https://wodolei.ru/brands/Rav-Slezak/ 

 

И все же такие разрядки становились все реже и короче. После игры на друзей снова падала тень власти и богатства.Однажды Евмен решил поговорить с Александром наедине и нашел его в царских апартаментах во дворце.— С каждым днем все хуже и хуже, — начал он.— О чем это ты?— Я говорю, что я их уже не узнаю. Птолемей выписывает девиц аж с Кипра и из Аравии. Леоннат больше не может упражняться в борьбе, если ему не привезут на верблюдах из Египта мешки с мельчайшим ливийским песком. Лисимах соорудил себе золотой ночной горшок, инкрустированный драгоценными камнями. Понимаешь? Ночной горшок из золота. Селевк завел себе рабыню, которая завязывает ему сандалии, другая его причесывает, третья умащает благовониями, четвертая… Это опустим. А Пердикка…— Как, и Пердикка тоже? — не веря собственным ушам, спросил Александр.— Да, и Пердикка. Он стелет себе на ложе пурпурное покрывало. А еще есть Филот. Он всегда был высокомерным и самонадеянным, а теперь и вовсе испортился. До меня доходят слухи, что…Но царь прервал его:— Довольно! Хватит! Позови вестового, быстро!— Что ты собираешься сделать?— Ты слышал? Я сказал: позови вестового! Евмен вышел и вскоре вернулся с вестовым.— Тебе надлежит сейчас же отправиться в дома Птолемея, Пердикки, Леонната, Лисимаха, Гефестиона, Селевка и Филота, — велел ему царь, — и сообщить им, чтобы немедленно явились ко мне.Вестовой бросился на улицу, вскочил на коня и доставил сообщение, кому следовало. Если он не находил их дома, то передавал слугам приказ для их господ — явиться немедленно, а заодно рассказывал о настроении царя, чтобы те скорее разыскали своих хозяев.— Собрался на прогулку, — попытался угадать Леоннат, вместе с Пердиккой поднимаясь по лестнице.— Сомневаюсь. Ты когда-нибудь видел, чтобы посылали вестовых из ударной конницы, чтобы передать приглашение переброситься мячом?— По-моему, он готовится к походу, — вмешался подъехавший Лисимах.— К походу? Какому походу? — присоединился запыхавшийся Селевк.Евмен с лицом сфинкса собрал их в приемной и ограничился словами:— Он там.— А ты не идешь? — спросил Птолемей.— Я? Нет, не пойду.Секретарь открыл дверь и впустил друзей, после чего закрыл ее и тут же, нагнувшись, стал подслушивать.Но Александр принялся вопить так громко, что пришлось оторвать ухо от замочной скважины.— Пурпурная простыня! — орал он. — Ночной горшок из чистого золота! Песок из Египта для борьбы! Почему не взять здешний, он что, неправильный? Или недостаточно мягок для твоей нежной задницы? — усмехнулся царь, подойдя к Леоннату. — Неженки! Вот в кого вы превратились! Вы что, считаете, я вас привел сюда, чтобы полюбоваться, как вы дойдете до такого состояния?Птолемей попытался успокоить его:— Александр, послушай…— Молчи, ты, который выписывает шлюх с Кипра и из Аравии! Я привел вас сюда не ради того, чтобы нежить в роскоши! Мы должны были изменить мир. Может быть, мы начали войну, чтобы перенять образ жизни побежденных? И для этого мы совершали походы, страдали от жары, холода, голода и ран? Чтобы разложиться подобно тем, кого мы покорили? Чтобы жить так, как теперь живете вы?— Но тогда зачем же… — начал было Пердикка, желая сказать: «Зачем же ты оставил на своих постах правителей-персов?»Но царь прервал его на полуслове:— Молчать! С завтрашнего дня все — в лагерь, в шатры, как раньше. Каждый будет собственноручно скрести своего коня и наводить блеск на доспехи. А послезавтра все приходите ко мне, отправимся в горы на львиную охоту, и если вас с вашими отяжелевшими задницами растерзают звери, я пальцем не шевельну, чтобы вас спасти. Вы хорошо меня поняли?— Поняли, государь!— Тогда сгиньте с глаз моих! Вон!Все поспешили к двери и исчезли, бегом спустившись по лестнице. В это время появился гонец с известием, что Филота найти не удалось, но что он, несомненно, вот-вот явится. Евмен кивнул и знаком велел ему удалиться вслед за товарищами, но тут Александр позвал и его.— Я здесь, — ответил секретарь, входя.— Я не видел Филота, — первым делом заметил царь.— Его не нашли. Хочешь, чтобы поискали еще?— Нет, оставь. Думаю, что моя музыка сама донесется до его ушей. А ты? — спросил он чуть погодя. — Что делаешь ты со своим золотом?— Я живу хорошо, но без излишеств. Остаток откладываю на старость.— Молодец, — сказал Александр. — Кто знает, что нас ждет. Если когда-нибудь мне понадобятся деньги в долг, я буду знать, к кому обратиться.— Я могу идти?— Да, конечно.Евмен двинулся было, но царь остановил его:— Минутку.— Что такое?— Приказ, естественно, касается и тебя.— Какой приказ?— Ночевать в лагере, в шатре.— Естественно, — сказал Евмен и вышел.
