https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/s-dushem/Grohe/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— По воде, любовь моя. Или пешком.
— Мне нужны новые туфли.
— Вы привыкнете плавать по каналам, и вас не будет выворачивать наизнанку.
— Есть вещи, которые нам не подвластны, милорд, — ответила она скромно. — А что такое Палаццо Верди?
— Дворец моего друга, чьи карманы настолько пусты, что он готов поверить моим сомнительным кредитам.
— Дворец? — поразилась Жизлен.
— Венецианские дворцы гораздо более скромны, чем английские или французские, — небрежно ответил Николас. — Кроме того, я, как ни как, английский дворянин, и это накладывает на меня определенные обязательства.
Ворча что-то себе под нос, к ним подошел Трактирщик.
— Вам придется раздобыть денег Блэкторн, — сказал он. Эта прогулка по Европе не пошла на пользу нашим карманам. Лучше бы мы поехали прямо Париж.
Как всегда, Николаса ничуть не удивило то, что слуга говорит с ним на равных.
— Дама отказывалась ехать в Париж, — ответил он.
Трактирщик странно на нее посмотрел. После первой ночи, которую они провели на континенте, когда Николас пришел к ней в комнату, отношение к ней Трактирщика изменилось. Он не смотрел на нее, старался заговаривать только тогда, когда это было необходимо, держался по возможности в стороне. Жизлен не могла понять, в чем причина. Возможно, он ревновал, — хоть это, конечно, и выглядело странно, но она знала, что слуги часто бывают собственниками, — или чувствовал себя перед ней виноватым.
Виноват был только Николас, хоть он и не желал в этом признаться. Она посмотрела на него при ярком свете итальянского солнца, на его сильное тело, красивое лицо, язвительную улыбку, и подумала о том, сколько еще ей предстоит терпеть.
Он оказался прав. Палаццо Верди оказалось более чем скромным. Сырой полуразрушенный дом был куда хуже людской в Энсли-Холле, ему было далеко даже до незамысловатого уюта «Красного петуха». Немногочисленные слуги говорили только по-итальянски, были бедно одеты и нерасторопны и беспорядок вокруг был невообразимый.
Жизлен не приходилось оказываться в подобной грязи с тех пор, как она покинула улицы Парижа.
Она вошла вслед за Николасом в салон, и он остановился, оглядывая пыль и плесень.
— Похоже, де Бруни не слишком заботится о чистоте, — сказал он небрежно, и, повернувшись к Жизлен, добавил, — я ухожу.
Ее очень удивило, что он счел необходимым ее предупредить, и она, не удержавшись, спросила:
— Вы вернетесь к ночи?
— Могу ли я тешить себя надеждой, что вы передумали, и позволите мне разделить с вами постель? — поинтересовался он насмешливо.
— Нет, — ответила она.
— Ну, что ж, я полагаю, сегодня ночью у меня найдется другое занятие. Я должен пополнить наш быстро тающий капитал, как верно заметил Трак, а самый надежный способ сделать это — посетить игорный дом.
— А если вы проиграете?
— Дорогая, я никогда не проигрываю.
— Вы что, передергиваете карту? — Жизлен сказала это намеренно, чтобы вывести его из терпения.
Глаза Блэкторна сузились, но он не показал ей, что его чувства задеты.
— Нет, — спокойно сказал он, — я просто очень хорошо играю. — Он еще раз осмотрелся вокруг с явным неудовольствием. — Сделайте, что вы найдете нужным, чтобы вам было тут удобней. Трак поможет вам, потому что здешние слуги, кажется, не способны понять ни одного английского слова. — Он подошел к ней и взял ее за подбородок, — и не вздумайте убежать, ma petite, — я пока еще не собираюсь вас отпускать.
Жизлен вдруг неприятно поразилась, подумав, что она и не собирается бежать. Она сказала себе, что просто хочет усыпить его бдительность. Здесь, в Венеции, где у него столько возможностей развлечься, он наверняка оставит ее в покое, и у нее будет время все как следует обдумать.
— Вы найдете меня здесь, когда вернетесь, — ответила она, желая, чтобы он не прикасался к ней.
Желая, чтобы он прикоснулся к ней своими красивыми губами.
Он не целовал ее с тех пор, как она приказала ему уйти. Но Николас Блэкторн был не из тех, кто подчиняется. Если бы он хотел ее поцеловать, его бы ничего не остановило.
На мгновение ей показалось, что его длинные пальцы сейчас приласкают ее. На мгновение ей показалось, что сожаление и страсть затаились в его темных глазах. Но он резко повернулся и ушел.
Она стояла одна посреди комнаты и старалась собраться с мыслями. Вокруг пахло плесенью и рыбой, и ей не хотелось так жить. Расправив плечи, Жизлен отправилась в холл и застала там Трака, который кричал на слуг.
— Убрать, — говорил он громко и медленно, вы должны убрать.
