– Извините. Просто вы… Нет, вы никоим образом не напоминаете мне младшего брата, потому что у меня никогда не было младших братьев. У меня был – и есть – старший брат, который близок к тому, чтобы его признали недееспособным, но его-то уж вы точно мне не напоминаете. – Этого еще не хватало! По-моему, она начала болтать лишнее. – Но мне всегда хотелось иметь младшего братишку, и, когда я представляла его себе, он был похож на вас. Такой… идеальный и очень милый. Понимаете?
Малдун рассмеялся, отвернулся, потом снова обратился к Джоан, задумчиво почесывая затылок.
– Что ж, это просто здорово. – Он хотел сказать что-то еще, запнулся, опять захохотал и, похоже, вконец растерялся.
Надо будет запомнить: никогда не называй «морского котика» очень милым. Даже если это правда.
– Так что же вы на самом деле имели в виду, когда говорили «ну и что дальше»? – поинтересовалась Джоан, пытаясь отвлечь Малдуна от осознания того факта, что она сумела всего за несколько секунд сначала рассердить, а потом полностью смутить его.
И он заговорил.
– Я сказал «ну и что», потому что мы, конечно же, сможем преодолеть всю полосу препятствий в рекордно короткое время. Нас специально тренировали для этого. Это здорово, но для нас не представляет большого труда. Но, понимаете, иногда нам приходится проникать в. такие места, которые тщательным образом охраняются или куда почти невозможно попасть, и спасать заложников. Мы вытаскиваем оттуда людей и перемещаем их в безопасные места. В большинстве случаен заложники, которых мы выручаем, люди самые обычные, никогда не тренировавшиеся на прохождение полосы препятствий. Некоторые из них бегают лишь в тех случаях, когда закрывается магазин, а шоколадные конфеты в доме кончились.
– Лейтенанту Малдуну полагается за память награда «Стремись и соответствуй»!
– И я хочу вам показать, как будет действовать команда «морских котиков», если им придется спасать совершенно неопытного и физически не тренированного человека.
– Вот оно что! Такого, как я.
– Совершенно верно. Именно такого, как вы.
Они подошли к полигону, и Джоан сразу указала на предмет, который Малдун назвал «грузовой сетью», – раму, на которую вертикально и горизонтально были натянуты толстые канаты. С виду она действительно напоминала большую рыболовецкую сеть, а в высоту была не меньше пятидесяти футов.
– И вы думаете, что сможете перетащить меня через эту штуковину, и я при этом останусь цела и невредима?
– Я не думаю. Я знаю, что мы это сделаем.
Джоан внимательно посмотрела на сеть, затем перевела взгляд на лейтенанта и рассмеялась. Если они перетащат ее через это препятствие, значит, смогут сделать то же самое и с Брук. Ну разве не чудесная получится фотография для первой полосы?
– О'кей, Суперкотик, – кивнула Джоан ДаКоста. – Посмотрим, как вы справитесь с этой задачей.
Глава четвертая
– Сейча-а-с меня нет дома, – протяжно заговорил автоответчик Рене. – Но я с удовольствием побеседую с тобой позже. Оставь свое сообщение после сигнала, любовь моя, и я тебе перезвоню.
– Рене, это Мэри-Лу. Позвони мне сразу же, как прослушаешь это сообщение. Пожалуйста, это очень важно. Мне необходимо срочно поговорить с тобой.
Боже мой, никого нет дома! Так уж никого. Да, никого. Правда, Мэри-Лу не могла похвастаться большим количеством друзей и подруг, которым всегда могла бы в случае чего поплакаться в жилетку. Среди близких можно было назвать сестру Джанин и разве что куратора по группе анонимных алкоголиков Рене. Вот и весь коротенький список.
Мэри-Лу заранее позвонила няне из детского центра, сделав это сразу же, как только очутилась дома. Она спросила, можно ли ей сегодня забрать Хейли не строго в четверть третьего, как обычно, а немного позже.
Миссис Устенски заверила ее, что Хейли уже зевает и, скорее всего, сейчас заснет, поэтому малышку пока что можно никуда не увозить.
И вот на какое-то время Мэри-Лу оказалась предоставленной самой себе. Она сидела на кухне в полном одиночестве и медленно закипала от злости.
При этом ей так сильно хотелось выпить, что она чувствовала, как волосы у нее на голове буквально встают дыбом.
Впрочем, она могла запросто позволить себе такую роскошь. Раз уж Хейли осталась пока что под присмотром миссис Устенски, сама миссис Старретт могла бы отправиться в «Божью Коровку». Она войдет в зал, и ее тут же со всех сторон начнет обволакивать прохладный полумрак. Она вдохнет такой приятный запах пролитого крепкого пива, а потом…
Мэри-Лу вцепилась в телефон и снова принялась судорожно набирать номер Рене. Но на другом конце провода опять послушно включился автоответчик. Мэри-Лу швырнула трубку на рычаг и вышла из дома.
Нет, Рене и Джанин – не единственные ее друзья. В списке еще значился сумасшедший Донни, ее сосед.