Спустя недолгое время Александр еще раз вызвал друзей, чтобы сообщить им о своем намерении во время похода на север перевезти сокровища из Персеполя в Экбатаны. Евмен немало удивился такому решению: оно показалось ему совершенно бессмысленным, не говоря уж о страшной дороговизне подобного предприятия. Он попытался высказать свое мнение, но увидел, что решение царя непреклонно.Только для этой операции, продолжавшейся два месяца, пришлось организовать караван из пяти тысяч пар мулов и десяти тысяч верблюдов, так как на горных дорогах Мидии использование повозок было почти невозможно.Евмену так и не удалось узнать мотив этого поступка, казавшегося столь странным и рискованным. Каждый раз, когда он просил объяснить, Александр отвечал смутно и уклончиво и все его слова звучали неубедительно. Наконец секретарь отказался от дальнейших расспросов, но в глубине его сердца осталось какое-то мрачное предчувствие. ГЛАВА 25 Некоторое время товарищи подчинялись приказам Александра, но потом Гефестион попросил разрешения вернуться во дворец, так как хотел быть рядом с царственным другом, и Александр не смог ему отказать. Потом он не решился отказать в возвращении и прочим, которые под тем или иным предлогом добились позволения снова занять свои жилища в городе, дав торжественную клятву вести более простую и воздержанную жизнь. Так прошла почти вся весна. Опустошенный город начал понемногу залечивать самые тяжелые раны, но было ясно, что таким, как раньше, ему уже не бывать. Тем временем из северных, еще не покоренных провинций великого царства пришло известие о том, что Дарий собирает новое войско и готовится к обороне в горах Кавказа у Каспийского моря, и Александр решил, что пора выступать. Для достойного завершения этого затянувшегося отдыха он устроил праздник и пиршество, которое надолго всем запомнилось.Все залы необъятного дворца осветили, как днем, сотнями ламп; повара царской кухни принялись за работу, стряпая самые изысканные кушанья; дворцовые евнухи отобрали самых красивых юношей и самых привлекательных девушек, чтобы те в полуголом виде, по греческому обычаю, прислуживали за столом, а в центре пиршественного зала установили массивные золотые вазы, взятые из сокровищницы Великого Царя, чтобы использовать в качестве кратеров для вина и ароматных пряных напитков, приготовленных по восточным рецептам.На столы выставили золотые и серебряные кубки из утвари Великого Царя и повсюду расставили вазы с розами и лилиями, срезанными в дворцовых садах, единственных сохранившихся во всем городе.Праздник начался вскоре после захода солнца, и Евмен отметил, что симпосиархом назначили Гефестиона, и тот, воспользовавшись этим, объявил, чтобы вино подавали по-фракийски, то есть не разбавляя.— Ты не принимаешь участия в празднике? — вдруг спросил Каллисфен, возникая у секретаря за спиной.— Я не голоден, — ответил Евмен. — И потом, нужно следить, чтобы все шло, как положено.— А может быть, ты просто предпочитаешь оставаться трезвым, чтобы полюбоваться представлением?— Каким представлением?— Кто знает, но определенно что-нибудь да произойдет. Этот праздник — полная бессмыслица. Нелепица. Я вошел через западные ворота — дворец представляет собой полный контраст с опустошенным темным городом. Мы здесь уже несколько месяцев, а Александр не приказал восстановить ни одного дома.— Но с другой стороны, он никому не мешал восстанавливать.— Нет, не мешал. Но он не сделал ничего, чтобы знать и богачи не покинули город. Осталась только беднота, а это означает, что город обречен на смерть. А ведь с этим городом…Евмен поднял руку, словно отгоняя кошмарное видение:— И слушать тебя не хочу.— Где Парменион? — спросил Каллисфен, явно для того, чтобы сменить тему разговора.— Здесь его нет.— И это, похоже, ничего тебе не говорит. А Черный?— Я его не видел.— Вот именно. И мне даже думается, что их не было в списке приглашенных. Зато посмотри, кто идет.Евмен обернулся и увидел Таис, прекрасную афинянку, босую, в очень смелом наряде — вроде того, в котором она впервые танцевала перед царем.— Полагаю, она спала с Александром, — продолжил Каллисфен, — и это, по-моему, не сулит ничего хорошего.— И, по-моему, тоже, — ответил Евмен, — но это еще не значит, что беда не приходит одна.Каллисфен не ответил. Он направился к дворцовым воротам, названным в честь Ксеркса, и вышел на заднюю колоннаду. Отсюда, со склона возвышавшейся над дворцом горы, были видны высеченные в скале гробницы Ахеменидов, освещенные ритуальными лампами, и среди них выделялась так и не завершенная могила Дария III. Из дворца слышались крики приглашенных, становившиеся все громче и громче, пока, наконец, не поднялся непристойный галдеж.