Что между нами я осталась какая-то связь. Все кончилось прежде, чем успело начаться. Ты же понимаешь это, правда ведь? Это было тогда, когда мой отец жил в Калифорнии, когда я все еще питал иллюзию, что мы должны быть все вместе, семьей.
– Я думаю, что это была хорошая мысль, – сказала Мэй.
– Не понял?
– Твой отец прислал мне открытку, Мартин.
– Нет, – сказал он. – Скажи, что ты пошутила.
– Я не шучу, и я хочу встретиться с ним.
– Иисус Христос! – воскликнул Мартин. – Когда же ты перестанешь? Сколько раз я должен говорить тебе, что он никогда не увидит тебя, никогда, пока я жив. Довольно! Не касайся всего этого, ради Христа. Сожги эту проклятую открытку, Мэй. Ты хочешь погубить нас? Клянусь, ты этого добьешься!
– А может, это ты нас губишь, – выпалила Мэй. – У меня есть причины желать повидать его. И они не менее важны, чем твои, когда ты не хочешь…
Он повесил трубку. Вся дрожа, она подошла к бюро. Она смотрела в течение долгого времени на фотографии Мартина и его отца. Затем подошла к телефону, чтобы позвонить и заказать билет на самолет. Слова ее дочери зазвенели в ее ушах. «Мы должны соединить их».
Глава 15
В середине апреля, когда Мартин уехал на свою очередную игру, Мэй попросила тетушку Энид переночевать с Кайли. Она добралась на поезде до Нью-Йорка, взяла напрокат компактный автомобиль и отправилась на север в Кэтскиллс. Она много раз ездила этой дорогой через горы на визиты к доктору Уитпену.
Эстония был маленький город, заполненный старыми заброшенными кирпичными заводами. Основанный выше порогов на широкой реке, городок этот когда-то был преуспевающим промышленным центром. Городской парк хвастался своим оркестром и летним театром, па мятником воинам, вырезанным из гранита, и гладью своего искусственного озера, теперь пересохшего и заполненного обломками и строительным мусором. Красивые викторианские здания пришли в негодность, а особняки на Мэйн-стрит поделены арендаторами на квартиры и офисы.
Тюрьма венчала западный холм. Мэй увидела ее за много миль.
Двигаясь по дороге, она видела людей, устало бредущих по тротуару в сторону тюрьмы. Она припарковалась на стоянке для посетителей и последовала за потоком людей к входу. Кольца колючей проволоки блестели на солнце.
Кирпичные стены выглядели толстыми и непроницаемыми, а вмятины на серой металлической двери заставили ее подумать о гневе и крушении надежд.
Входя в комнату ожидания, Мэй почувствовала спертый воздух, заполненный запахами пота, сигаретного дыма и бутербродов быстрого питания. Посетители толпились – это были главным образом женщины и дети, – болтали между собой и смеялись. Подталкиваемая со всех сторон, Мэй чувствовала себя на палубе третьего класса перед отправкой теплохода в неизвестную страну.
Охранник за передним столиком записал ее имя и спросил, кого она хочет посетить.
– Сержа Картье, – сказала она. – Подразделение С, камера шестьдесят два.
– Ждите там, – сказали он, так ни разу и не подняв на нее глаз.
Присев около двух женщин, которые, очевидно, бывали здесь прежде, Мэй слушала их беседу о продвижении дел их мужей в судах, их общественных защитниках, возможности оправдания. Разговор, перешел на насилие, как кому-то из соседей по камере нанесли удар из-за наркотиков на прошлой неделе острой бритвой или обрезком лезвия ножа.
Прошло двадцать минут. Тут другой охранник отпер толстые с двойной броней внутренние двери и разрешил посетителям пройти внутрь. В сером коридоре эхом отдавались возбужденные голоса и стук шагов Мэй. Она почувствовала страх перед тем местом, куда так решительно направлялась. Кровь стучала в висках, когда она думала об оружии, о котором говорили женщины. Тревога только возрастала при мысли, что она приехала сюда за спиной Мартина, и теперь у нее оставался последний шанс вернуться назад.
Но она продолжала идти. Пройдя через другую металлическую дверь, она вошла в большую комнату для посетителей. Многие хотели бы обняться при встрече, но охранники стояли повсюду, чтобы предотвратить поцелуи и объятия. Мэй застыла на месте, оглядываясь вокруг. Как раз когда она уже собиралась попросить охранника помочь ей, она увидела мужчину, идущего к ней.
Он сильно походил на Мартина. Он был старше и более худым, слегка сгорбленный, но у него были те же замечательные ярко-голубые глаза Картье. На его лице сохранялось настороженное, растерянное выражение, когда он приблизился к Мэй. Как и на всех других заключенных, на нем был мешковатый оранжевый комбинезон, но тюремная одежда не могла скрыть, что он был красив, внушительного телосложения и имел довольно представительный вид. Он остановился как вкопанный и только глядел на нее. Мэй почувствовала давление, быстро нарастающее в ее груди. Но тут его глаза засветились, и улыбка Картье озарила лицо.
– Вы получили мои открытки, – сказал он.
– Да, получила.