Он был дома. Впрочем, он всегда был дома. Сумасшедшие люди, как правило, практически никогда не покидают свое жилище.
По лужайке она быстро добралась до его домика. Потопила в звонок, потом принялась стучаться. Не дождавшись ответа, женщина крикнула:
– Донни, это я, Мэри-Лу! К тебе можно? Открой, дорогуша.
Она снова и снова звонила, пока наконец занавеска на стеклянной двери не отодвинулась и не появился сам Донни. Он, разумеется, сначала должен был проверить, уж не пришелец ли к нему стучится – с тем, чтобы ворваться в дом и высосать его мозги.
– Что тебе надо? – спросил Донни, но дверь открывать не торопился. К этой двери он приделал штук сорок задвижек, и, чтобы открыть их все, ему требовалось не меньше пяти минут. Если бы в его доме начался пожар, он наверняка не успел бы выскочить наружу и сгорел бы заживо в своей берлоге.
– Пожалуйста, впусти меня к себе! – жалобно выкрикнула Мэри-Лу.
Сэм называл Донни «чокнутым» и закатывал глаза к потолку всякий раз, когда Мэри-Лу относила соседу домашнее печенье или кусок пудинга. Нет, он, конечно, не боялся за безопасность своей супруги, когда та ходила навещать психически ненормального человека. Сэму было неприятно, что визиты Мэри-Лу привели к печальному результату. Теперь Донни считал ее своей подругой. Когда Донни единственный раз за все время, пока Старретты жили здесь, выбрался из своего дома, он выставил на соседскую лужайку несколько зеркальных рефлекторов, расположив их строго по окружности. А потом вполне серьезно объяснил соседям, что это поможет предотвратить посадку кораблей пришельцев на их газон.
Сэм, конечно, никаких грубостей в лицо Донни не говорил. Он старался быть вежливым, даже когда тот заявил, что Сэм отстает от Бога всего на полшага, потому что является «морским котиком» ВМС США. Сэм ворчал на Мэри-Лу за то, что она приваживает к себе «маленького уродца». Конечно, такое обращение сильно расстроило бы Донни, но, слава Всевышнему, он ни разу не слышал лично, как Сэм награждает его подобными эпитетами.
– Я не могу открыть тебе дверь, – отозвался Донни. – Сегодня это опасно делать.
Мэри-Лу успела заметить, что он надел на голову свою любимую шляпу, аккуратно обмотанную алюминиевой фольгой. Это делалось для того, чтобы пришельцы не смогли прочитать мысли Донни.
Эту знаменитую шляпу он доставал из чулана только в те дни, когда неважно чувствовал себя.
– Мне нужно поговорить с тобой, – не отступала Мэри-Лу. Ей казалось, что, если он сейчас не впустит ее в дом, она взорвется прямо на крыльце. – Пожалуйста, Донни! Я же всегда прихожу к тебе, когда ты меня об этом просишь. Ты сам знаешь. Ты звонишь, и я сразу же иду к тебе. А сейчас ты мне очень нужен. Ну, впусти меня, ладно?
– Сегодня я не могу этого сделать.
– Можешь. Просто открой мне дверь. Или окно. Я проскочу в окно очень быстро, и пришельцы не успеют пролезть к тебе в дом вслед за мной.
Услышав это, Донни в страхе отскочил от двери:
– Вот именно так и сказал бы любой пришелец. – После этого он принялся что-то быстро бормотать себе под нос, – должно быть, какие-то заклинания, отгоняющие пришельцев. Мэри-Лу знала: когда он принимается за молитвы, вернуть его к нормальному человеческому разговору уже не представляется возможным.
Отчаянию женщины не было предела. Нервы ее не выдержали, и она закричала во весь голос:
– Ради всего святого! Открой мне, я же не пришелец! Ты, урод несчастный! Ты просто урод, чтоб тебя!
И только произнеся эти слова, она поняла, что совершила что-то ужасное и непоправимое. Донни больше всего ненавидел, когда кто-то называл его уродом. Хуже этого нельзя было ничего придумать. Ну, может быть, только то, что пришельцы с Плутона действительно явились к нему домой с намерением высосать у него мозги. И то вряд ли.
– Донни! – вопила Мэри-Лу, отчаянно звоня в дверь соседа. – Прости меня! Я не хотела тебя обидеть! Я хотела сказать совсем другое!
Но Донни молчал. Мэри-Лу тщетно прислушивалась. В доме воцарилась тишина.
Женщина уныло села прямо на ступеньки соседского крыльца, в ужасе сознавая, что только что сама сократила список своих друзей ровно на одну треть. Неудивительно, что Сэм ненавидел ее и искал утешения в объятиях посторонней женщины. Неудивительно и то, что Мэг Нильсон и другие жены «морских котиков» не хотели иметь с ней ничего общего. Вот почему ей так и не удалось подружиться ни с одной девушкой, работавшей вместе с ней в «Макдоналдсе».
Она была просто жуткой личностью.
Ей захотелось расплакаться.