— Они не придурки и не глухие, — попыталась успокоить его Жизлен, разглядывая трех женщин и двоих мужчин, из которых состоял обслуживающий персонал Бруни. Все они были плохо одеты, неряшливы, явно недовольны вторжением в дом иностранцев, и искренне не понимали, чего от них хочет Трактирщик. — Они не понимают по-английски, — добавила она.
— Чертовы иноземцы, — выругался Трактирщик.
— Мне кажется, это мы иноземцы, — сказала Жизлен. Она повернулась к старшей из женщин, решив по тому, как та выглядела и вела себя, что это экономка. — Послушайте, — обратилась она к ней на беглом итальянском, которому обучила ее когда-то гувернантка. — Этот дом позорит не только всех вас, но и вообще жителей Венеции. Неужели вам хочется, чтобы его светлость, вернувшись в Англию, рассказывал, что ваш город населен свиньями, которые валяются в собственном навозе?
Один из мужчин двинулся к ней, и в его темных глазах сверкнул гнев, но женщина движением руки заставила его остановиться.
— А почему мы должны убирать для таких, как вы? — спросила она, и ее итальянский показался Жизлен более плавным и красивым, чем ее собственный.
— Только для того, чтобы вы сами могли гордиться собой, вот и все, — твердо сказала она. — Если вашему хозяину все безразлично, то нам — нет. Если вы не сможете привести этот дом в порядок, то мы найдем людей, у которых это получится.
— Вы не сможете выставить нас на улицу, — с горячностью ответил младший из мужчин.
— Я смогу выбросить вас в канал, если захочу, — мрачно ответила Жизлен. — Решайте сами. Я бы хотела, чтобы вы начали с салона, вымыли пол, выкинули мусор. Потом уберете кухню, и нам понадобятся, — она чуть замялась, — три спальни. Одна для господина Трактирщика, другая для господина Блэкторна и третья — для меня. Все должно быть готово к вечеру. Вам понятно?
— Три спальни, синьора? — черные глаза экономки глядели на нее с сочувствием. — Тогда, может быть, лучше две пососедству?
Если женщина надеялась, что Жизлен покраснеет, то она просто не знала, с кем имеет дело…
— Я уверена, что его светлость господин Блэкторн сумеет меня найти, если пожелает, — сказала она резко. — Может быть, все же начать с кухни? Я проголодалась, но я не смогу взять в рот еду, приготовленную в доме, где царит такой беспорядок. Отведите-ка меня туда. — И она принялась закатывать широкие рукава платья.
Вероятно, она удивила экономку.
— Мы начнем..? — переспросила она. — Может, я чего не поняла?
— Вы все правильно поняли. Мы будем работать вместе. Я привыкла к труду и презираю лень. На кухню, синьора.
— Меня зовут Луиза, синьора, — сказала женщина, с трудом оправившись от удивления. — Сюда, пожалуйста.
Жизлен пошла за Луизой, другие слуги последовали за ними, а замыкал процессию изумленный Трактирщик.
— Закрой рот, Трак, — ласково сказала Жизлен, — иначе подцепишь какую-нибудь опасную болезнь, здесь отравленный воздух. Пойди поищи рынок и принеси нам каких-нибудь продуктов.
— Но я не знаю ни слова по-итальянски, Мамзель, — возразил Трактирщик, потрясенный тем, что она говорит на этом языке.
— У тебя есть деньги и этого достаточно, — и Жизлен смело шагнула в чрево сырого, старого дома, который лишь в насмешку можно было назвать дворцом.
В час ночи она впервые с тех пор, как они высадились на континент, улыбнулась. Хотя дом еще не был убран целиком, самый большой салон и спальни имели вполне приличный Вид. Кухня оказалась в лучшем состоянии, чем жилые помещения, что, впрочем, не показалось странным Жизлен. Она догадалась, что нерадивость слуг объяснялась скорее нежеланием работать у хозяина-иностранца, а не врожденной ленью.
Тем не менее она здорово потрудилась бок о бок с ними — скребла, мыла, подметала, и, когда Трактирщик вернулся с двумя корзинами, полными до верху хлеба, фруктов, риса и рыбы, она заставила работать и его, не обращая внимания на его сетования.
Жизлен очень устала. Тело ее ныло, зато душа наслаждалась, когда они, усевшись все вместе вокруг чистого стола, ели незамысловатую еду, которую приготовила она вместе с Луизой.
Тем временем молодой слуга, Гвидо, который был прежде так враждебно настроен, ната-скал для нее наверх горячей воды, чтобы она могла принять ванну, а одна из служанок дала ей чистые простыни. Жизлен завоевала их расположение. Если бы дело дошло до войны между нею и иностранцем, который платил им жалованье, они бы сейчас наверняка встали на ее защиту.
Ванна была полна восхитительной горячей воды. Она как следует оттерла свое тело, несколько раз вымыла голову. Белая ночная сорочка была сшита из толстого полотна, мягкого от бесчисленных стирок, и доставала до самого пола. Забравшись в чистую узкую постель, которую приготовили для нее в маленькой комнате, находившейся в передней части дома, Жизлен ощутила наслаждение.
