– Что же мы теперь будем делать? – тихо спросил Кук. – Ведь такой приказ – это катастрофа.
– Пусть будет так, как хотят начальник и капитан. Мы не имеем права нарушать дисциплину. А там посмотрим.
– Надо всё-таки заставить экипаж работать. Иначе от безделья все заболеют.
– Это правильно, – согласился Амундсен.
Они прошли до кормы. Позади, в темноте, кто-то позвал:
– Доктор! Доктор, это вы?
Доктор Кук откликнулся. К нему торопливо подошёл один из матросов.
– Идите скорей, доктор, с Вильямсом что-то неблагополучно.
– А что такое? Отравился?
– Нет, собрался уходить. Буянит. Вон, смотрите, он уже вышел на палубу.
Доктор Кук и Амундсен пошли к дверям кают-компании. Там столпились матросы. Они держали за руки Вильямса, за плечами у него висела сумка, а в руках он сжимал крепкую палку.
– В чём дело? Почему вы его держите? – спросил доктор.
– Он хочет уходить.
– Как уходить? Ты куда собрался, Вильямс?
– В Бельгию. Я не буду здесь зимовать.
– Как? Пешком через льды и океаны?
– Да, пешком. А где надо, я поплыву. Я очень хорошо плаваю.
– Да, пожалуй, переплыть можно, – спокойно сказал доктор. – Но пока я тебе, друг, не советую уходить. Подожди немного: вот взойдёт солнце, и я сам составлю тебе компанию. Пойдём вместе.
Доктор взял матроса за руку и, ласково разговаривая с ним, увёл его к себе в каюту.
Амундсен и матросы остались на палубе.
– Не корабль у нас, а коробка! – сказал матрос Эмиль. – А тут ещё сумасшедший. Беда!
Амундсен в душе согласился с ним, но вслух ответил:
– Ничего, брат, держись! Главное – не теряй бодрости. Бодрость потерять – всё потерять.
– Где её набраться, бодрости? – сердито буркнул Эмиль.
Амундсен не сказал ничего. Да и что можно сказать людям, которые при первой беде становятся малодушными? Он вздохнул и спустился вниз.
Проходя мимо каюты доктора, он увидел в полуоткрытую дверь, что доктор и матрос Вильямс сидели друг перед другом, и услышал:
– Ну, вот мы и пойдём скоро...
Это сказал доктор. Матрос весело засмеялся. Должно быть, он поверил ему. Амундсен прошёл в свою каюту, в темноте разделся и лёг. Он устал от волнений этого дня. Что же будет дальше?
Амундсен – начальник


Потянулись страшные недели. Зима с каждым днём становилась суровее. Дни всё укорачивались. 15 мая в последний раз на горизонте появилось солнце и скрылось на семьдесят дней.
Семьдесят суток непрерывной ночи!
Ударили такие морозы, что на палубу нельзя было высунуть носа. И хотя чугунная печь в кают-компании была всё время раскалена докрасна, но грела она плохо. Вокруг неё сидели и лежали люди. Амундсен и Кук устроили в углу кают-компании мастерскую и с помощью нескольких матросов делали сани, шили из тюленьих шкур одежду.
Однажды матросы сказали доктору, что их товарищ Эмиль уже два дня не встаёт с койки.
Доктор бросил ножницы и вышел из кают-компании. Минут через пять он вернулся и позвал Амундсена.
– Идите посмотрите, – сказал он вполголоса, когда они вышли в тёмный коридор. – Случилось то, что должно было случиться. У Эмиля цинга.
Они молча пошли в кубрик. Плошка с тюленьим жиром слабо освещала тесное помещение. На койке лежал Эмиль. Доктор Кук и Амундсен нагнулись над ним.
– Открой рот! – приказал доктор.
Эмиль слабо разжал челюсти. Тяжёлый запах ударил Амундсену в лицо. Дёсны у Эмиля распухли и почернели. Язык еле ворочался.
