Убийство совершил не случайный вор. В этом он не сомневался. Это был кто-то, кого миссис Моор знала. Но кто? Каковы мотивы? — спрашивал он себя.
У Брауэра была привычка думать вслух в присутствии детектива Джимми Хаггерти. В четверг утром он вызвал к себе Хаггерти, чтобы проверить ситуацию.
— Если миссис Моор не заперла дверь, войти мог каждый. С другой стороны, она вполне могла открыть знакомому. В обоих случаях следов взлома нет.
Джим Хаггерти работал с Брауэром уже пятнадцать лет. Он знал, что его используют как слушателя, поэтому, хотя и имел свои соображения, не торопился их высказывать. Он никогда не забудет подслушанной реплики соседа: «Джим больше похож на продавца овощей, чем на полицейского, хотя думает он как полицейский».
Он понимал, что слова подразумевали комплимент, но знал также, что в них есть и доля истины — его мягкая, очкастая внешность не соответствовала голливудскому образу суперполицейского. Но такое несоответствие часто бывает выгодным. Его безобидное поведение располагало к нему людей, они расслаблялись и охотно рассказывали все, что ему было нужно.
— Предположим, это был ее знакомый, — продолжал Брауэр, сильно наморщив лоб. — Тогда подозревать можно почти каждого в Ньюпорте. Миссис Моор все знали и любили. Последней ее затеей были уроки живописи в «Латам Мейнор».
Хаггерти знал, что его босс не любит «Латам Мейнор» и подобные места. Его раздражало, что престарелые граждане безрассудно тратят такие огромные деньги, словно играя со своей жизнью в азартную игру. Хаггерти считал, что если теща Брауэра живет у того в доме почти двадцать лет, то босс просто завидует всем, кто может позволить своим родителям стариться в роскошном пансионе, а не в комнате для гостей у себя дома.
— Но думаю, можно исключить большинство, приняв во внимание тот факт, что убийца и грабитель миссис Моор не мог не заметить ее приготовлений к обеду, — рассуждал Брауэр.
— Стол был накрыт... — сказал Хаггерти и осекся. Он прервал босса!
Брауэр нахмурился еще больше.
— Как раз подхожу к этому. Кто бы он ни был, его не беспокоило то, что в дом вдруг придет еще кто-то. А это значит, убийцей может оказаться один из гостей.
Он помолчал.
— Пора внимательно взглянуть на них всех. Начнем сначала. Забудем все, что знаем об этих людях. — Он откинулся на спинку кресла. — Что вы думаете, Джим?
Хаггерти начал осторожно.
— Шеф, я чувствовал, что вы придете именно к этому выводу, и вы знаете, как я люблю поговорить с людьми, так что, со своей стороны, тоже поработал в этом направлении. И думаю, нашел кое-что интересное.
Брауэр задумчиво взглянул на него.
— Продолжайте.
— Полагаю, вы заметили выражение лица этого набитого чемодана, Малкома Нортона, когда миссис Вудз сказала про завещание и отказ от продажи дома.
— Заметил. Я назвал бы это шок и страх, сильно приправленные злостью.
— Всем известно, что дела Нортона сведены до собачьих покусов и разводов с разделом подержанных машин. Поэтому я заинтересовался, откуда у него деньги на покупку дома миссис Моор. Еще я откопал небольшую сплетню о нем и его секретарше по имени Барбара Хоффман.
— Интересно. Где же он взял деньги? — спросил Брауэр.
— Заложил свой дом, а это, похоже, все, что у него есть. Уговорил даже свою жену принять участие в залоге.
— Она знает о его подружке?
— Как я понял, от этой женщины ничего не ускользает.
— Тогда почему она рискует своей долей собственности?
— Именно это я и хочу узнать. Разговаривал кое с кем из риэлтеров Хопкинса, они удивлены, зачем Нортону платить двести тысяч за дом Моор. По их мнению, там требуется капитальный ремонт.
— У подруги Нортона много денег?
— Нет. Я сумел узнать только, что Барбара Хоффман хорошая женщина, вдова, одна вырастила детей и дала им хорошее образование, у нее скромный счет в банке. — Хаггерти предвосхитил следующий вопрос. — Кузен моей жены работает кассиром в банке, куда Хоффман дважды в месяц переводит по пятьдесят долларов.
— Тогда зачем Нортону этот дом? На участке есть нефть?
— Даже если есть, он не имеет права ее тронуть. Участок лежит в неприкосновенной прибрежной зоне. Строение невелико, а увеличивать его запрещено, так что вид из окна открывается только с третьего этажа.
— Думаю, лучше поговорить с Нортоном, — сказал Брауэр.
— Еще лучше поговорить с его женой, шеф. Я знаю, она слишком умна, чтобы можно было запросто втянуть ее в совместный залог без очень веской на то причины.
— О'кей, с этого и начнем. — Брауэр встал. — Кстати, не знаю, проверяли ли вы Мэги Холлоувей. Похоже, у нее все чисто. Отец оставил ей немного денег, да и сама она вполне преуспевающий фотограф, неплохо зарабатывает, так что здесь нет явных корыстных целей, насколько я понимаю. И она говорит правду о времени своего отъезда из Нью-Йорка. Портье в ее доме подтвердил это.
