— Легко ли отсюда добраться до Нью-Йорка?
— Нет проблем. Не беспокойтесь. За пакгаузом вас ждут автобусы.
— А почему никто не встречает?
— Причал охраняется. Вокруг полисмены. Да и рано еще!..
Будто услышав вопрос Николаева, появились первые встречающие. Это были журналисты. Они сразу направились к трапу. Но путь им преградили матросы:
— Бугайся-но татиири кинси! (Посторонним вход воспрещен!)
Свои слова они сопровождали красноречивым жестом, но журналисты сделали вид, что не понимают японцев. Напрасно. У матросов Каяхары отличная выучка и твердый характер.
Пришлось брать интервью с причала. Колонисты с шестиметровой высоты, чувствуя свое превосходство, отвечали на вопросы снисходительно.
— Вам не надоело в море?
— Море — как хлеб. Оно никогда не надоедает, — гордо ответил Моржов.
— Дружно ли живете с японцами?
— Мистер Каяхара — лучший в мире капитан. С ним и его командой мы готовы отправиться еще в одно кругосветное путешествие.
— На пароходе вы живете в трудных условиях. Ведь трюм предназначен для перевозки груза, а не пассажиров. Тем более, когда это дети…
— Есть русская пословица «В тесноте, да не в обиде». Все мы — одна дружная семья.
— Говорят, Красный Крест увез вас из Сибири вопреки вашему желанию?
— Никто нас силком из России не увозил. В Сибири мы умирали с голоду. А сейчас наше меню состоит из нескольких блюд, включая фрукты и шоколад, — сказал Виталий Запольский.
— Зачем же возвращаться в Россию? Сотни тысяч людей просят там подаяния. Не придется ли вам пополнить их число?
Вопрос этот задала женщина. Возможно, поэтому ей вызвалась ответить Ксения Амелина.
— Вы любите Америку? — спросила девочка.
— Я здесь родилась. Этим все сказано.
— А я родилась в Петрограде. Там нет небоскребов. Но есть Исаакиевский собор, Адмиралтейство, Зимний дворец, Невский проспект, сотни каналов и мостов. Это самый красивый город на земле. Он мне снится. Там живут папа, мама и мой младший братик Андрюша. Я предпочту манго и шоколаду сухую корку хлеба, только бы жить там, где прошло мое детство. Точно так же думает и моя сестра Катя. Вот она, рядом со мной. Мы не умираем с голода, но умираем от тоски, от желания обнять маму.
Последние слова Ксения почти выкрикнула. На глазах ее выступили слезы.
Журналисты, а их собралось уже не меньше двух десятков, пришли даже кинооператоры, были восхищены этой небольшой, но такой страстной речью. Каждый из них приготовил по нескольку вопросов. Но неожиданно появился человек, которого все так ждали. Это был Райли Аллен. А рядом с ним — Мария Леонова.
Весь пароход взорвался криком «Ура!». Таким громким, что в воздух поднялись сотни птиц, мирно сидевших до этого на складских крышах. А на ходовой мостик выскочил капитан Каяхара и все его помощники.
Конечно же, матросы не стали задерживать на трапе этого посетителя, что показалось журналистам обидным. Кого это встречают с такими почестями?
…Леонова сразу попала в объятия своей сестры. Они с интересом и удовольствием осматривали друг друга, будто не виделись целый год. А ведь со дня их разлуки в Сан-Франциско прошло чуть больше трех недель.
— Мария, ты совсем другая. Настоящая американская леди!
— Это из-за одежды и прически. А вот ты, Шурочка, изменилась. Похудела… И глаза у тебя такие большие…
— Скучала очень. Хоть бы разок дала о себе знать, радиограмму бы прислала…
— Это не так просто. Надо было просить Райли. А у него и без того много забот.
— Наши девочки говорят, у вас с ним любовь? Это правда?
— Правда.
Глаза Александры загорелись от любопытства. Она взяла старшую сестру за руку и потянула в сторону от всех.
— Расскажи, прошу тебя! Мне так интересно…
— Конечно, расскажу. Но позже. Когда будет больше времени и когда мы будем совсем одни. А сейчас много-много работы. Надо помочь Аллену. У него переговоры с капитаном. И, кроме того, мы съезжаем с «Йоми Мару».
— И куда же?
— На остров.
— Не может быть! — захлопала в ладоши Александра. — А похож он на остров Русский?
— Скоро сама увидишь.
— Тогда я бегу сообщить девочкам. Такая новость! Вот они обрадуются!..
…Пристань, между тем, стала заполняться встречающими. Несмотря на ранний час, детей пришло нисколько не меньше, чем взрослых. Маленькие горожане принесли своим русским сверстникам гостинцы. Фрукты и сладости находились, как правило, в плетеных корзинках. Вот только как их передать? Матросы по-прежнему охраняли трап, не пуская никого ни вниз, ни вверх. Таков приказ. Смешение тех и других детей создало бы взрывоопасную смесь, с которой не смогли бы совладать ни воспитатели, ни полицейские.