– Ваши фотографии показывают вас не с лучшей стороны. Я видел вас в газетах…
– Вы так похожи на Мартина… У вас обоих одинаковые глаза.
– Рад с вами познакомиться. Серж Картье…
– Мэй Картье.
– Моя невестка.
Мэй услышала душевное волнение в его голосе, прежде чем он отвернулся, чтобы найти место, где можно было бы присесть. Все стулья были заняты другими обитателями тюрьмы и их семьями, но Мэй увидела, как Серж приблизился к молодому испанцу и навещавшей его женщине, сказал несколько слов, и ему освободили два жестких пластмассовых кресла.
– Одно из преимуществ солидного возраста, – сказал он ей. – Иногда все-таки молодые уважают старших.
Мэй кивнула, усаживаясь рядом. Она заметила обмен улыбками и то, как Серж говорил с молодой женщиной. Теперь, когда она была здесь, она не знала, что говорить, что она надеялась исполнить.
– Я был удивлен, когда мне сказали, будто ко мне посетитель, – заговорил Серж с франко-канадским акцентом, как и у Мартина.
– Никто не приходит повидаться с вами?
– Ох, адвокаты. Репортеры иногда. Хоккеисты время от времени. Но никто… как это… кто имеет значение. Только не родня.
Мэй кивнула.
– Как там мой сын?
– Прекрасно, – ответила Мэй. – «Медведи» побеждают. Похоже, решающие игры…
Серж покачал головой и перебил ее:
– Он внушил вам мысль, что это одно и то же? Жизнь и хоккей?
– Нет, – рассмеялась Мэй. – Но он пытается.
– Вы поддерживаете его, хотя видите насквозь?
– Я стараюсь понять его, – медленно произнесла она. – Хоккей занимал основное место в его жизни. Но я никогда не играла, никогда даже не смотрела эту игру, пока не встретила его.
– В газетах говорят, вы планируете свадьбы.
– Да, – нервно рассмеялась Мэй. – Немного непохоже на профессиональный спорт.
– Но много важнее, в конечном счете, не так ли? – заметил Серж. – Что же свело вас вместе?
Мэй неожиданно для себя рассказала ему все об авиационной катастрофе, обращении Кайли к Мартину с просьбой помочь им, о любви, которая столь быстро вспыхнула между ними и которой они оба не смогли сопротивляться. Как они поженились всего через месяц после встречи, как они соединили свои жизни, толком даже не узнав друг друга. Она оставила в стороне только видение Кайли, доктора Уитпена и свой синий дневник.
– И как обстоят дела? Вы счастливы вместе?
– По большей части, – ответила Мэй, но давление в груди усилилось. – У нас есть некоторые разногласия.
– У кого их нет? – заметил Серж. – Секрет в том, как вы управляетесь с ними. Возможно, именно поэтому эта комната переполнена. Много, много разногласий во мнениях. Мартин знает, что вы здесь?
– Нет, – призналась Мэй. – И это одно из наших разногласий.
– Только не говорите мне, что я – причина ваших ссор.
Мэй резко сглотнула.
– Едва ли это стоит того, – проговорил Серж. – Мартин вычеркнул меня из своей жизни задолго до того, как вы вышли за него замуж. И у него есть на то свои причины.
– Я знаю их, – прошептала Мэй. – Он рассказал мне.
Серж пристально смотрел в сторону двери, провожая взглядом маленькую девочку, бегающую кругами вокруг ее родителей.
– Он винит меня в смерти Натали, – сказал он.
– Я знаю. – Сердце Мэй колотилось. – Но вы же не хотели сделать ей больно.
– Никогда, – с силой и страстью выдохнул Серж.
Мэй поверила ему. Она знала об ошибках, которые в один миг меняют все последующие моменты жизни.
– Зачем вы здесь? – спросил он, и его глаза в этот момент блестели от слез.
– Вы – отец Мартина, – ответила она. – И вы очень нужны ему.
Синяя тетрадка с записями свидетельствовала о более глубинных причинах, но она не могла поведать ему о них.
– Он говорил это?
– Ему не надо мне этого говорить, – призналась Мэй.
– Он ненавидит меня.
Мэй смотрела на его руку. Если бы охранники не стояли рядом, она взяла бы его за руку. Она откашлялась.
– Я думала, что я ненавидела своего отца, – рассказала она. – И какие-то несколько минут я, наверное, действительно его ненавидела. Когда я поняла, какую я совершила ошибку, было уже слишком поздно. Я не смогла разобраться ни в чем, пока его не стало. Я не хочу, чтобы это случилось с Мартином.
– Что он упускает? – спросил Серж. – Что он не видит?
– Я еще не уверена. – Мэй была поражена вопросом и вспомнила о том, что говорила Кайли доктору Уитпену. – Он не станет говорить об этом. Может, этим летом, когда сезон закончится…
– Мартин все держит внутри, – сказал Серж. – Он всегда был таким. Когда-то в детстве ему шайбой попали в голову. Он ничего не сказал мне, ничего не сказал матери. Мы обнаружили, что у него из уха течет кровь, когда той ночью подошли пожелать ему доброй ночи и подоткнуть одеяло. Позже он сказал нам, что он боялся, как бы мы не разгневались на Рэя Гарднера, его лучшего друга, это он попал ему шайбой, и как бы мы не запретили ему играть на следующий день.
