Подошел изнуренный, весь покрытый кровью Пердикка.— Филиппа нет. В сумятице атаки никто не догадался дать ему коня.— Что будем делать? — еле дыша, спросил Леоннат упавшим голосом.— Мы не можем так его нести. Нужно вытащить наконечник. Держи его. Ему будет очень больно.Леоннат сжал руки Александра, обняв его со спины, а Пердикка разорвал на царе хитон, чтобы обнажить рану. Потом, упершись одной рукой ему в грудь, другой попытался вырвать наконечник, но тот застрял между ключицей и лопаткой.— Нужно сделать рычаг из клинка, — сказал Пердикка. — Кричи, Александр, кричи что есть силы, больше мы ничем не можем облегчить твою боль!Он обнажил меч и засунул клинок в рану. Александр взвыл. Пердикка уперся концом меча в лопатку и с силой толкнул ее назад, другой рукой держа древко. Дротик вдруг вышел, выпустив наружу поток крови. С последним криком царь без чувств упал на землю.— Найди головню, Леоннат, скорее! Нужно прижечь, а то он истечет кровью.Леоннат бросился прочь и вскоре вернулся с обломком бревна из горевшего неподалеку дома. Головню сунули в рану. Поднялся тошнотворный запах горелой плоти, но кровотечение остановилось. Между тем солдаты Пердикки соорудили носилки, на них положили царя и понесли к городским воротам.— Отнесите и его, — с красными от слез и перенапряжения глазами сказал Леоннат, указывая на неподвижное тело Перитаса. — Это он — герой сегодняшнего сражения. ГЛАВА 56 Глубокой ночью Александра доставили на берег, где Неарх разбил лагерь, и уложили в постель. Царь был без сознания и горел в лихорадке. Навстречу ему с отчаянными криками выбежала Роксана. Она опустилась на колени рядом с мужем и в рыданиях целовала его руку. Лептина смотрела на него краем глаза, бледная и испуганная. В ожидании Филиппа она готовила чистые бинты и кипятила воду.Врач пришел почти сразу. Он разрезал грубую тряпку, которой Пердикка и Леоннат пытались перевязать его, и стал промывать рану водой.Потом приложил ухо к груди Александра и долго прислушивался, в то время как друзья, в молчании пришедшие по одному, в тревоге ожидали приговора.— К сожалению, эта рана не такая, как прежние, — проговорил врач, вставая. — Наконечник дротика задел легкое. Я слышу бульканье крови при каждом вздохе.— И что это значит? — спросил Гефестион. Филипп покачал головой, не в состоянии говорить.— Что это значит? — снова крикнул Гефестион.В это время Александр застонал, и изо рта его вытекла кровавая слюна, оставив на подушке большое красное пятно.Птолемей подошел к другу и положил руку ему на плечо:— Это значит, что Александр может умереть, Гефестион, — проговорил он сквозь ком в горле. — Ну, пошли. Дадим ему отдохнуть.В это время вместе с Кратером и Лисимахом вошел Селевк, возглавлявший атаку на город. Он сразу понял, что к чему, и, подойдя к Филиппу, тихо спросил:— Есть надежда?Врач посмотрел на него, и в этом взгляде Селевк увидел такое замешательство, такое бессильное отчаяние, что больше не стал задавать вопросов.В шатре стало пусто и тихо. Слышался лишь сдавленный безутешный плач Роксаны, покрывавшей слезами и поцелуями бесчувственную руку мужа.Лептина, всегда в глубине души тихо ненавидевшая всех, кто был близок с Александром, медленно подошла и положила руку ей на плечо.— Не плачь, моя царица, — прошептала она. — Прошу тебя, не плачь. Он слышит тебя, понимаешь? Нужно набраться сил. Нужно подумать… Нужно думать о том, что все его любят… Все мы любим его, а любовь сильнее смерти.Филипп снял окровавленный фартук и, уходя, сказал:— Не спускайте с него глаз ни на мгновение. Я приготовлю все необходимое для дренажа раны. В случае чего сразу зовите меня.Лептина кивнула, а врач взял зажженную лампу и ушел. В лагере он видел Птолемея и Леонната, опускавших тело Перитаса на кучу дров. Рядом они положили его украшенный серебряными накладками поводок, как ритуальное подношение на погребальный костер героя.— Какой ужасный день, — тихо пробормотал Птолемей. — И как раз когда казалось, что горести и испытания уже позади… — Он погладил собаку, лежавшую на красном шерстяном покрывале, и со слезами сказал: — Мне будет тебя не хватать, славный пес. Ты всегда составлял мне компанию во время обходов.В это время подошел Кратер с отрядом педзетеров. Они выстроились у костра в два ряда.— Мы подумали, что он заслуживает воинских почестей, — объяснил Леоннат. — Он был первым телохранителем царя.Потом он взял факел и зажег костер, а, дождавшись, когда пламя, потрескивая в темноте, разгорелось, крикнул:— Педзетеры, салют!Пехотинцы подняли сариссы, и душа Перитаса улетела с ветром, впервые с рождения покинув своего хозяина.
