В таком духе Остин проговорил не меньше часа, и Эстебан вместе с остальной аудиторией жадно ловил каждое его слово. Вот Остин замолк, переводя дух перед заключительной, самой важной частью речи.
– Кризис столь глубок, что ни одному из нас не удастся избежать его последствий. Каждый должен задуматься: что же делать дальше? Я уже высказал свое мнение. Пусть мелкие личные разногласия, неурядицы и дрязги будут забыты. Пусть народ Техаса проявит единодушие и решительность… чтобы создать совет из своих лучших граждан: тех, кто пользуется уважением, кто рассудителен и образован, чтобы в ближайшее время решить, как будут строиться отношения с центральным правительством. – Затем Остин взял стакан с водой, как бы поднимая тост, и воскликнул: – Не допустим попрания провозглашенных конституцией прав Техаса! Нависшая над ними угроза требует сплоченности всех наших сил!
Под одобрительный рев зала Эстебан поспешно направился к выходу. Через пару минут он уже мчался к себе в комнату, с каждым шагом распаляясь все сильнее.
Чертово отродье! Как же Санта-Анна его недооценил! Он оказался куда сообразительнее, чем могли предположить и господин президент, и сам Эстебан! Ни одно слово Остина не пропало даром. Нужно немедленно поставить в известность власти… побудить их к действию, но осторожно, чтобы гнев не подтолкнул к необдуманным поступкам, расплачиваться за которые будет вся страна. Судя по речам Остина, взрыва осталось ждать недолго.
Надежда лишь на то. что особо рьяные смутьяны будут по-прежнему оттягивать то всеобщее единение, к которому призывал Остин. Тем временем Кос успеет занять большую часть техасской территории и укрепиться. Если это произойдет, ни одна банда самонадеянных выскочек не сможет тягаться с регулярными войсками. И мятеж будет задавлен в зародыше.
Аррикальд уже успел заявить господину президенту о желании стать после подавления мятежа во главе администрации. Он сумел заверить господина президента, что эта должность как нельзя более соответствует его организаторским способностям. Он не сомневался, что на новом поприще сможет вполне оправдать доверие господина президента.
Антонио многозначительно приподнял бровь и улыбнулся. Президент умел по достоинству оценить его дерзость… и амбиции. Эстебан не раз доказывал свою верность Антонио на деле и не сомневался, что со временем вожделенный пост достанется именно ему.
Тем временем он добрался до отеля и взбежал по ступеням парадной лестницы. Он выберется из Бразории рано поутру, с первыми лучами солнца. По дороге он встретится в условленном месте со своими телохранителями. Сегодня пришлось рискнуть и отказаться от их услуг в целях конспирации, однако вскоре ему предстоит снова облачиться в полковничий мундир, и тогда без телохранителей не обойдешься. Копия его отчета скоро попадет Антонио в руки. Когда же прибудет генерал Кос –
Эстебан явится к нему с рапортом лично и займет подобающее его рангу место в свите главнокомандующего.
Да, все идет превосходно. Скоро, очень скоро настанет час расплаты. Наглых, самодовольных техасцев прижмут к ногтю, и Эстебан лично позаботится о том, чтобы Гарет Доусон получил сполна за его страдания.
На губах Эстебана заиграла злорадная улыбка.
Анжелика беспокойно металась по просторной кровати, то и дело обращая взгляд на яркий полумесяц заглядывавший в открытое окно. Она была благодарна ночному светилу, разогнавшему мрак. Теперь можно передвигаться по спящему дому без опаски.
Ее утомленный взор обратился к циферблату часов. Скоро два часа ночи. Изящный корпус часов украшала миниатюра. Прелестная вещица. Здесь имелось множество таких милых мелочей. Эту комнату Анжелика занимала с того дня, как в «Круг Д» вернулся Джонатан Доусон. Если бы она была здорова, то сумела бы настоять на возвращении в свою прежнюю каморку. Однако в те минуты ей было не до этого.
Джонатан Доусон так решительно поселил ее возле своей спальни. Какое облегчение, что он не стал предлагать ей ту, другую комнату. Она все еще не в состоянии зайти туда в то место, которое ждало ее мать которое ей не было суждено увидеть.
У Анжелики заныло в груди. Временами сомнения отступали, но в следующий миг снова начинали терзать ее кто же она такая? И кошмары они все еще посещали ее, хотя намного реже. Но теперь каждое новое видение имело смысл. Оно приоткрывало завесу над очередной картиной из прошлой жизни. Однако это были лишь разрозненные фрагменты, не желавшие сложиться в единое целое, и Анжелика уже отчаялась когда-нибудь вспомнить детство с полной ясностью. Ответ от падре Мануэля еще не пришел, и ожидание становилось все тягостнее – она уже и сама не знала, хочет ли знать правду.
Резко отвернувшись от часов, она попыталась устроиться поудобнее. Просторный мягкий тюфяк, свежие простыни. Они пошиты из самого тонкого полотна и даже отделаны кружевом и так приятно ласкают кожу. Гарет сам купил эти Простыни для нее он хотел, чтобы к ней прикасались только кружева.