— Я готов с ней поговорить, — предложил Хаггерти. — Телефонный счет миссис Моор показал, что она звонила Мэги Холлоувей раз шесть за неделю до убийства. Может, она рассказала ей что-нибудь о своих гостях, вдруг что-то узнаю. — Он замолчал, потом добавил:
— Но, шеф, больше всего меня бесит невозможность узнать, что искал убийца в ее доме. Спорю на последний доллар, именно здесь ключ к разгадке.
33
Мэги проснулась рано, но ждала до одиннадцати, чтобы позвонить Грете Шипли. Она беспокоилась, так слаба показалась ей Грета вчера вечером, и Мэги надеялась, что та хорошо выспалась ночью. На звонок никто не ответил. Может, миссис Шипли стало лучше и она спустилась вниз, успокаивала себя Мэги.
Через 15 минут раздался звонок. Это был доктор Лейн.
— Мэги, у меня очень печальные новости, — сказал он. — Миссис Шипли просила утром ее не беспокоить, но час назад сестра Марксй решила ее проверить. Примерно посреди ночи она тихо скончалась во сне.
Некоторое время после звонка Мэги сидела, оцепенев от горя и злясь на себя за то, что не настояла на медицинском осмотре миссис Шипли. Нужен был независимый медицинский осмотр, чтобы определить, что с ней. Доктор Лейн сказал, что причина в сердечной недостаточности. Было видно, что ей нездоровилось весь вечер.
«Сперва Нуала, теперь Грета Шипли. Две женщины, лучшие подруги, обе умерли в одну неделю», — подумала Мэги. Она была так счастлива, так рада снова повстречать Нуалу. И вот теперь...
Мэги вспомнила, как Нуала впервые дала ей сырую глину. Хотя ей было всего шесть лет, Нуала разглядела в ней талант, нет, не художника.
«Ты не Рембрандт, — весело сказала Нуала. — Но глядя, как ты играешь с этой пластичной глиной, я вижу...»
Она поставила перед девочкой фотографию карликового пуделя Мэги по прозвищу Порги.
«Постарайся сделать его», — велела она. Это было начало. С тех пор Мэги всегда наслаждалась лепкой. Потом, однако, она поняла, что это могло быть для нее не более чем приятное хобби. К счастью, у нее появился интерес к фотографии, где она оказалась по-настоящему талантлива. Так она сделала себе карьеру. Но страсть к скульптуре не прошла.
«До сих пор помню, как приятно было мять глину, — подумала Мэги, поднимаясь на третий этаж. — Я была такая неловкая, но понимала: что-то происходит. Через глину возникала особая связь пальцев и мозга».
Узнав о смерти Греты Шипли, она поняла подсознательно, что должна прикоснуться к влажной глине. Это поможет даст время подумать, разобраться, что же делать дальше.
Она начала работать над бюстом Нуалы, но поняла, что перед нею встает лицо Греты Шипли.
«Вчера вечером она была такая бледная, — вспоминала Мэги. — Вставая, даже схватилась за кресло, а потом взяла меня под руку, когда мы шли из большого зала в столовую, Я ощущала, как она слаба. Сегодня она собиралась провести в постели весь день. Она не признавалась, но чувствовала себя очень плохо. А когда мы ездили на кладбище, она сказала, будто из нее ушла энергия».
Так было с папой, вспомнила Мэги. Его друзья рассказывали, что, пожаловавшись на головокружение, он ушел со званого обеда и рано лег спать. И никогда не проснулся. Остановка сердца. Именно это, по словам доктора Лейна, случилось с Гретой.
«Опустошена, — подумала она. — Чувствую себя такой опустошенной. Бесполезно работать теперь». Она не ощущала вдохновения. Даже глина не помогла.
Господи, еще одни похороны. У Греты Шипли никогда не было детей, значит, на похоронах будут одни друзья.
Похороны. Слово застряло у нее в голове, и она вспомнила про фотографии, которые сделала на кладбище. Они должны быть уже готовы. Надо их забрать и рассмотреть. Но для чего? Она тряхнула головой. Ответа пока не было, но она знала, что он должен быть.
Пленки она сдала в аптеке на Темз-стрит. Припарковывая машину, она вспомнила, как еще вчера неподалеку покупала наряд для обеда у Греты, как менее недели тому назад счастливая ехала в Ньюпорт на встречу с Нуалой. Теперь обе женщины мертвы. «Есть ли здесь какая-то связь?» — спросила она себя.
У фотографа ее ждал толстый пакет фотографий.
Увидев счет, служащий удивленно поднял брови.
— Вы действительно хотели все это увеличить, миссис Холлоувей?
— Да, именно так.
Она подавила желание открыть пакет немедленно. Дома она обязательно поднимется в студию и тщательно все изучит.
Однако у дома она заметила последнюю модель БМВ. Водитель, мужчина лет тридцати, поспешно отогнал машину, чтобы дать ей дорогу, потом припарковался на улице. Он вышел из машины и направился к ней, когда она открыла дверцу.