Филипп вместе с Роксаной и Лептиной всю ночь не смыкали глаз. Только к рассвету царица, сморенная долгим бдением, задремала, но и во сне продолжала стонать, мучимая тревожными мыслями.Со светом дня пришли Гефестион и Птолемей, и было видно, что они тоже не спали.— Как он?— Ночь пережил. Больше ничего сказать не могу, — ответил Филипп.— Если он умрет, мы сожжем этот город со всеми жителями. Это будет погребальной жертвой в его честь, — мрачно проговорил Гефестион.— Погоди, — ответил Филипп осипшим от усталости голосом. — Он еще жив.Прошло еще два дня, но жизнь царя, невзирая на некоторое улучшение, похоже, приближалась к печальному эпилогу. Грудь опухла, несмотря на сделанный Филиппом дренаж, лихорадка свирепствовала, дыхание оставалось прерывистым и хриплым, лицо приобрело землистый цвет, глаза потемнели и ввалились.Товарищи постоянно несли караул у шатра, чтобы не беспокоить Александра, и сторожили по очереди, отходя лишь ненадолго поспать. Лагерь, обычно полный шума, погрузился в неестественное молчание, словно остановилось само время.В тот вечер, когда лихорадка снова усилилась и дыхание царя стало еще более затрудненным и мучительным, Филипп вдруг встал и вышел.— Куда это он? — спросил Леоннат.— Не знаю, — ответил Гефестион. — Ничего не знаю. Я уже ничего не понимаю…Филипп прошел через лагерь, мимоходом бросив взгляд на Аристандра, продолжавшего жертвоприношения на алтаре, дымящемся в ночи, и подошел к гигантскому баньяну. Там он остановился перед скелетообразной фигурой Калана, погруженного в медитацию.— Очнись, — грубо окликнул его врач. Калан открыл глаза.— Наши боги и наша наука бессильны. Спаси Александра, если можешь. А если нет, уходи и больше никогда не возвращайся.Калан встал — легко, как будто невесомый.— Где он?— В своем шатре. Пошли, — ответил Филипп и повел его за собой.Темнокожий индиец с Филиппом вошел в освещенный лампами царский шатер.— Погасите все лампы, — велел мудрец твердым голосом. — И оставьте нас наедине.Все повиновались, а Калан уселся на пятки позади ложа Александра, в темноте уставился на его голову и застыл так, словно окаменел.Его видели все в том же положении на следующий день и через день. На рассвете четвертого дня Филипп вошел, чтобы сменить повязку и открыть край полога. Омывая в тазике руки перед перевязкой, он вдруг услышал за спиной голос:— Филипп…Врач резко обернулся.— Государь!Лихорадка отступила, дыхание Александра стало ровным, сердце билось слабо, но ритмично. Филипп прослушал больного — глухое бульканье в груди прекратилось. Он позвал Лептину:— Сообщи царице. Скажи, что царь пришел в себя. И поскорее свари чашку бульона, его нужно покормить: он истощен.Лептина удалилась, а Филипп выглянул из шатра, где в ожидании стояли Лисимах и Гефестион.— Передайте всем, — сказал врач, — царь пришел в себя.— Как он? — тревожно спросил Гефестион.— А ты как полагаешь? — грубо оборвал его врач. — Как человек, получивший пядь железа под ключицу, как же еще?Он вернулся в шатер, чтобы позаботиться об Александре, и только тут заметил Калана. Тот лежал на земле, неподвижный и холодный, словно труп.— О великий Зевс! — вырвалось у врача. — Великий Зевс!Он велел помощникам перенести мудреца в другой шатер и наказал им согреть его, во что бы то ни стало и заставить поесть, при необходимости — силой, а потом вернулся к Александру. Рядом стояла Роксана, не веря своим глазам, а Лептина пыталась накормить больного бульоном единственно возможным способом: намочив тряпочку в тарелке и давая ему пососать ее.— Что случилось? — спросил Александр, едва увидев Филиппа.— Всего тут наслучалось, мой государь, — ответил тот. — Но ты жив, и есть надежда, что так оно и будет дальше. Ты не поверишь, как я счастлив, — добавил он с дрожью в голосе. — Ты не поверишь… Но молчи, не напрягайся, ты очень ослаб. Ты спасся чудом, и, я думаю, благодаря Калану.— Перитас… — удалось прошептать Александру.— Перитаса больше нет, мой государь. Леоннат сказал мне, что он погиб, спасая тебе жизнь. Не сделай его жертву напрасной: постарайся поесть, а потом отдохни, пожалуйста, отдохни.Александр еще немного попил из рук Лептины, а потом откинулся на подушку и закрыл глаза. Но сквозь сомкнутые веки вытекли две слезы и, скатившись по щекам, намочили подушку. ГЛАВА 57 Много дней царь лежал в постели между жизнью и смертью, и попытки решительно вернуть его к жизни часто казались тщетными. Хотя организм уже пережил момент наибольшей опасности, общее состояние раненого оставалось настолько тяжелым, а улучшение — столь несущественным, что Филипп не знал, можно ли считать его спасенным или же Танат, на время отступивший перед героизмом Калана, вновь начнет наступление. Лишь у индийского мудреца не было сомнений. Он постоянно повторял:— Я договорился. Он выздоровеет.