унитаз cersanit 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но она дала ему слово, и даже если он не ожидал, что она его сдержит, то она должна оставаться честна перед собою.
Блэкторн даже раздобыл метлу где-то в разрушенной части дома, но поднятые им тучи пыли чуть не испортили то, что она готовила на ужин, и Жизлен, забрав у него инструмент, которым он так неловко пользовался, уговорила его посидеть у огня, досадуя на себя за то, что не испытывает сейчас к нему прежней злости.
Трактирщик выполнил поручение лучше, чем можно было ожидать, добыв масла, сливок, яиц и кусок острого, выдержанного сыра. Пока мужчины чем-то занимались в соседней комнате, Жизлен сотворила настоящее чудо — сладкий крем с яблоками, оставшимися от прошлогоднего урожая, крестьянский омлет с картофелем и еще сварила кофе, настоящий, чудесный кофе. Если бы была ее воля, она бы завершила трапезу этим чудесным напитком. Пожалуй, если что-то в жизни и доставляло ей удовольствие, так это был кофе, и она с наслаждением вдыхала его аромат, пока он закипал на огне. У стола было только три ноги, и Жизлен подтащила его к стене. Она аккуратно разложила омлет по тарелкам, разлила кофе в кружки, и, присев, стала ждать. Она не надеялась на благодарность, и не услышала ее. Николас шлепнулся на стул, что само по себе было весьма неразумно, учитывая ветхость всего, что их окружало, протянул руку и, забрав ее тарелку, поменял на свою.
— Вы не возражаете, я надеюсь? — с деланной любезностью спросил он.
— Ничуть, — ответила Жизлен.
Трактирщик внимательно следил за происходящим, и его маленькие хитрые глазки бегали туда-сюда.
— Может, лучше возьмете мою? — спросил он, и взял тарелку своего хозяина. — Мамзель уж очень хитрая.
— Если хотите, я съем все, — предложила Жизлен, — я проголодалась, а еда остынет, пока вы спорите. Выберете себе наконец тарелки и дайте мне спокойно поужинать.
Николас откинулся на спинку стула.
— Насколько я понимаю, это вызов. Нельзя, чтобы она считала нас трусами, Трак. У каждого из нас есть один шанс из трех остаться в живых. Если, конечно, она не решила угрохать разом нас обоих, а заодно и себя, как в трагедии Шекспира.
— Поверьте, — сказала Жизлен, — что я теперь не желаю умирать только ради того, чтобы вы получили по заслугам.
Блэкторн с Трактирщиком уже успели откупорить бутылку бренди, пока были в соседней комнате, и теперь, взяв ее кружку, он плеснул в нее солидную порцию крепкого напитка.
— Обойдемся без мук, я правильно понял? Отлично. Мучиться очень утомительно.
— Вероятно, вы судите по собственному опыту.
— Но я-то был вынужден терпеть. А вообще святые ужасно скучны, я предпочитаю грешников.
— Не сомневаюсь.
Омлет получился нежнейший, несмотря на то, что она не положила в него специй, опасаясь, что Блэкторн, приняв тмин за какой-нибудь неизвестный ему вид мышьяка, выкинет все в огонь.
Когда наконец он приступил к еде, она заметила, что аппетит у него лучше, чем в предыдущие дни. В его глазах зажглись странные огоньки и это насторожило Жизлен. Похоже, что, увезя, ее из Энсли-Холла, он не овладел ею, ожидая подходящего момента, а теперь час настал. Впрочем, она не знала, ощущает она испуг или облегчение. Его слова подтвердили ее подозрения.
— Я хочу, чтобы ты сходил в город, Трак, — сказал он как бы между прочим, берясь за кружку, которую он, покончив с кофе, наполнял бренди. — Мы проезжали мимо гостиницы, до нее миль пять не больше, ты можешь снять там себе комнату. И узнай, нет ли каких-нибудь вестей из Лондона. Думаю, Джейсон Харгроув выздоравливает, иначе бы мы что-нибудь о нем услышали. И еще, спроси, нельзя ли найти мастеров, чтобы починили крышу. Кроме того, присмотрись, нет ли там девушки с такой же фигурой, как у Мамзель. Она, наверное, устала ходить в одежде великанши.
— Элин не великанша, — возмутилась Жизлен.
— Значит, все же есть человек, который вам не безразличен. А я-то думал, вы разучились чувствовать, — сказал Николас. — Только не думайте, что Элин сможет вам помочь. Возможно, она к вам тоже привязана, только едва ли станет гоняться за вами по всей стране. Больше вы ее не увидите, моя крошка. Смиритесь с этим.
— Я смирилась три дня назад, когда вы утащили меня из Энсли-Холла.
— Это было четыре дня назад. Приятно слышать, что время для вас более стремительно промелькнуло. Я понимаю, что был неоправданно жесток, тогда как вы хотели всего-навсего меня убить. Случается, что меня выводят из себя сущие пустяки. — Он сделал еще глоток. Трактирщик встал и направился к двери.
