Как это ни парадоксально, по шанс выжить имели беднейшие и слабейшие из всех. Детей, женщин в возрасте материнства, а также чрезвычайно худых мужчин, в особенности занимающихся физическим трудом, болезнь либо вообще обходила, либо, если они и заболевали, то быстро проходили кризисную фазу и в конце концов выздоравливали. А вот состоятельные мужчины среднего возраста гибли в больших количествах.Тот факт, что жертвами коварной болезни в первую очередь становились самые богатые и привилегированные члены общества (те, кто лучше всех питался), нарушал общепринятую веру в порядок вещей. Он возбуждал лишающие спокойствия размышления о том, что, вполне возможно, победа порядка над хаосом (благодаря Божьей воле) не такая уж основательная и что будущее непредсказуемо и таит в себе много неожиданного. Людей XVI века терзал подспудный страх, что весь заведенный порядок может внезапно рухнуть. Во время второй волны потницы этот страх среди англичан обострился еще сильнее. Но зимой 1518 года, с приходом холодов, эпидемия стихла и, к всеобщему безмерному облегчению, весной не возобновилась. * * * Именно среди этой паники, когда королевские резиденции сменяли одна другую, принцесса Мария и провела первые месяцы жизни. Вначале уход за ней был поручен кормилице, Екатерине Поул, невестке графини Солсбери. Позднее Екатерину Поул сменила леди Маргарет Брайан с титулом леди-наставница. В подчинении у леди Брайан была небольшая группа слуг: четыре няньки (Марджери Паркер, Анна Брайт, Эллен Хаттон и Марджери Кузен), прачка, Эвис Вуд, а также капеллан и постельничий, сэр Генри Роут. Принцесса имела и штат придворных, возглавляемый графиней Солсбери, который включал постельничего, казначея и камеристку. Все были одеты в костюмы цветов Марии, то есть голубое и зеленое. Впрочем, когда к дворцу начала подступать эпидемия, эти формальности были забыты. Король с семьей и несколькими приближенными пустился в бегство от потницы. О лондонских резиденциях — покоях в Тауэре и великолепном замке Бейнард на Темз-стрит — не могло быть и речи. Любимая резиденция короля — дворец из красного кирпича в Гринвиче на берегу Темзы с прекрасными лужайками и цветущим садом — слишком близко располагалась к центру города, чтобы во время эпидемии можно было чувствовать себя в безопасности. Вначале Генрих принял решение поселиться в королевских апартаментах, расположенных в башне Ричмондского замка в графстве Суррей, но очень скоро пришла весть, что в соседней деревне начался мор от потницы. Через час король был снова в пути. Пришлось расположиться в великолепном средневековом замке в Виндзоре, хотя он Генриху решительно не нравился. Ему в нем было тесно до клаустрофобии, к тому же обстановка здесь была слишком уж аскетической. Королю нравилось, когда дворец расположен в большом парке и чтобы поблизости обязательно была река. Как, например, в Гринвиче, где он имел возможность прогуляться до доков, чтобы проинспектировать корабли и поговорить с моряками и комендорами. В Виндзоре же имелся небольшой двор с часовней Гарт, где находились склепы и памятники рыцарям ордена Подвязки, а также военные реликвии королей династии Плантагенетов. Чем дальше в глубь страны, тем королевские резиденции становились меньше, а в некоторых случаях здания были довольно обветшалыми. Например, Эйлам в Кенте мог вместить существенно меньше домочадцев, а поместье Вудсток в Оксфордшире, построенное еще в норманнские времена для летней охоты короля и свиданий, было тесным и неказистым и для того, чтобы находиться там долгое время, не годилось.К осени 1518 года, когда Марии исполнилось два с половиной года, двор начал возвращаться к своей обычной жизни. Конечно, по-прежнему имели место периодические «переезды» из одного дворца в другой. Королевская семья жила полукочевой жизнью и редко проводила больше нескольких недель в каком-нибудь одном дворце, но при нормальном ходе вещей смена резиденции планировалась заранее и проходила по заведенному порядку. Вот к этому порядку двор Генриха теперь и вернулся.Марии в это время было суждено в первый раз сыграть важную роль в государственных делах. Отношения между Англией и Францией были, как всегда, напряженными. Именно для ослабления этой напряженности Генрих и решил использовать свою дочь. Незадолго до того вступившему на французский престол королю Франциску I не терпелось доказать свою силу и силу Франции. Было ясно, что удовлетворить его сможет либо война, либо по-настоящему дружеский, скорее даже братский жест со стороны Генриха. У Франциска имелся сын, у Генриха — дочь, так что очевидной альтернативой войне был брачный союз.