– Цинга самая настоящая, – сказал Амундсен. – Нужно свежее мясо. Будем кормить его... чтобы не знали ни капитан, ни начальник.
– Да, придётся. Готовить будем сами.
И тайно от капитана они кормили больного Эмиля тюленьим мясом.
Но прошла неделя, и цингой заболело несколько матросов. Доктор Кук вызвал всю команду на медицинский осмотр. У многих уже была первая и вторая стадия цинги: распухшие дёсны, язвочки на ногах, лоснящиеся лица серовато-бледного цвета. Кое-кто жаловался на болезнь сердца, на боли в желудке, на бессонницу. Сказывалось однообразное питание консервами.
Кук и Амундсен решили поговорить с де Герлахом.
– Положение экипажа очень серьёзное, – предупредили они, – необходимо свежее мясо, иначе все слягут и не встанут.
Де Герлах рассердился:
– Вы опять о том же?! Я запретил готовить падаль. И никаких разговоров!
Кук и Амундсен не смели спорить: слово начальника экспедиции – закон. Приходилось молчать и ждать дальнейших событий.
Не прошло и трёх суток, как Данко позвал доктора к себе в каюту.
– Посмотрите, доктор, что со мной. У меня опухли ноги.
Кук осмотрел его. Признаки цинги были явными.
– Единственное средство спасения – тюленье мясо. Будете есть тюленя? – спросил Кук.
Данко сделал брезгливую гримасу. Кук пытался его уговорить:
– Смотрите, друг! Ваша брезгливость доведёт вас до беды. Вы вконец расстроите здоровье.
Но Данко был непреклонен:
– Нет, нет, доктор! Не говорите мне об этом!
Кук и Амундсен видели, что Данко слабеет с каждым днём. Он лежал хмурый и печальный. Сильнее всех он тосковал по родной Бельгии. Болезнь развивалась стремительно, и уже в начале июня – первого зимнего месяца – Куку стала ясно: Данко обречён на смерть.
Грустно было доктору и Амундсену стоять у постели больного и не иметь возможности ему помочь.
В середине июня Данко умер.
Навсегда осталась в памяти Амундсена картина похорон Данко. В кают-компании над покойником прочитали молитвы. Кук сказал короткую речь. Тело Данко положили в мешок, привязали к ногам чугунный груз и молча понесли с корабля на лед, чтобы там опустить в прорубь. Все, кто ещё мог ходить, пошли проводить покойника в последний путь. Ночь была чёрная, бушевала метель, и факелы пришлось защищать от ветра кусками парусины.
Плотным кольцом все столпились у проруби. Покойника подняли над прорубью стоймя и постепенно стали опускать в воду. Будто живой, уходил Данко всё ниже и ниже. Вот только контур головы виден над прорубью. Вот и голова исчезла: Данко ушёл в пучину.
Придавленные тоской и тревогой, люди молча вернулись на корабль. Похороны произвели на всех угнетающее впечатление, и многие думали: «Не за мной ли очередь?»
После похорон ещё один матрос сошёл с ума. Его помешательство было буйным, он не подпускал к себе никого, отказывался от пищи и через несколько недель умер. Этот случай ещё сильнее, чем смерть Данко, потряс всю команду. Теперь цингой болели почти все. Начальник экспедиции де Герлах и капитан Лекуант тоже похварывали и, наконец, свалились оба. Они лежали в полутёмной каюте начальника, неподвижные, как брёвна. Де Герлах быстро ослабел, и однажды, когда к нему пришёл доктор Кук, он сказал хриплым голосом:
– Позовите свидетелей, доктор. Я хочу сделать завещание.
– Завещание? – удивился Кук. – Вы малодушествуете! Не теряйте надежды.
– Перестаньте, доктор, – сердито проворчал де Герлах. – Вы видите, что я и капитан больны смертельно.