Анжелика зажмурилась и тяжело сглотнула, охваченная жаркой истомой. Образы, которые удавалось побороть при ярком свете дня, обретали свободу в ночные часы. Сильные, ласковые руки Гарета, сжимавшие ее в объятиях, его широкая грудь, к которой она приникала щекой Жаркое, неровное дыхание, касавшееся ее волос, неповторимый запах его тела. Она помнит все настойчивые нежные ласки, вкус его губ, припавших к ней в поцелуе.
Нет, ей следует заглушить чти мысли забыть о них, пока не станет ясно.
Ей припомнился нынешний ужин. Повинуясь настояниям Джона, она заняла за столом место по правую руку от хозяина Гарет в столовую не явился. Когда Джон поинтересовался, куда пропал ею сын, прозвучал угрюмый ответ Бретта
– Подался в город. И сказал, что сам не знает, когда вернется – Джон помрачнел, а Бретт сердито покосился на Анжелику – Оно, конечно, не мне об этом рассуждать, только он давно заслужил себе выходной – и не один. Черт возьми, он же выкладывался до донышка целый месяц. Сам объезжал стада, когда все парни давно уже дрыхли на ранчо А то и вовсе не возвращался ночевать. Он вот-вот загонит себя вконец, и нам с парнями.
– Ты прав, Бретт, но не тебе об этом рассуждать, – отчеканил Джон. От гнева его голубые глаза превратились в острые ледяные иглы – Всем и без тебя известно, что ситуация сложилась не из легких. Однако Гарет давно вырос. И волен сам распоряжаться своими силами – На миг смешавшись, Джон добавил – Но Жанет не может…
– Она не Жанет! Ее зовут Анжелика. Не в силах выслушивать что дальше, она неловко встала, извинилась и вышла из столовой Джон поспешил следом, и она воспользовалась случаем, чтобы попросить отнестись с пониманием к вспышке Бретта. Ведь все до одного ковбои держали сторону Гарета, а ее считали самозванкой. Их нельзя было за это винить.
Честно говоря, она сама не знала, долго ли вытерпит пытку неопределенностью и жгучую боль, которая терзала ее всякий раз при мысли о Гарете. Стоило закрыть глаза, и в памяти вставало его лицо. Руки сами тянулись погладить его нахмуренный лоб, согнать мрачную гримасу с напряженного лица. Чтобы снова засветились теплом глаза, превратившиеся сейчас в холодный оникс… Их взгляд резал ее, словно нож. Она не в силах это терпеть… не в силах… И есть лишь один способ…
Несмотря на тряску, Гарет задремал прямо в седле. Когда он снова заставил себя приоткрыть тяжелые веки, взгляд с трудом сфокусировался на освещенной луной дороге. Черт побери, он только зря потратил время, таскаясь в город. А ведь каких-то шесть часов назад он взвинтил себя до того, что поверил, будто посещение бара и свидание с Люси – или кем-то из ее подружек – поможет притупить боль. Однако и на сей раз это лекарство не подействовало. Отчаяние терзало его с прежней силой, а бесплодная поездка лишний раз доказала, что, кроме Анжелики, ему никто не нужен.
Анжелика… Анжелика… Она господствовала в его мыслях, она была тем светом в конце глухого, мрачного туннеля, в который превратилась его жизнь. Сколько еще терпеть, пока этому придет конец – в виде письма от падре Мануэля?
Рука машинально поднялась к измученным глазам и бессильно повисла. Он падал с седла от усталости, но не мог выбросить из головы Анжелику. Вот и сейчас перед глазами маячит ее лицо. Ни на минуту нет ему покоя.
Показалось залитое лунным светом ранчо, и Гарет пришпорил жеребца. Майор повиновался с радостью, ему тоже не терпелось вернуться в стойло. Последние силы ушли на то, чтобы снять с Майора седло, закрыть стойло и доковылять до парадного крыльца.
Гарет повернул ручку и толкнул дверь, лишь на миг позволив себе оглянуться на яркую луну Сколько раз по пути в
Техас он засыпал в чистом поле, любуясь дивным лицом Анжелики в волшебном серебристом сиянии3 Неужели он сможет забыть, какой удивительной казалась ее кожа. омытая неярким светом?
Этак он изведется вконец. Что ему действительно пойдет на пользу – позабыть обо всем и как следует выспаться. До утра осталось немного, и вовсе ни к чему…
Он замер, уловив в темноте легкое движение. При виде неясной хрупкой фигуры, едва освещенной отблесками луны из окна, Гарет замер. Неужели он видит Анжелику – или это жестокая шутка измученного рассудка? Не в силах гадать долее, он рванулся вперед, простирая к призраку руки. Ладони коснулись знакомого горячего тела, и он тут же привлек ее к себе что было сил.
– Анжелика, как я соскучился по тебе, милая…
– Гарет.. нет, пожалуйста…
Она застыла у него в объятиях и попыталась освободиться. Гарет испугался не на шутку и еще сильнее сомкнул руки.