Переговоры завершились к сентябрю 1518 года. Договор о всеобъемлющем мире, связывающий Англию и Францию, должен был быть скреплен браком дофина и апглийской принцессы, который состоится, как только дофину исполнится четырнадцать лет. Среди условий, касающихся приданого принцессы, была записана одна весьма существенная оговорка: если у Генриха так и не появится сын, то корону наследует Мария. Это самое первое по времени установление ее прав на престол. При тогдашних переговорах это условие было чисто формальным и несущественным. Генрих пока еще возлагал большие надежды на появление сына — Екатерина снова была беременна и почти что на сносях, — да и в любом случае в те времена казалось немыслимым, чтобы женщина по праву наследования стала королевой Англии. Но, как мы знаем, именно эта, тогда весьма маловероятная возможность и оказалась реализованной.В середине сентября в Англию для подписания договора прибыли посланники французского двора. Это была довольно живописная процессия. Французы в шелковых камзолах верхом на конях скакали по Лондону, окруженные гвардией французского короля, целиком состоящей из шотландцев, и в сопровождении хозяев, английских вельмож, и стражи. Всего кавалькада насчитывала четырнадцать сотен всадников. В последующие дни на каждой из церемоний и во время пиршеств французы потрясали английских придворных, появляясь всякий раз в новых шелковых одеяниях с какими-то чудными прорезями. Казалось, кошельки посланников были столь же неисчерпаемы, как и их гардеробы. Они играли только по-крупному, причем ни один дворцовый прием не завершался без игры в карты или кости, которые так любил король. На щедром пиру в честь подписания мирного договора, устроенном Вулси, самым могущественным человеком в Англии после короля (теперь он уже был кардиналом и папским легатом), сразу же после трапезы на стол были выставлены золотые кувшины, полные дукатов, и кости. После полуночи, когда большинство гостей разошлись, Генрих остался «с некоторыми французами, решившимися играть по-крупному».Соглашение о договоре было подкреплено торжественными клятвами с обеих сторон у главного престола собора Святого Павла. Затем прошла церемония помолвки, которая состоялась в восемь утра 5 октября в большом зале Гринвичского замка. Епископ Дарэмский произнес длинную торжественную речь во славу предстоящего высочайшего брака. С момента приезда французских гостей это была по крайней мере третья речь такого рода. Генрих стоял у своего тропа, с одной стороны — Екатерина, а с другой — его сестра Мария, кардинал Вулси и еще один папский легат, кардинал Кампед-жио. Рядом с Екатериной находилась нянька Марии, держа на руках принцессу. На Марии было одеяние из золотой парчи, а на золотистых кудрях украшенная драгоценностями бархатная шапочка. Для своего возраста она была некрупным ребенком, худенькая, с унаследованной от отца нежной кожей и светлыми глазами. В общем, симпатичный ребенок с правильными чертами лица и приятным румянцем. Во время длинной церемонии она улыбалась и вела себя спокойно, тем самым подтверждая горделивое утверждение Генриха, что его дочь «никогда не плачет». Когда епископ закончил, посланники попросили Генриха и Екатерину дать согласие на брак, а от имени дофина такое согласие дал французский адмирал Бонниве. Затем Вулси надел на безымянный пальчик принцессы крошечное колечко. Играя роль отсутствующего жениха, адмирал поправил колечко, укрепив его на пальчике, на чем торжественный ритуал закончился, и все присутствующие двинулись в великолепно украшенную часовню, где была отслужена торжественная месса. Празднества завершил еще один пышный пир, а танцы в этот вечер продолжались до трех утра, в то время как невеста уже давно спала в своей кроватке.Визит французских посланников в Англию был первой частью церемонии подписания мирного договора и помолвки. Второй акт этого действа должен был состояться в Париже, где английским посланникам предстояло подписать договор и повторить ритуал помолвки «по доверенности принцессы». В Париж английская делегация прибыла в начале декабря, а через несколько дней король дал им торжественную аудиенцию. Он принял их в большом тронном зале, высокие потолки которого были украшены французскими лилиями, а стены увешаны гобеленами. Половину зала занимала площадка, приподнятая над полом на несколько футов. На этой площадке была установлена другая, в самом конце которой стоял трон — кресло, покрытое золотой парчой, под балдахином тоже из золотой парчи. На троне сидел король Франциск, одетый в роскошное одеяние из серебряной парчи, вышитое цветами и украшенное перьями испанской цапли. Его ноги покоились на парчовой золотой подушечке, а балдахин над троном был изготовлен из украшенного лилиями фиолетового бархата. На помосте, ниже короля, стояли несколько рядов вельмож и служителей церкви самого высокого ранга, а также папский нунций и иностранные послы при французском дворе. В отдалении, слева от короля, на нижней площадке, находились королева Клод и матушка короля, Луиза Савойская, с придворными дамами, спрятанные от присутствующих за ширмами.