Но если кто-нибудь спрашивал его об этом «договоре», Калан ничего не отвечал.Только через месяц Александр сумел опереться на спинку кровати, и прошло еще двадцать дней, пока с помощью Лептины, кормившей его с ложки под бдительным оком Роксаны, царь смог отведать густой похлебки. Говорил он мало и с трудом, но постоянно просил Евмена почитать ему стихи Гомера. По молчаливому соглашению между товарищами царский секретарь понемногу начал исполнять политические обязанности монарха.Иной раз Роксана тихим голосом пела Александру свои горские песни под аккомпанемент струнного инструмента, звучащего просто и чарующе.Через два месяца Филипп разрешил своему пациенту встать и сделать несколько шагов по шатру при поддержке Кратера и Леонната. Было очевидно, что даже это минимальное усилие стоило Александру огромного напряжения, и вскоре, обливаясь потом, он провалился в тяжелый сон.Однажды, когда Лептина кормила его отваром, пришли Леоннат, Кратер и Гефестион. Леоннат почесал свою вечно взъерошенную голову и, словно осененный удачной мыслью, предложил:— А что, если дать ему «чашу Нестора»?Филипп снисходительно посмотрел на могучего воина:— Ты сам не знаешь, что говоришь. Мед, мука, вино и сыр! Ты что, хочешь его убить?— Может быть, ты и прав, — возразил Леоннат, — но знаешь, что говорят? Говорят, что царь умер, а мы скрываем это, чтобы не сеять панику.— Как можно придумать такую глупость? — воскликнул Филипп. — Всем известно, что царь жив.— Это не совсем так, — вмешался Гефестион. — Что царь жив, известно нам, и больше никому. Я отдал приказ, чтобы даже стража не видела его в таком состоянии. А солдаты пали духом. Они не видят своего царя, и он для них все равно что умер.— Вот именно, — согласился Евмен. — Дело в том, что люди вот уже несколько месяцев наблюдают одно и то же: как мы то и дело входим и выходим из его шатра или собираемся вместе. Кое-кто приметил, как я ставлю царскую печать на отсылаемые в сатрапии документы.— А в некоторых частях обсуждают, не пора ли устроить общее собрание македонского войска, — добавил Кратер. — Вы знаете, что это означает?Евмен кивнул.— Это означает, что они могут вынудить нас принять делегацию в царском шатре и показать им Александра. Когда он в таком состоянии!Филипп обернулся к друзьям.— Пока я здесь, никто не ступит внутрь без моего позволения: я главный царский врач и несу ответственность за…Кратер положил руку ему на плечо.— В отсутствие царя общее собрание является верховной властью — они могут сделать это. И почти наверняка сделают.Вошли Селевк и Лисимах, чтобы осведомиться о здоровье Александра.— Что тут происходит? — осведомился Селевк.— Дело в том… — начал Кратер.Все забыли о присутствии Александра; казалось, он глубоко уснул, но вдруг все вздрогнули при звуке его голоса:— Послушайте меня.Товарищи ошеломленно обернулись. Евмен, поняв, что царь, видимо, все слышал, попытался объяснить:— Александр, тут такое дело, которое мы прекрасно можем решить сами…Царь приподнял правую руку, недвусмысленно призывая всех к молчанию.— Селевк…— Повелевай, государь, — привычно ответил друг, взволнованный тем, что после столь долгого времени получит приказ Александра.— Построй все войско. После захода солнца.— Будет сделано.— Леоннат…— Повелевай, государь, — ответил тот, еще более потрясенный.— Приготовь моего коня. Гнедого…— Сарматского гнедого, да, да. Будет сделано.— Ничего сделано не будет! — не сдержался Филипп. — Что здесь происходит? Вы все с ума посходили? Царь не может даже…Александр снова поднял руку, и Филипп не договорил, пробормотав что-то себе под нос.А царь продолжал:— Гефестион…— Слушаю тебя, Александрос.— Приготовь мои доспехи. Они должны сверкать.— Будут, Александрос — ответил Гефестион, чувствуя комок в горле. — Засияют, как звезда Аргеадов.Все было подумали, что царь больше не хочет угасать в постели, а решил умереть в седле. Даже Филипп поверил в это. Он сидел в углу и бормотал:— Делайте, что хотите. Если хотите убить его — валяйте. Я в этом не участвую, я…— Леоннат, — снова проговорил царь. — Я хочу коня сюда, в шатер.— Ты его получишь, — ответил друг, поняв, что царь не желает, чтобы солдаты видели, как ему помогают сесть в седло.— А теперь ступайте.Все повиновались, а Александр, как только они ушли, упал на подушку и заснул. Его разбудили голоса Гефестиона и Леонната. Открыв глаза, он увидел, что шатер погрузился в неясный свет заката.— Мы готовы, — объявил Гефестион.Александр кивнул, с усилием приподнялся, чтобы сесть, и попросил друзей отвести его умыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50