— Когда мне вернуться? — спросил он, и Жизлен впервые заметила, что, обращаясь к хозяину, он почти никогда не употребляет ни имени, ни титула.
Николас даже не взглянул на него, — он улыбался Жизлен мечтательной и сочувствующей улыбкой.
— Завтра к вечеру, — ответил он. — Отдыхай. «Значит, вопрос, где кому спать решен», — думала она, стараясь не выказать беспокойства. Она поднялась, неторопливо убрала со стола, убеждая себя не отчаиваться. Она переживала и худшее. Как-нибудь переживет и Николаса Блэкторна.
Недели после того, как они с Шарлем-Луи добрались до Парижа, превратились в сплошной кошмар. Днем они прятались, опасаясь разъяренной черни — потому что даже грубая одежда не могла скрыть их благородного происхождения. Когда становилось темно, они добывали еду и спасались от тех, кто царствовал по ночам.
Жизлен помнила день, когда это случилось, помнила слишком хорошо. Двадцать третьего термидора по новому французскому календарю. Они голодали уже двое суток, и Шарль-Луи плакал, не переставая. Она оставила его на дорожке позади пивной, считая, что это достаточно безопасное место, а сама пошла искать хоть какой-нибудь еды. Она нашла куда больше, чем предполагала.
Жан-Люк Мальвивэ. Она не могла забыть его лица — маленькие лукавые глазки, длинный острый нос, тонкие губы. Она понимала, что он был тогда молод, но ей, в ее восемнадцать лет, он показался очень взрослым. Скорее всего ему было не больше тридцати, но по его лицу невозможно было определить возраст. Оно было порочным, хотя тогда она этого не поняла.
Он нашел ее, когда она стояла на коленях возле мужчины, только что вышедшего из пивной. Мужчина смог сделать всего несколько шагов — до того он был пьян, а потом свалился прямо на тротуар.
Жизлен наблюдала за ним из-за угла, и, быстро подскочив, принялась опустошать его туго набитый кошелек, когда чья-то сердитая рука, схватив ее за плечо, с силой потянула вверх. Мужчина выругался, когда свет упал на ее лицо.
— Есть лучшие способы зарабатывать на жизнь, красавица, — сказал он, откидывая грязной рукой волосы, закрывавшие ей лицо. Она и сама была не чище после нескольких недель жизни на улицах, но отпрянула в отвращении.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Ты, наверное, недавно в городе, раз еще не научилась сводить концы с концами. Я могу отвести тебя туда, где у тебя будет красивая одежда, где ты сможешь принять ванну, если захочешь, и где тебя будет вдоволь еды. Много, очень много еды.
Жизлен смотрела на него, онемев от растерянности. Она все еще была наивна, несмотря на недели, проведенные в Париже, и не поняла, о чем он говорит. А еще она боялась заговорить.
Она попробовала вырваться, но ничего не получилось. Она хотела позвать на помощь, но, не успев открыть рот, уже знала, что навлечет на себя вместо одной беды две. Ей оставалось лишь плестись за ним, спотыкаясь, по улицам, а он оставлял без внимания ее жалкие попытки сопротивляться.
— Тебе понравится у мадам Клод, — заверил ее Мальвивэ. — Надо только быть послушной, и ты заживешь гораздо лучше. Радуйся, что тебе посчастливилось родиться с хорошеньким личиком. Это лучше, чем голодать на улице, девочка.
Дом оказался даже слишком теплым, и был полон девушек с молодыми лицами и глазами старух, с чистыми руками и ухоженным телом. Когда она пробовала драться, ее били, когда отказывалась говорить, ее принуждали. Мадам Клод окинула ее опытным взглядом, и ее угрюмое лицо стало довольным, и она дала Мальвивэ горсть монет. Она обрадовалась еще больше, когда грубая служанка, которая купала Жизлен и бессовестно ее разглядывала, сообщила ей, что к ним попала последняя живая девственница в распутном городе Париже.
— Нам повезло, — согласилась мадам Клод, — мы хорошо на ней заработаем. Пожалуй, надо будет дать Мальвивэ лишнее су, он привел ко мне настоящее сокровище.
Она тогда впервые услышала его имя, имя человека, который продал ее в публичный дом за горсть монет. Прошло время, много времени, и она убила его за то, что он с ней сделал. Вот так убьет она и Николаса Блэкторна.
Трактирщик принес ей воды, прежде чем уйти. Она не была расположена стать служанкой и судомойкой Блэкторна, но мытье посуды оттягивало уже близкую развязку. И, чувствуя на себе взгляд его безжалостных темных глаз, Жизлен впервые за много, много лет струсила.
Она принялась скоблить деревянный стол. Она была француженкой и потому знала, как это делается. Вскоре на трехногом столе не осталось ни единого пятнышка. Николас молча сидел, вытянув ноги, распустив шейный платок и наблюдал, как она хлопочет.
— Может, остановитесь? — лениво поинтересовался он, как раз, когда она решала, не помыть ли ей пол, — или вы все еще надеетесь оттянуть неизбежное?
Жизлен стояла очень тихо и смотрела на него.