– А вы сильно сердились на Рэя?
Серж отрицательно покачал головой:
– Конечно, нет. Рэй был как брат Мартину. Да и сейчас он ему как брат, насколько я могу судить. Но у Мартина оказалось сотрясение.
– Сотрясение? – переспросила Мэй.
Серж выдохнул:
– Первое из многих. Таков хоккей. Вы же видели его шрамы, целая сетка из шрамов вокруг его глаз. Из того, что я читал о нем, он на линии огня на каждой игре. Он почти потерял глаз несколько лет назад, в схватке с Йоргенсеном. Он говорит с вами об этом?
– Нильс Йоргенсен? – уточнила Мэй. – Да, это его враг.
– Они ненавидят друг друга, эти двое, – продолжал Серж. – Уж я-то знаю, каково это бывает. Когда мать Мартина развелась со мной, я вымещал это на парне, который играл за Бостон в то время. Я не думал, что буду играть за «Медведей». Вот я и выбивал дух из их правого крыла. Развод был моей виной, бьен сюр (конечно), но я не мог понять это тогда.
– Зачем кого-то винить, разве не так?
– Нет! Я думал, что это была вина Агнес, вина ее отца, даже вина Мартина. Все-все были виноваты, кроме меня, поверьте мне. У меня все пошло кувырком, На бостонском игроке было легче всего отыграться… остальную часть времени я пытался доказывать свою значимость у рулетки, я ведь игрок. Посмотрим, думал я, если удача улыбается мне, значит, я хороший человек.
– Как это?
– Я верю в милостивого Бога, Мэй. Я полагал, что, если я побеждаю в азартной игре, Бог намекает мне на свое покровительство. Не станет же он стараться ради плохого человека.
Мэй улыбнулась.
– Из меня получился плохой муж, – продолжал он. – И отец. Хотя однажды я все попытался изменить. Когда появилась Натали… – его голос надломился, – я пообещал себе стать лучшим дедушкой, и я старался, насколько мог. Я был там ради Мартина, помогая ему избежать тех ошибок, которые натворил я. Я ухаживал за этой крохой, я любил эту малютку.
– Вы любили ее, – повторила за ним Мэй. – Я в этом не сомневаюсь.
– И я стал причиной ее смерти, – сказал Серж.
Его глаза были затуманены ужасной печалью и болью.
– Независимо от того, что еще я чувствовал или делал, это правда.
– Но вы же не хотели этого.
– Нет, – сказал он, опустив голову. – Нет.
Звонок зазвонил, и люди начали двигаться.
«Время!» – кричали охранники.
Толпа забеспокоилась, и напряженность возросла. Люди пытались обняться, но их растаскивали охранники. Мэй хотела взять Сержа за руку, поцеловать его в щеку. Он был ее свекром, и она могла чувствовать его любовь к Мартину и Натали, несмотря на пространство, разделявшее их.
– Мне жаль, что вы уже должны уходить, – признался он, вытирая глаза.
– Мне тоже жаль.
– У вас красивая дочка, жоли (симпатичная). Я видел ее фото. Уверен… – Он запнулся.
– Уверены в чем? – спросила она, хотя охранник уже показывал ей рукой, что пора на выход.
– Я уверен, что она приносит радость Мартину. Ему всегда нравилось иметь дочь.
– Спасибо за ваши слова. – Она посмотрела ему в глаза.
Она думала о своем отце, который мог быть пример но одного возраста с Сержем. Если бы только она могла побыть с ним в ту его последнюю минуту, сказать ему все, что хотела… какими были бы ее слова?
– Как у Мартина с равновесием? Все в порядке? – неожиданно спросил ее Серж. – Я наблюдаю его по телевизору, и иногда мне кажется, он немного… немного предпочитает правую сторону, как будто у него проблемы с левой.
– Мне кажется, все хорошо, – удивилась Мэй.
– Возможно, дело в зрении, – сказал Серж. – После всех этих ударов в голову.
Мэй кивнула. Ее сердце заныло, охранники просили ее покинуть комнату. Его открытки лежали в дневнике в ее сумке. Она не могла поверить, что свидание уже за кончено.
– Передадите ему мои слова, ведь так? – спросил Серж.
– Конечно.
– Передайте ему, что я люблю его, – попросил Серж.
– Передам, – пообещала Мэй дрогнувшим голосом.
Ее свекор только что поймал слова, слетевшие с ее уст. Поскольку она не знала, что лучше сказать, она наклонилась вперед и слегка поцеловала его в щеку. Охранник сделал шаг вперед, чтобы поторопить ее к выходу. Серж громко возразил, но это не возымело эффекта.
Он вышел в одну толстую стальную дверь, и Мэй, оглядываясь через плечо, прошла свободно в другую. Она намеревалась проверить свой дневник, посмотреть на слова, которые Кайли сказала доктору Уитпену прошлым летом, но из-за своих эмоций в тот момент забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56