Она удерживала слезы с того самого момента, когда встретила в кафе Алиссу Локке, но теперь не было никаких причин не выплеснуть свои эмоции. И она зарыдала как четырехлетний ребенок, неожиданно разбивший коленку.
Мэри-Лу была отвратительной личностью, причем очень одинокой.
Она могла пойти куда-нибудь и напиться в одиночку. Она могла накачаться до такой степени, чтобы упасть, чтобы перестать думать, чтобы у нее наконец остановилось дыхание.
Если бы не Хейли, она сейчас наверняка именно так и поступила бы.
Разумеется, если бы не Хейли, она не сидела бы сейчас на ступеньках чужого дома. Если бы не Хейли, она бы никогда не вышла замуж за Сэма.
Боже мой! Все, чего ей хотелось от этой жизни, – так это выйти за сильного и надежного мужчину, такого, как Сэм Старретт, и жить с ним в маленьком уютном коттедже, таком, в каком она сейчас и жила.
Только при этом все у нее получилось не так, как надо. Несмотря на то, что Сэм и считался ее мужем, он не любил ее. И хотя у них действительно был очаровательный коттедж, он при этом не являлся домом в полном смысле этого слова.
Боже мой, как ей плохо!
Ей хотелось выпить чего-нибудь покрепче – так, как еще не хотелось ни разу в жизни.
Она с трудом оторвала свою толстую задницу от бетонных ступенек соседского дома, медленно побрела через лужайку и вскоре очутилась у выезда на дорогу.
Там, где была припаркована ее машина.
Оставалось только сесть в нее и отправиться в «Божью Коровку». Всего-навсего.
Ключи лежали в кармане. Она достала их и положила на ладонь.
И в следующий момент что было сил отшвырнула их прочь. Через двор, на участок соседа напротив. Прямо куда-то в середину ухоженной клумбы возле домика Робинсонов.
Потом устало опустилась на землю и снова горько разрыдалась.
6 января 1944 года, среда
Этот день навсегда изменил ее жизнь, но в то время Шарлотта Флетчер еще ничего об этом не знала.
Она записала в своем дневнике: «Сегодня снова пришлось пообедать прямо за столом на рабочем месте. Я опять не успела все вовремя напечатать. Задержалась на работе, но миссис П. меня выгнала в начале восьмого. Не знаю почему, но мне кажется, что я помогаю выигрывать войну только тогда, когда нахожусь на работе. А домой идти мне не хочется, и я туда совсем не тороплюсь. Когда я вернулась, то обнаружила, что мама Ф. ушла в свой благотворительный кружок при церкви, где они шьют стеганые одеяла. Квартира, в которой когда-то звенел смех мой и Джеймса, теперь стала пустой и молчаливой. С. опять притащила к себе на квартиру очередного солдата из Объединенной службы организации досуга войск. Стены и полы в нашем доме, кажется, сделаны из тонкого картона. А может быть, проблема заключается во мне самой. Но я не могу не слушать того, что происходит у соседей. Мама Ф. поступает просто: она включает радио на полную громкость, чтобы ночные шумы ее не тревожили. Но я не могу поступить так же. А может быть, и не хочу. Похоже, эти звуки представляют собой отличный аккомпанемент моему несчастью, пока я лежу одиноко в своей ледяной кровати и никак не могу заснуть».
В течение двух лет, которые прошли со дня гибели Джеймса, Шарлотта несла на себе дополнительное бремя. Она очень тосковала без физической близости, к которой успела привыкнуть за время замужества. Конечно, это казалось ей мелочным и эгоистичным, и все же ей не хватало не только его улыбки и объятий. Она не могла спокойно жить без его поцелуев, его прикосновений. А ведь он так быстро заводил ее!
Ее одиночество подчеркивалось и поведением соседки сверху. Салли Слэггерти, «Салли-шлюшка», как называла ее Шарлотта, когда бывала в дурном настроении. Салли переехала к ним в дом два месяца назад и, похоже, поставила себе цель переспать со всеми военнослужащими, которые волею судьбы оказывались в Вашингтоне.
Шарлотта снова перечитала запись в своем дневнике от 6 января: «Сегодня снова пришлось пообедать прямо за столом на рабочем месте…» Нет, здесь нет никаких упоминаний о Винсе, который в тот день пришел в приемную сенатора даже раньше ее самой.
Когда она появилась у кабинета без четверти семь, где в ряд стояли стулья для посетителей, он уже сидел на одном из них.
Может быть, она и не обратила бы на него особого внимания, но он выбрал стул, стоявший как раз напротив ее стола. И всякий раз, когда она, печатая документ, отрывала взгляд от листа, она видела его. Иногда он наблюдал за ней, иногда глаза его оказывались закрытыми.
Он кутался в свою шинель, и ей лишь изредка удавалось заметить его измятую форму морского пехотинца.
Он был очень молод. Шарлотта дала ему на вид лет девятнадцать, не больше. Он был довольно красив, даже несмотря на исхудавшее лицо и впалые щеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41