Для Николаса приготовили комнату хозяина. Его одежду выстирали и повесили сушиться, сырой полог сняли с кровати, вытрясли и проветрили на воздухе, полы вымели и вымыли. Но и безупречно чистый, дворец выглядел обветшалым и мрачным. Подходящее жилье для британского распутника.
Хотя она очень устала, сон пришел к ней не сразу. Утомленная тяжелой работой и горячей ванной, Жизлен все же не могла успокоиться, | что-то мешало ей. И уже начав засыпать, она вдруг с ужасом осознала, что ей не хватает Николаса.
Когда она проснулась, свет в комнате был тусклым и чуть зеленоватым. У нее не было часов, и она могла лишь догадываться, что время близится к полудню и что она не одна в маленькой комнате, которую выбрала для себя.
Жизлен открыла глаза. На единственном стуле, который был в комнате, сидел Николас. Он вытянул ноги и чувствовал себя непринужденно. Он был одет в черное с головы до ног, длинные спутанные волосы падали ему на лицо.
Она не ожидала от него благодарности за то, что дом приведен в порядок, и, слава Богу, не получила ее. Он просто смотрел на нее, и напряжение постепенно нарастало.
— Да, — произнес он наконец, и она не стала притворяться, что не поняла его.
Он встал, подошел к ней и протянув руку, дотронулся до простой ночной сорочки.
— Где вы это взяли?
— Мне одолжила ее одна из служанок.
— Вам больше не придется надевать то, что носят слуги. Сегодня придет портниха и снимет с вас мерку.
— Я не приму от вас ничего.
Блэкторн наклонился над ней, и с трудом сдерживая откровенную ярость, прошипел:
— Вы примите от меня все, что я захочу. Одежду, пищу, драгоценности. Точно так же, как приняли мое тело.
— Вы не оставили мне выбора.
— Вот именно. Помните об этом, прошу вас, — выпрямившись, он отошел, и Жизлен представила себе, что он может сейчас чувствовать. — Мы приглашены к маркизе Брамли сегодня вечером, и примем приглашение.
— Вы возьмете с собой пленницу? — съязвила Жизлен, не желая признавать поражения.
Его улыбка в утреннем свете показалась ей еще более холодной, чем прежде.
— Я возьму с собой послушную любовницу в красивом платье и драгоценностях. У меня была удачная ночь.
Жизлен смотрела, как он уходит. Она не хотела получить от него красивую одежду. Она не хотела его драгоценностей. Она не хотела быть его содержанкой.
Но было то, чего она очень хотела, что-то, чего он не мог ей дать, ибо у него этого просто не было, — способности любить.
И с ее стороны было величайшей глупостью этого желать.
21
Жизлен не носила такой дорогой одежды больше десяти лет. Она стояла, притихнув, пока синьора Баньоли снимала с нее мерку, что-то закалывала и прилаживала, бормоча себе под нос непонятные ей слова. Николас сидел, развалясь в кресле, и наблюдал. Жизлен не знала, да и не хотела знать, как относится портниха к тому, что джентльмен наблюдает за ее занятиями. Скорее всего она привыкла к подобному. Она не могла не заметить, что на пальце у Жизлен нет обручального кольца, и наверняка пришла к определенным выводам, причем вполне справедливым.
Жизлен посмотрела на себя в зеркало и застыла. Слуги прибрали в гардеробной, которая находилась по соседству с хозяйской спальней, и она одевалась там, не желая воевать с Николасом. Ее платье было сшито из шелка глубокого, темно-розового цвета, низкий вырез открывал шею, а облегающий силуэт подчеркивал стройность фигуры. Платье не было вызывающим — оно было предназначено для молодой и красивой женщины. Она сама причесалась, удивляясь, что у нее это так ловко получается. На ней было великолепное кружевное белье, тончайшие шелковые чулки и изящные, сидевшие точно по ноге, туфли, расшитые драгоценными камнями. Она посмотрела на свое отражение, и когда из зеркала на нее взглянула очаровательная женщина, ей захотелось разрыдаться.
Это все был обман, сплошной обман. Где та девочка, что торговала своим телом, чтобы накормить брата? Где та девочка, что убила человека, который довел ее до подобного позора, где та, что сделала все, чтобы убить другого мужчину, которого она обвиняла в своих несчастьях? Где та женщина, что работала бок о бок с простыми людьми в Париже? Где повариха из английской усадьбы? Где подруга Элин? Где та, что лежала безмолвно и неподвижно рядом с Николасом Блэкторном?
Все они были, все они исчезли. У красавицы, которая глядела на нее сейчас, были нежные губы, ласковый взор и жаждущее любви сердце. И лишь надежда, что Николас не станет вглядываться в нее слишком пристально, давала ей силы.
Жизлен неторопливо и легко спустилась по ступенькам, чувствуя, что он наблюдает за ней, хотя в его глазах ничего не отражалось. Тонкий рот искривился в самодовольной ухмылке, и он с шутливой любезностью склонился над ее рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я