В какой-то момент историк услышал музыку, пробивавшуюся сквозь нестройный гомон. Она звучала под ритмический аккомпанемент барабанов и тимпанов. Пронзительная мелодия, видимо, сопровождала оргиастический танец. Каллисфен возвел глаза к небу и пробормотал:— Где ты, Аристотель?Тем временем Евмен, зайдя в ападану, понял, что пир быстро превращается в оргию. Таис, почти совсем голая, кружилась в танце под аккомпанемент крошечных тимпанов, которые держала в пальцах. При каждом пируэте короткий хитон развевался, открывая ее великолепные формы, демонстрируя лобок и мраморные ягодицы. Собравшиеся выкрикивали при этом всевозможные непристойности.Вдруг девушка остановилась, поднялась на цыпочки и медленно, со сладострастными кошачьими движениями, все так же под аккомпанемент музыки, словно отслеживающей перемену в ее движениях, опустилась на корточки. Снова поднявшись, она, уподобляясь менаде, взяла тирс с шишкой на конце и в экстазе громко выкрикнула:— Комос!Таис двигалась среди леса колонн, как менада среди стволов деревьев, зазывая всех на оргиастический танец. Александр отозвался на ее клич первым:— Комос!И все присоединились к нему. Другой рукой Таис схватила торчавший в стене факел и повела страстный хоровод через зал для аудиенций, по коридорам, по спальням чудесных царских апартаментов. За ней следовали все участники пиршества: мужчины с возбужденными членами, полуголые или совершенно обнаженные женщины, подстегивающие похоть самыми сладострастными телодвижениями.— Бог Дионис среди нас! — выкрикнула Таис с горящим взглядом, отражающим огонь факела, которым она размахивала.— Эвоэ! — в восторге завопили женщины и мужчины, опьяненные вином и похотью.— Отомстим за наших солдат, павших на поле боя, за наши разрушенные храмы, за наши сожженные города! — выкрикнула девушка, и под ее взглядом Александр бросил свой факел на тяжелую пурпурную портьеру, висевшую у двери.— Отомстим! — подхватил Александр, словно не в себе, и бросил другой факел на массивное кедровое кресло.Евмен, который крался за ними, прижимаясь к стенам, беспомощно взирал на это бесчинство. Он непрерывно искал взглядом кого-нибудь, кто остановил бы охватившее всех безумие. Но в кружении распаленных мужчин и женщин не было ни одного, у кого в глазах оставался хотя бы проблеск рассудка.С шумом взметнулось пламя, и зал озарился алым светом. Гости, словно одержимые демонами, с криками разбежались по необозримым помещениям, по дворам и портикам, предавая все огню.Скоро по всему великолепному дворцу бушевал огонь. Сотни колонн из ливанского кедра вспыхивали, как факелы; оранжевые языки лизали потолки и распространялись на балки и кессоны, стонавшие и трещавшие в неистовстве пожара.Жар стал невыносимым, и все бросились наружу, во двор, продолжая плясать, распевать и кричать. Потрясенный и встревоженный, Евмен вышел в боковую дверь и, спускаясь по лестнице, увидел, как на ковре в зале совершенно нагая Таис, стеная и извиваясь в экстазе, ублажала сразу двоих, Александра и Гефестиона.Жители Персеполя, какие еще оставались в разоренной столице, выбежали из своих лачуг на улицу и смотрели на это бесчинство: несравненный дворец Великих Царей, пожираемый пламенем, рухнул, подняв вихрь искр и столб черного дыма, заслонившего звезды и луну. Люди взирали на огонь, остолбенев, и из глаз их текли слезы.
На следующий день то, что раньше было прекраснейшим в мире дворцом, превратилось в груду дымящейся золы высотой кое-где до четырех-пяти локтей. Над пепелищем торчали только каменные колонны с капителями в форме крылатых быков. Остались порталы, тронное возвышение, фундаменты и лестницы с изображением великой новогодней процессии и Бессмертных из царской стражи, окаменевших на грядущие тысячелетия немых свидетелей катастрофы.К утру Александр пришел в свой шатер в лагере, где, обессилевший и изнуренный, рухнул на постель и провалился в тяжелый беспокойный сон.Вскоре после рассвета явился Парменион, и педзетеры стражи тщетно пытались остановить его, скрестив копья перед входом. Старый воин рычал, как лев:— Прочь с дороги, клянусь Зевсом! Расступитесь! Мне нужно увидеть царя.Лептина встретила его с поднятыми руками, словно тоже загораживая путь, но он отодвинул ее грубым жестом и сверкнул взглядом на поднявшего лай Перитаса:— Ты, иди спать!Александр вскочил с постели и, схватившись за раскалывающуюся голову, крикнул:— Кто посмел…— Я! — так же громко крикнул Парменион.Александр приглушил свое бешенство, словно ожидая, что сейчас в шатер войдет Филипп собственной персоной. Он подошел к тазику и окунул голову в холодную воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50


А-П

П-Я