– Только не исчезай, Анжелика. Милая, я не сержусь. Сначала я чертовски разозлился, но это прошло… почти прошло. Меня больше не волнует, что ты там наврала, мы просто обо всем забудем. А нашему па объясним, что тебе хотелось ощутить себя в безопасности – и ты добивалась этого единственным доступным тебе способом Он, конечно, рассердится, но рано или поздно поймет. И снова полюбит тебя, вот увидишь. Но давай сейчас…
– Нет, Гарет, пожалуйста, отпусти меня! Я пришла сюда не за этим! Я просто хотела поговорить…
Она сопротивлялась так настойчиво, что Гарету волей-неволей пришлось отстраниться. Как всегда, при виде ее красоты горло пересохло, а мысли понеслись каким-то странным галопом. Растерянная, измученная, она тщетно пыталась подавить дрожь, сотрясавшую всю ее хрупкую фигуру, и безжалостно кусала в кровь губы, не зная, с чего начать.
– Гарет… я… я хотела только поговорить…
– Но мне сейчас не до разговоров, – резко возразил он и попытался снова прижать ее к себе, но снова натолкнулся на решительный отпор.
– Гарет. неужели ты так и не поверил мне? Я думала…
– Гак вот зачем ты подкараулила меня нынче ночью, Анжелика? – Он сам не заметил, как схватил ее за плечи и стал трясти что было сил. – Тебе хотелось удостовериться, что и мне удалось заморочить голову… – Он горько рассмеялся. – Черт побери, а я то вообразил… – Его смех стал еще более уничижительным – так же, как и слова: – Я вообразил, будто ты хочешь меня так же, как я – тебя. Я вообразил, что ты признаешься во всем, пока не пришло письмо от священника, что ты попросишь меня пойти вместе с тобой к отцу и…
– Гарет, я не лгала! Поверь мне. Я сама не понимаю как, но…
– Нет! Ты снова лжешь! – Гарет оттолкнул умоляюще протянутые к нему руки и грубо схватил ее за подбородок. – Скажи, Анжелика, что ты чувствуешь в моих объятиях? Разве твое тело не кричит от желания слиться с моим? Тебе не хочется, чтобы я прижал тебя к себе, и ласкал, и целовал… Тебе не хочется отдаться мне… заняться со мной любовью… почувствовать, как я войду в тебя… как заполню тебя целиком… как мы превратимся в единое целое?..
– Гарет, пожалуйста. – Анжелику била крупная дрожь. В кристальной глубине серебристых глаз читалась лишь мольба. – Гарет, я так хотела поговорить с тобой, чтобы ты мне поверил. Ты так разгневался… ты, наверное, возненавидел меня. Я чувствовала эту ненависть в каждом твоем взгляде. Но я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
– Чего же ты хочешь, Анжелика? Скажи мне наконец! Наверное, я должен полюбить тебя… братской любовью? – Гарет не удержался от издевательского смеха. – Не выйдет! Зря тратишь время!.. – Неожиданно он подхватил ее и прижал к напряженным, переполненным желанием чреслам. – Это совсем не братская любовь… – прохрипел он. – и тебе в жизни не убедить меня, что я бы не почувствовал, что ты – моя сестра! Нет, милая, ты была и останешься Анжеликой Родриго, моей маленькой шлюхой.
И он стал жадно целовать Анжелику, которая принялась изо всех сил отбиваться и даже пыталась царапаться и кусаться, чтобы обрести свободу. Гарет. ошарашенный столь неистовым отпором, слегка отстранился, но не выпустил свою жертву, пока та не выбилась из сил и не затихла. Ее лицо повлажнело от слез, а в глазах по-прежнему светилась мольба.
– Гарет. пожалуйста, поверь мне! Пожалуйста! Что бы ни написал падре Мануэль, какой бы ни оказалась правда – я не лгала тебе! Видения становятся все более понятными. Я вспоминаю все больше с каждым днем, и я…
– Нет! Ты ничего не вспоминаешь! Ты выдумала все от начала до конца! – Гарет отчаянно затряс головой: он сам испугался не на шутку. – Не проси меня поверить, Анжелика, потому что…
– Тебе придется поверить ей, Гарет. – Оба резко обернулись в ту сторону, откуда внезапно прозвучал голос Джонатана Доусона. – Потому что она говорит правду.
Наступила тишина, и Гарет понял, что спорить далее бесполезно. Он неохотно отпустил Анжелику и скрипнул зубами от ярости: отец тут же обнял ее за плечи и повел прочь. В тот же миг с утроенной силой навалилась давившая усталость. Вяло качая головой, он с сочувствием глянул на отца:
– Па, ты ведешь себя чертовски глупо. Когда придет письмо от священника, ты сам что поймешь, но так и быть, я не стану напоминать, что предупреждал тебя об этом. Дьявольщина – мне не с кем поговорить в этом доме! Никто не желает меня слушать…
Гарет позволил себе на прощание еще раз взглянуть на Анжелику, на залитые слезами щеки, на искусанные в кровь губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57