Чтобы не раздражать больного, доктор позвал Амундсена, механика Виктинга, второго штурмана Бруля, которых ещё не осилила цинга. Когда свидетели вошли в каюту, доктор плотно закрыл двери: он не хотел, чтобы кто-нибудь из команды мог узнать о том, что здесь происходит. Если сам начальник готовится к смерти, тогда весь экипаж подумает, что положение безнадежно.
Де Герлах слабым голосом начал диктовать:
«Находясь в здравом уме и твёрдой памяти...»
Доктор Кук, наклонившись над столом, записывал его слова. Измождённое бородатое лицо начальника экспедиции тянулось к столу. В глазах де Герлаха было отчаяние. На соседней койке ворочался капитан. Он тоже вытянул шею и смотрел, как пишет доктор. А три свидетеля, закутанные в куртки из мохнатых шкур, молча стояли вокруг стола. Слабый свет лампы освещал их мрачные лица.
– Я тоже хочу сделать завещание, – сказал капитан, когда де Герлах кончил диктовать.
Доктор переглянулся с Амундсеном.
– Вам-то совсем рано! – сказал доктор.
– Нет, нет. Я чувствую, смерть близка. Пишите.
Кук снова наклонился над столом, положив перед собой чистый лист бумаги. Капитан диктовал еле слышно.
– Подпишитесь! – сказал доктор и пододвинул бумагу к Амундсену.
Амундсен расписался. За ним поставили свои подписи механик Виктинг и штурман Бруль. Всё было сделано по закону.
– А теперь... пусть команду над судном и экспедицией примет Амундсен, – сказал начальник экспедиции. – Вы не возражаете, капитан?
– Да, да. Я согласен, – подтвердил капитан.
Кук записал распоряжение в вахтенный журнал и подал его капитану и начальнику экспедиции.
Де Герлах и Лекуант расписались. Доктор подал вахтенный журнал Амундсену.
– Примите команду.
Это была ответственная минута в жизни Амундсена. Он – начальник полярной экспедиции! Но нет, он и виду не показал, что волнуется: молча расписался, и все, не говоря ни слова, вышли из каюты.
– Итак, дорогой Амундсен, дело теперь за вами, – сказал доктор, когда закрылась дверь в каюту капитана. – Надо спасать людей.
Амундсен положил руку на плечо Бруля.
– Слушайте, Бруль! Немедленно вызовите всех здоровых матросов наверх.
– Есть позвать всех здоровых наверх! – улыбаясь, проговорил Бруль и поспешно пошёл в кубрик к матросам.
На палубу поднялись только четыре матроса, Бруль и Виктинг. Все остальные были больны.
– Мы спустимся на лёд и выкопаем из снега убитых тюленей и пингвинов, – негромко сказал Амундсен. – Джемс, скажи коку, чтобы он сейчас же растопил печь. Сегодня у нас будет обед из свежего мяса.
Джемс весело откликнулся:
– Есть сказать повару, чтобы растопил печь!
Он побежал в камбуз, а три матроса, Бруль, Виктинг, доктор Кук и Амундсен, захватив лопаты и топоры, спустились на лёд. Метели нанесли вокруг корабля горы снега. Туши тюленей и пингвинов были спрятаны в снегу возле носа корабля. Амундсен шёл впереди с фонарём в руках. Остановившись у какого-то длинного сугроба, он бодро сказал:
– Приступайте. Нынче мы пообедаем на славу!
Матросы весело принялись за работу. Им помогали Амундсен и Кук. Чтобы добраться до тюленей, пришлось вырыть в снегу длинный коридор. Амундсен сам вырезал из тюленьих туш лучшие куски мяса и приказал отнести их в камбуз.
Через час был готов обильный и вкусный обед. Все, кто в состоянии был дойти или доползти до кают-компании, сидели за столом и ели будто наперегонки: консервы так всем опротивели, что жареное тюленье мясо казалось лакомством.
Потом доктор и Амундсен накормили тех, кто не смог прийти к столу.