И вот что придумали колонисты. Принесли из трюма веревки и с их помощью стали принимать подарки. Пусть не из рук в руки. Но так даже интереснее. Немного напоминает рыбалку. И улов обещает быть богатым.
Петя Александров тоже включился в игру. Дождавшись, пока освободится веревка, он подал ее на причал мальчику в яркой куртке и в кепке с широким козырьком, скрывавшим его лицо. Тот ловко завязал узел, крикнул: «Вира!», и целая горка румяных яблок поплыла вверх.
Мальчик на берегу поднял голову, чтобы убедиться, точно ли по центру сделал он узел, не наклонилась ли корзинка и не упадет ли ему на макушку одно из яблочек (интересно, слышал ли он о Ньютоне?), и в это мгновение Петя Александров обмер.
— Федя! Ты, что ли?
Вместо ответа Кузовков приложил палец к губам и снова надвинул кепку на глаза.
— Думал, не узнаешь, — сказал он вполголоса. — Угощайся. Яблоки не из магазина. Сам рвал.
— Давно ты в Нью-Йорке?
— Потом расскажу.
— А почему не поднимаешься? Ты же свой. Или, думаешь, японцы не признают? Так я подскажу.
— Не торопись. Я тут не один. Надо кое с кем попрощаться.
— А Кузовок? Неужто потерялся?
— С чего ты взял? Кузовок нигде не пропадет. Хоть в России, хоть в Америке.
Он отступил на несколько шагов назад и почти слился с толпой, такой же пестрой, как сам.
Но Александров уже не упускал его из виду. Он заметил, как Федя втиснулся между полисменом и мальчиком, державшим на коротком поводке собаку. Федя перехватил поводок и погладил собаку. Да ведь это Кузовок! Но как изменился! Пострижен и ведет себя чинно. Куда девалось его озорство? Стал, как и его хозяин, настоящим американцем.
Полисмен, стоявший рядом с Федей, сжал его плечо и что-то сказал. Теперь понятно, подумал Александров, почему он не поднялся на пароход. Набедокурил! Надо выручать.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЛОХАЯ ВЕСТЬ
Райли Аллен встретил «Йоми Мару» в добром настроении. Прошел почти месяц, как он оставил судно. Тогда он уезжал из Сан-Франциско с нелегким сердцем. Не без колебаний передавал колонию в руки Эверсолу. Справится ли Грегори с новыми для себя обязанностями? Как-то сложатся его отношения с Каяхарой, человеком умным, но и властным? Впрочем, таким и надлежит быть капитану.
И вот «Йоми Мару» у причала Нью-Йорка. Дети здоровы и счастливы. Они протягивают Аллену руки. Густой частокол рук, сквозь который нелегко пробиться ему и сопровождающим его Бремхоллу и Эверсолу. Каждого ребенка хочется потрепать по плечу, выслушать и сказать ласковое слово. Но есть морская традиция — прежде надо посетить капитана. Совсем рядом, на берегу, начинается Америка. Там — мэр, губернатор, президент… Здесь же, на палубе, хотя судно и зафрахтовано Красным Крестом, суверенная территория Японии. Таковы международные законы. Каяхара не только капитан, но и представитель Страны восходящего солнца. И к нему первый визит.
Но это визит не только вежливости. С первого дня плавания между ними установились дружеские отношения. Кроме того, они понимают — две страны могут быть в добрых или плохих отношениях, даже враждовать. А Аллену и Каяхаре это противопоказано. Их объединила общая задача, и каждый делает свою часть дела.
Как его встретит капитан? С твердым и непроницаемым лицом, словно изваянным из камня? Или скупой, как зимнее солнце, улыбкой? Но у него есть чем смягчить суровость японского моряка. В руке Аллена подарок. В пакете — двадцатилетнее шотландское виски (как-то Каяхара проговорился, что это его любимый напиток) и солидный запас табака, которого хватит на весь переход через Атлантику.
Каяхара уже стоял на пороге своей каюты. Но что-то в выражении его глаз заставило остановиться и Аллена. Заготовленное приветствие замерло на устах, а рука с подарком опустилась сама собой.
— Мистер Аллен, — сказал капитан, чуть помедлив, — я удручен несчастьем, которое случилось на моем судне.
Пострадал кто-то из матросов или кочегаров, подумал Райли.
— Выражаю вам свое сочувствие, капитан. Работа моряка опасна. Как это случилось?
— Вы меня не поняли. Это случилось не с членом экипажа.
— Тогда с кем же? Пострадал кто-то из военнопленных?
— К моему глубокому сожалению, речь идет о ребенке.
Кровь прилила к лицу Аллена.
— Это невозможно, — резко возразил он, отгоняя от себя страшную новость. — Только что я шел через толпу детей. Каждый улыбался, и все были счастливы. Случись что, мои помощники сказали бы мне еще на трапе. Не так ли, мистер Эверсол?
— Увы, капитан говорит правду, — ответил Эверсол, дотронувшись до руки Аллена. — Умерла десятилетняя Лена Александрова. Скончалась, несмотря на все старания судовых врачей спасти ей жизнь.
