смириться с ним. Я привыкла представлять себе старшего брата Моррагана в виде почтенного седобородого воина преклонных лет. Я и забыла, что Светлые не стареют и прошедшие года не отражаются на них, если они сами того не захотят. Обоим братьям уже не по одной сотне лет.
Только теперь Ашалинда в полной мере осознала все значение сделанного ею открытия. Осознание подействовало на нее как ледяной душ. Торн и в самом деле был королем — Верховным владыкой Светлого королевства, величайшим представителем величайшей расы, и могущество его намного превосходило самые дерзкие мечты любого смертного. Ветра и моря, дожди, грозы и молнии — все подчинялось власти Торна-Ангавара. Птицы и звери, насекомые, цветы и деревья, сами скалы земные — все внимали его приказам. Вся нежить обязана была повиноваться ему, даже самые жуткие и опасные неявные твари. Никто во всей Айе не мог бы сравниться с ним. Никто — кроме лишь его брата. Сам Верховный король Светлых некогда — как же давно это было! — смотрел в лицо изуродованной девушки на Уайт Даун Роря. Тогда он сказал:
— Какого подарка ты хотела бы на самом деле?
Кощунственная, непрошеная мысль заставила Имриен залиться краской: «Поцелуй». О великие звезды! Что, если он все поймет по ее лицу? Путая знаки от волнения, девушка показала: «Я хотела бы на языке обычных людей просить твоего благословения. Надеюсь, ведунья, к которой я иду, исцелит мое лицо или восстановит хотя бы часть прежнего облика. Пожелай мне удачи».
Он кивнул и задумался на мгновение. Потом, раньше чем Имриен успела понять, что происходит, дайнаннец, шагнул вперед, ласково обхватил ее голову, приподнял подбородок и поцеловал девушку прямо в губы.
До сих пор они касались друг друга всего лишь дважды. Тело Имриен пронзали бесчисленные молнии — сильнее, чем в царстве Байтира, а волны сладкой истомы накатывали снова и снова, грозя совсем утопить ее.
Наконец мужчина отпустил девушку, повернулся и молча ушел. Не разбирая дороги, Имриен бросилась в лес.
Это Ангавар, сам Ангавар некогда положил руку на ее горло — то самое горло, что много долгих лет не могло издать ни единого звука, пораженное немотой после удара колдовского хлыста зловещего дуэргара. Это он прижался губами к ее трепещущим губам, прильнул к ним поцелуем, неимоверно сладостным и жарким, невыносимо прекрасным, потрясшим все ее существо, — поцелуем, который не вынесла бы ни одна смертная дева. Этим поцелуем он даровал ей то, о чем она так просила, — исцеление. Он, а не ведунья, на самом деле вернул Ашалинде былую красоту — и даже более того. Исцеленная, девушка стала прекрасней прежнего.
Только теперь наконец Ашалинда поняла, что нынешняя ее красота была даром Короля Светлых.
Поцелуй же его был могущественней всех сил природы, вместе взятых. Исцеляющие свойства этого поцелуя проявились не сразу, затаились до поры до времени — и с того самого дня к Рохейн-Ашалинде потихоньку начали возвращаться сны, память зашевелилась, пробуждаясь от долгого сна. Торн хотел лишь вернуть возлюбленной лицо и голос — но лекарство его было поистине королевским, и сила Ангавара постепенно преодолела почти все заклятие Геата Поэг на Дейнани.
Как же сильно, не по сезону, бушевали ветра после того, как люди Торна не сумели обнаружить Ашалинду на Уайт Даун Рори! Изменив облик, взяв новое имя, вчерашняя калека бежала во дворец. Столовые приборы дребезжали, в коридорах свистело и выло, двери хлопали и скрипели, бешено раскачиваясь на петлях — король Светлых изволил гневаться, его план потерпел поражение. Светлые — прекрасные, могучие и надменные — не привыкли терпеть пораженке. И неистовыми штормами Ангавар давал выход злости.