Что ему нужно? Он был хорошо одет, приятной наружности, поэтому она осталась совершенно спокойна. Но его настойчивое присутствие насторожило ее.
— Мисс Холлоувей, — сказал он. — Надеюсь, я не напугал вас. Я Дуглас Хансен. Хотел вам позвонить, но в справочнике нет вашего номера. А поскольку у меня сегодня встреча в Ньюпорте, я решил заехать и оставить вам записку. Она на двери.
Он достал из кармана визитную карточку: Дуглас Хансен, коммерческий советник. Адрес в Провиденсе.
— Один из моих клиентов сообщил мне о кончине миссис Моор. Я не был с ней знаком, но встречался несколько раз. Позвольте выразить мои соболезнования. И еще хотел бы знать о ваших планах по продаже дома.
— Благодарю вас, мистер Хансен, но я пока ничего не решила, — тихо сказала Мэги.
— Причина, по которой я хотел бы обсудить это как можно скорее в том, что, если вы решите его продать, у меня есть клиентка, заинтересованная в его покупке через меня. Ее дочь собирается разводиться и хочет иметь место, куда переехать, когда сообщит новость мужу. Знаю, что здесь много работы, но мать может позволить себе это. Ее имя вам известно.
— Возможно, нет. Я знаю в Ньюпорте совсем немногих, — ответила Мэги.
— Тогда, скажем, это имя известно многим. Поэтому они обратились ко мне как к посреднику. Осторожность не помешает.
— Откуда вообще вы знаете, что дом мой и я имею право его продать? — удивилась Мэги. Хансен улыбнулся.
— Мисс Холлоувей, Ньюпорт город маленький, а у миссис Моор было много друзей. С некоторыми из них я дружен.
«Он ждет, что я приглашу его в дом обсудить вопрос, — подумала Мэги, — но я не собираюсь этого делать». Вместо этого она произнесла:
— Как я уже сказала, я пока не знаю. Но спасибо за участие. Сохраню вашу карточку. — Она повернулась и пошла к дому.
— Позвольте только сообщить, что моя клиентка готова заплатить двести пятьдесят тысяч долларов. Думаю, это гораздо больше, чем предложение, сделанное госпоже Моор.
— Вы хорошо осведомлены, мистер Хансен, — сказала Мэги. — Похоже, что Ньюпорт слишком маленький город. Еще раз благодарю. Позвоню вам, если что надумаю. — И снова она повернулась к дому.
— Еще вот что, мисс Холлоувей. Не говорите никому о моем предложении, слишком многие догадаются, кто мой клиент, а это вызовет большие проблемы для дочери.
— Не беспокойтесь. Не в моих правилах обсуждать с кем-то свои дела. До свидания, мистер Хансен. — Теперь она прибавила шагу. Но он непременно хотел ее задержать.
— Какая большая пачка фотографий, — сказал он, указывая на пакет у нее под мышкой, когда она снова оглянулась. — Я понял, что вы профессиональный фотограф. Эта камера, должно быть, ваша отрада.
На этот раз Мэги промолчала, недовольно кивнув, отвернулась и прошла на крыльцо.
Упомянутая Хансеном записка была просунута под ручку двери. Мэги вынула ее и, не читая, открыла дверь. Потом она выглянула в окно, увидела, что Хансен уезжает, и вдруг почувствовала себя ужасной дурой.
«Начинаю пугаться собственной тени? — спросила она себя. — Этот человек, наверное, подумал, что я глупая. Зачем я так убежала? И конечно, нельзя игнорировать этот вариант. Если решу продавать, то это на пятьдесят тысяч долларов больше предложения Малкома Нортона. Неудивительно, что он так расстроился, когда Вудз рассказала про завещание, — он знал, что сделка выгодная».
Мэги прошла прямо в студню и открыла конверт с фотографиями. Настроение ее не улучшилось оттого, что первой ей на глаза попалась фотография могилы Нуалы, а на ней увядающие цветы Греты Шипли.
34
Выезжая на дорогу, ведущую к дому родителей, Нейл Стефенс обратил внимание на деревья на их участке, листья на них уже полыхали золотом, янтарем, рубином и пурпуром.
Остановившись, он залюбовался осенними цветами вокруг дома. Мама обняла его и погладила рукой по голове. Знакомый жест, который он помнил с детства.
— О Нейл, какое счастье снова увидеть тебя! — воскликнула она.
За ней появился отец, улыбкой показывая, что тоже рад его видеть, хотя приветствие было не столь бурным.
— Запаздываешь, приятель. Мы начинаем через полчаса. Мама приготовила бутерброды.
— Забыл свои клюшки, — сказал Нейл, но спохватился, увидев ужас на лице отца. — Извини, это шутка.
— Не смешно. Пришлось уговаривать Гарри Скотта сыграть с нами начало. Если мы хотим взять восемнадцать лунок, то лучше не опаздывать. Пообедаем в клубе. — Он обнял Нейла за плечи. — Рад, что ты здесь.
Где-то посередине игры отец заговорил про то, о чем упомянул по телефону.
— Одна из старушек, налогами которой я занимаюсь, на грани нервного срыва, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33