— И я узнаю об этом только сейчас, а не в первую минуту, когда поднялся на пароход!
— Не успел вам сказать, Райли. На палубе нас сразу окружили дети. А они не знают о случившемся.
— Не знают?
— Так мы решили, так посоветовала Ханна Кемпбелл. Прибытие в Нью-Йорк для детей большое событие. Не стоит омрачать им этот праздник.
— Тело девочки в судовом лазарете?
— Нет. Мы срочно вызвали санитарную карету и отправили в госпиталь.
— Но у Александровой есть брат. Вы что же, и ему ничего не сказали?
— Не сказали. Дети недавно проснулись. Не думаю, что для мальчика день должен начаться с этой страшной новости. Он так любил и опекал свою сестру… По нескольку раз подходил и справлялся о ее здоровье. Перед отъездом из Петрограда он уже пережил смерть матери. И вот новое несчастье.
— И нужно же такому произойти, — сказал Аллен глухим голосом. — Случайная муха… И вот нет ребенка.
— Вся наша жизнь состоит из случайностей, — заметил Каяхара. — Но думаю, в море их значительно меньше, чем на суше.
— Это почему же? — поинтересовался Эверсол.
— На судне человек больше привержен послушанию и порядку.
— Согласен с вами, капитан. Но мухе не прикажешь.
— Сегодня у нас сотня забот, — сказал Аллен. — Но первое, что мы должны решить, — где и как похоронить девочку.
— Это нужно сделать согласно православным обычаям. Я уже советовался с русскими воспитателями, — сказал Эверсол.
— Несколько дней тому назад мы с Марией Леоновой посетили русскую церковь и познакомились со священником. Надо ему позвонить. Поручим это Бремхоллу. Барл, — Аллен повернулся к Бремхоллу и увидел, что тот стоит к нему спиной, а плечи его дрожат от плача.
Все было как во Владивостоке, Муроране и Сан-Франциско. Два воспитателя по обе стороны трапа держали в руках списки и отмечали детей, покидавших судно. И этому очень помогал жетон, висевший на шее каждого мальчика и девочки. Свой личный номер они помнили так же хорошо, как собственный день рождения.
Двадцатиместные открытые автобусы долгой чередой двинулись от пирса Джерси-Сити к острову Стейтен-Айленд. Каждый колонист сидел в отдельном кресле и чувствовал себя не только пассажиром, но и зрителем. Казалось, не они едут через город, а он надвигается на них — огромной и пестрой панорамой, состоящей из нескончаемого числа окон, автомобилей и пешеходов.
Барл Бремхолл находился в головном автобусе, а Райли Аллен — в машине, замыкавшей колонну. Он все еще продолжал держать в руке листок, который ему вручили за минуту до того, как они тронулись в путь.
На листке было несколько цифр.
С парохода высадилось 778 детей (428 мальчиков и 350 девочек), 84 русских учителя и воспитателя (10 мужчин и 74 женщины), 16 американцев (11 мужчин и 5 женщин) и 77 служащих, бывших военнопленных. Всего около тысячи человек. И, конечно, Федя Кузовков. Но он оказался среди встречающих.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СТЕЙТЕН-АЙЛЕНД
Автобус сменился паромом, а яркие улицы — мутной водой Гудзона. Над рекой висело блеклое небо. Встречный ветер доносил незнакомые запахи. Дети забавлялись, бросая чайкам недоеденные булки. Но птицы не отставали, требуя все нового корма.
Дети тоже были ненасытны. Однако им хотелось другого — новых впечатлений. К счастью, их было предостаточно. Воспитатели вслед за детьми перебегали от борта к борту, проявляя такое же любопытство, как и их воспитанники.
Паром встретила огромная толпа, куда многочисленнее, чем на месте швартовки «Йоми Мару». Не прояви американские солдаты решительности, детей расхватали бы, а кого-то, возможно, и увезли.
Петя Александров цветам и подаркам предпочел свежую газету, которую ему протянул какой-то старичок.
— Посмотри. Это наша главная эмигрантская газета «Новое русское слово». Там написано и о вас.
Мальчик, уже давно не державший в руках газету, стал здесь же ее читать, несмотря на толчки слева и справа. На передней странице он увидел крупный заголовок «Добро пожаловать, молодая Русь». А ниже — статью редактора:
«Партия детей, вырванных из недр сердитой, взбушевавшейся России, несется по морям, океанам, новым и старым странам.
Россию бьют — детей приласкали. Россию оставили как зачумленную — детей окружают попечением.
Но для нас, заброшенных на чужбину, эти дети — часть России, которую мы любим и обожаем.
Для нас нет двух России. Она для нас одна. И в лице приезжающих сегодня детей мы приветствуем ее самые нежные побеги ».
Пока Петя читал, старичок терпеливо стоял рядом, с интересом рассматривая мальчика. Он неосознанно выделил его среди сотен детей. Другие колонисты шумели, без устали передвигались с места на место. Этот же подросток стоял одиноко и опустив голову. Что-то печалит его сердце, подумал он. Наверно, этот мальчик более впечатлителен, нежели его товарищи, и сильнее скучает по дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98