Ибо он мог повелевать штормами.
Ведь Светлые наделены властью над всеми силами природы. А государь их воистину являлся Верховным повелителем всех Стихий. Теперь, вспоминая прошлое, Ашалинда без труда понимала, что он всегда вызывал именно ту погоду, что была нужна ему в данный момент. Например — та идиллия, что сопровождала их странствия по лесам Глинкута. В те дни, остановив коня, вся раскрасневшаяся от скачки, Ашалинда смеялась над своим спутником, а ветер обдувал ее пылающее лицо, искрился колдовским черным огнем в волосах Торна, А стоило ей упомянуть прелесть лесного ливня, как по кронам дерев застучали капли, выбивая певучую дробь, точь-в-точь как копытца танцующих на крыше фавнов. Да, в те дни погода всегда нравилась девушке, чутко отзывалась на малейший ее каприз, любую прихоть.
Во время того совместного путешествия Ашалинда могла бы легко прочесть все знаки, все приметы — если бы только захотела обратить на них внимание. Не кто иной, как Ангавар-Торн призвал ветра в Мирринор, именно он исцелил в Долине Роз раны Диармида, именно перед ним благоговели те робкие трау, что плясали под луной близ долины Эммин.
О, поведай тогда Ашалинда ему свою историю целиком, без утайки — он вернул бы ей все, что она потеряла, вернул бы в ту же секунду: и голос, и лицо, и память, освободил бы ее от мук лангота. Но что потом? Она вспомнила бы месторасположение Ворот и показала бы Ангавару-Торну обратный путь в его Королевство. А он раз и навсегда бы прекратил изображать простого смертного — и она никогда не пережила бы той незабвенной радости Каэрмелора, тех благословенных дней просто не было бы — дивных дней, самых дорогих сердцу воспоминаний.
Теперь Ашалинде было совершенно ясно: тогда Торн не знал, кто она такая, даже не подозревал. Не подозревал вплоть до самого прощания. Уж верно, знай он ее историю, то не упустил бы шанса поскорее все выяснить.
Много ли известно ему теперь? Считает ли он, будто Морраган преследует Ашалинду лишь ради мести, или проведал, что она прошла через Ворота Королевства и может найти путь назад?
Ибо Торн-Ангавар, несмотря на все свое могущество, второй раз утратил возлюбленную. Морраган наслал Трех Воронов Войны разбить защитные барьеры Тамхании, пробудить дремлющее в глубинах острова разрушительное пламя. Но что же стало с королем Светлого королевства после гибели Туманного Острова? Почему он не искал нареченную, не перевернул в поисках и небо, и моря, и землю — почему не пустил в ход власть над стихиями? Потому ли, что Ашалинда так успешно изменила облик и замаскировалась, или потому, что ему более не было до нее дела?
Сидя за инкрустированным столиком, уставленным шкатулочками с драгоценными заколками и гребнями, Кейтри гляделась в зеркало, пока Ашалинда расчесывала спутанные темно-русые пряди волос девочки. Вот так же сплетались и расплетались воспоминания самой Ашалинды, воспоминания о Торне — о тех словах, что были сказаны между ними, и о тех, что так и остались невысказанными.
«Торн — это мое дайнаннское имя», — сообщил он ей при первой же встрече, в лесах Тириендора. Он даже не думал выдавать себя за Джеймса Д'Арманкорта. Его потрясающая красота, окружавшая его аура силы и могущества, его охотничьи таланты и успехи в любом деле, даже то, как ястребы и прочие птицы и звери повиновались ему, — все это уже давным-давно, в топких лесах Мирринора, заставило девушку задуматься, не течет ли в жилах Торна кровь Светлых. При помощи языка жестов она поделилась этой мыслью с Диармидом, но тот решительно опроверг ее.
Мысль девушки никак не желала облечься в знаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68