Английские посланники, надевшие по этому торжественному случаю свои самые богатые камзолы, золотые цепи и усыпанные драгоценностями пояса, были препровождены в тронный зал в сопровождении двухсот дворян, несущих боевые топоры. Посланники взошли по ступеням на первую площадку и низко поклонились королю. Франциск, застывший в величественной позе, любезно улыбнулся, а затем поднялся с трона и спустился к ним. Приветствуя посланников, он назвал каждого по имени, они же вручили королю верительные грамоты, а затем обе стороны обменялись теплыми речами. В конце аудиенции Франциск снова поднялся с трона, чтобы обнять каждого из гостей по очереди, точно так же, как двумя месяцами ранее Генрих обнимал французских посланников в Лондоне.Через несколько дней в соборе Нотр-Дам была отслужена торжественная месса, где обе стороны поклялись свято соблюдать заключенный договор. Затем прошла церемония помолвки, на которой своего сына представляли Франциск и Клод, а принцессу Марию — граф Вустер. Франциск изо всех сил старался предстать перед английскими гостями, с одной стороны, величественным монархом, а с другой — радушным и приветливым хозяином. Он устроил в их честь сначала медвежью, а потом оленью охоту, состязался с ними в турнирных поединках, а пиршествами и развлечениями надеялся превзойти великолепие и пышность празднеств, устроенных Генрихом. Главное торжество состоялось во дворе Бастилии, где под открытым небом был сооружен деревянный настил для обеденных столов, а по бокам с каждой стороны — по три галереи для зрителей. Вокруг этой конструкции был воздвигнут холщовый павильон с голубым потолком и стенами королевских цветов — белое с темно-желтым. Франциск сидел под золотым балдахином, окруженный родственниками и придворными, располагавшимися с соблюдением правил придворного этикета. Англичане послали Генриху подробный отчет о празднестве, описав чудесное впечатление, которое произвели па них огромные канделябры с шестнадцатью факелами в каждом, освещавшие голубой потолок, усыпанный золотыми звездами, планетами и знаками Зодиака. Еду подавали на тарелках из чистого золота и серебра, а некоторые блюда удивляли пирующих тем, что «испускали огонь и пламя». Подача блюд сопровождалась ритуалом, соблюдаемым только для самых именитых гостей. Вначале в сопровождении стражи и шести слуг появлялись фанфаристы и подавали торжественный сигнал. Затем пять герольдов объявляли выход главного королевского камергера, свита которого, состоящая из восьми сенешалей королевского двора, двадцати четырех придворных пажей и двухсот стражников, вносила очередное блюдо — мясо, рыбу или дичь.Затем столы убрали, и начался бал-маскарад. По очереди танцевали шесть групп участников: юноши в белых атласных одеждах, мужчины в длинных черных атласных накидках, белых париках и с накладными бородами, а также группа в «длинных одеяниях, столь же длинных чулках и коротких бриджах». В разгар бала-маскарада появился Франциск в костюме, который превосходно раскрывал его таинственный, скорее даже мистический образ. На нем был длинный, плотно облегающий костюм из белого атласа — одеяние, чем-то похожее на одежды Христа на картинах с религиозным сюжетом. Его молодость, темные волосы и борода еще больше подчеркивали сходство со знакомым обликом Спасителя, а красивое лицо и манера держаться производили глубоковолнующее впечатление. К белому одеянию были прикреплены какие-то «циркули и циферблаты» — видимо, некие оккультные символы, значение которых собравшимся было непонятно, что добавляло его образу таинственности. Появление группы девушек, одетых «по итальянской моде» в короткие тупики, обносящих всех вином и сладостями, несколько разрядило торжественную атмосферу, и вечер закончился танцами и возлияниями. Ближе к ночи начался проливной дождь, но, как написали своему королю посланники, «к счастью, холщовый потолок был хорошо натерт воском, так что на головы гостей упало всего лишь несколько капель». На этот прием Франциск затратил огромную сумму, которую они оценили в 450 000 крои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94