И, наконец, доктор отправился в каюту капитана с блюдом, доверху наполненным мясом. Что там произошло, он не рассказал. Но назад в кают-компанию он пришёл улыбающийся – в руках у него было пустое блюдо.
Этот обед будто воскресил всех. Люди заговорили живее, громче. Было похоже, что они дождались праздника.
Прошло семь дней, и экипаж трудно было узнать: больные уже сами выходили к обеду; в кают-компании зазвучали громкие голоса, а иногда даже слышался смех. Лучше стали чувствовать себя и капитан и начальник экспедиции.
После ужина обычно все долго сидели в кают-компании, мечтая о том времени, когда подуют тёплые северные ветры, разгонят лед, и «Бельгика» сможет выйти в открытое море.
Доктор Кук – спаситель


Переломилась, наконец, страшная зима. В полуденные часы на горизонте появлялось белое пятно, предвещавшее приход солнца. С каждым днём пятно росло всё больше и больше, становилось ярче, и через какую-нибудь неделю показалось, наконец, солнышко: в первый раз оно выглянуло из-за горизонта только краешком на несколько минут и тут же скрылось. Но встречал его весь экипаж. Амундсен приказал вынести на палубу больного капитана и сумасшедшего матроса Вильямса. Все приветствовали солнце такими радостными криками, словно уже пришло спасение.
Однако Амундсен и Кук понимали, что до этого ещё далеко. На следующий день солнце поднялось выше и светило дольше. В сумерках экипаж собрался в кают-компании, и доктор Кук сказал:
– День избавления близок. Нам нужно теперь же обследовать все льды вокруг корабля. Завтра мы пойдём посмотрим, нет ли где выхода. Может быть, «Бельгике» удастся выбраться.
Ранним утром Кук и Амундсен спустились на лёд. Заря только занималась, небо на востоке покрылось белой пеленой. Они прошли километра два, но нигде не заметили ни трещины, ни полыньи, – всё было плотно закрыто льдами. Взошло солнце, и Амундсен увидел трёх матросов, шедших им навстречу с запада. Ещё издали они кричали:
– Мы видели полынью! До неё не будет и одного километра.
И действительно, не прошли они за матросами и километра, как открылась полынья. Она была похожа на длинный язык и тянулась далеко к северу. Конец её терялся во льдах. Доктор обрадовался:
– Как раз то, что нам надо. Если судно провести сюда, мы вырвемся из плена.
– Вряд ли, – усомнился Амундсен. – Вероятно, полынья с севера закрыта.
– А это мы сейчас проверим, – сказал доктор и пошёл к ледяной горе, высившейся справа от полыньи.
Поднявшись на неё, он посмотрел вдаль. Полынья кончалась километрах в трёх, а вдали, по горизонту, стеной поднимались большие ледяные горы. Но за ними, несомненно, был открытый океан.
За обедом доктор сказал:
– Кажется, всех нас можно поздравить с большим открытием. Мы нашли полынью. Нам необходимо как можно скорее вывести в неё корабль.
– Полынья закрыта со всех сторон, – тут же откликнулся один из матросов, который был с Амундсеном и Куком на разведке. – Всё равно в открытое море мы не попадём. Полынья не поможет.
– Вот именно через эту полынью мы и попадём в открытое море, – твёрдо сказал доктор. – Когда подойдёт весна и подуют тёплые ветры, лёд начнёт трескаться, и трещина обязательно пройдёт по самому слабому месту, то есть там, где сейчас полынья, и нам уже легко будет вывести корабль в открытый океан.
Амундсен кивнул головой.
– Доктор прав. Такие случаи в полярных экспедициях бывали не раз.
– Но как же вы проведёте корабль через лёд? До полыньи целый километр, – сказал второй штурман.
– Мы пропилим во льду канал, взорвём лёд и по каналу проведём «Бельгику».
Механик Виктинг рассмеялся:
– А где вы возьмёте такие пилы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24