Она не собиралась снова с ним бороться, давно поняв, что это бесполезно. Ножа у нее не было — предусмотрительный Трактирщик позаботился об этом — она ничего не могла сделать, разве что толкнуть его в огонь.
— Я не намерена помогать вам меня насиловать.
Николас улыбнулся, и показался ей сейчас особенно красивым в мерцающем свете камина.
Она почему-то вдруг с ужасом подумала, что ей будет трудно устоять перед ним.
— Я очень хорошо умею заставлять людей делать то, что мне хочется, — сказал он мягко, и поднялся с места. Его фигура отбрасывала длинную тень, и он показался ей еще более высоким, чем был на самом деле, и очень опасным. «Воображение тут не при чем», — подумала Жизлен. Ей очень не хотелось признаваться себе в том, что она поняла причину своего страха.
Николас медленно, осторожно ступая, прошел по комнате. Она застыла на месте, ожидая, и уговаривала себя не двигаться, когда он дотронулся до нее, закрыть глаза, и погрузиться в себя, и тогда все скоро кончится. Убеждала себя, что, начав сопротивляться, сделает хуже.
Но, когда он протянул руку и коснулся ее плеча, она, не выдержав, размахнулась и с силой ударила его по красивому высокомерному лицу.
11
Николас отпрянул от неожиданности, но не убрал руки с ее плеча.
— Вы ведете себя неразумно, Жизлен, — тихо сказал он, и в его небрежном тоне зазвенел гнев, которого он не мог скрыть. — Разве вам неизвестно, что обо мне говорят?
— Уберите руки! — она попробовала вырываться, но его пальцы теперь уже больно впились в ее плечо.
— Обо мне говорят, что я сумасшедший. Совсем пропащий человек, без совести и чести. Говорят, что тот, кто попадается на моем пути, рискует жизнью, и большинство старается держаться подальше от меня и моего буйного нрава.
— Это правда?
— Что именно?
— Что вы сумасшедший.
Он молча, довольно долго смотрел на нее, а потом произнес:
— Вероятно да, потому что я, несмотря ни на что, хочу вас. — Он прижал ее к себе и поймал губами ее рот. Жизлен напрасно пыталась вырваться, он был слишком большой, слишком сильный, его руки слишком крепко прижимали ее к его возбужденному телу. Она пыталась отталкивать его, но руки ее были зажаты, пыталась освободиться от его хищного рта, который источал запах бренди, кофе, решительности и желания. А она бы предпочла, чтобы это был запах яда. Она ненадолго затихла, а потом с силой ударила его коленом в пах.
И все же, он оказался слишком ловким, и, успев увернуться, схватил ее и, повалив на кровать, подмял под себя, так и не отпустив ее губ, а ей хотелось кричать.
Все бесполезно. Ее никто не услышит. Она уже не раз переживала насилие. Переживет и теперь. Жизлен закрыла глаза, и перестала его видеть, исчезла, спряталась в тесное маленькое пространство внутри себя, туда, куда не проникнуть ни ему, ни кому-то другому.
Она плохо понимала, что произошло, когда он оторвался от нее. Она лежала спокойно, ожидая, что он начнет срывать с нее одежду. Но, вероятно, он решил вести себя спокойней, просто задрать ей юбку, накрыть с головой, а потом, когда все будет кончено, опустить. Для нее это больше не имело значения. Она сейчас ничего не ощущала.
Его руки скользнули по ее щеке, пальцы запутались в длинных, распущенных волосах, шелк манжет коснулся саднящих губ. Она ждала, ждала жестокости, которая бы помогла ей впасть в забытье, но ничего не было. Ничего, кроме потрескивания дров в камине и его дыхания, тяжелого, но постепенно становившегося более мерным.
И, наконец, неохотно, когда тишина окончательно заполнила комнату, Жизлен открыла глаза. Оседлав ее, он смотрел сверху вниз со странным выражением.
— Вы вернулись, — сказал он.
Она напряглась, ожидая, что он снова примется за свое. Но он не двигался, и лишь зажав ее лицо меж ладоней, продолжал напряженно вглядываться в ее глаза.
— Вернулась? — спросила она почти шепотом. Ее голос стал хриплым, как будто она долго кричала.
— Из того крохотного мира, где вы прячетесь, — сказал он, поглаживая большими пальцами ее мягкие губы.
Когда-то давно, одна женщина, много старше ее, в гостинице, где она работала на кухне, пыталась ей объяснить, в чем состоит радость супружеской жизни. Старая женщина уверяла, что дело не в самом акте любви, значение которого, как она полагала, многие склонны преувеличивать, а в ласках до и после него. Близость — это просто сделка, на которую вынуждена идти женщина.
Тогда Жизлен с недоверием отнеслась к услышанному. Никакие ласки ни до, ни после не могли сделать все это хотя бы приемлемым для нее. Кроме того, другая женщина, мать шестерых жизнерадостных детишек в отличие от старой Мэг утверждала, что с подходящим мужчиной — постель не цена, которую приходится платить, а награда. Последнее поразило Жизлен еще больше и показалось ей вовсе не правдоподобным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я