Наверно, и на этот раз неразделенное чувство, решила она. О Господи, хорошо, что мои дети еще маленькие… Но все еще впереди.
— Я с тобой, — повторила Ханна. — Доверься мне. Скажи, кто тебя обидел?
— Никто, — ответила девочка, заикаясь.
— Как тебя зовут?
— Таня.
— Танечка, ты меня знаешь?
— Кто же вас не знает… Вы миссис Кемпбелл.
— Ты доверяешь мне?
— Да.
— Будь искренней. Я тебе обязательно помогу.
— Вы не сможете помочь.
— Почему?
— Мне никто не поможет.
— Ты в этом уверена?
— Настеньку уже не вернешь…
— Настеньку? О ком ты говоришь?
— Это моя младшая сестра. Она умерла. — Ресницы ее снова наполнились слезами.
Ханну кольнуло в сердце. Она поняла, чью дрожащую руку держит в своей руке.
В начале зимы миссис Кемпбелл на время оставила колонию. Из Сиэтла пришел транспорт, а с ним несколько медсестер — новое пополнение для госпиталя. Чужая страна… Промозглый ветер… И ужасный быт… Нужно было поддержать молодых девушек, помочь их первым шагам. И в это самое время с острова пришло известие о смерти десятилетней девочки. Бухта уже покрылась льдом, и Ханна не сумела прибыть на похороны. Оставалось одно — пойти в церковь, поставить свечку и помолиться за упокоение юной души. Тело девочки не удалось перевезти во Владивосток, и она была похоронена на островном кладбище. Уже потом, приехав на Рождество, она вместе с Бремхоллом посетила могилу. Барл освободил маленький холмик от выпавшего накануне снега. Стоя над ним, Ханна думала о судьбе этой русской девочки, нашедшей вечный покой в дальнем уголке своей необъятной родины. На долгом пути домой она попала не в объятия родителей, а в объятия смерти.
Как утешить Таню? Она не выплакала свое горе. Ханна вдруг поняла, что заставило ребенка так остро вновь пережить смерть сестры. Детям сегодня объявили о возвращении в Петроград. Она поднимется на пароход, а Настенька навсегда останется здесь, в своей могиле.
— Таня, возьми себя в руки. Хочешь, погуляем?
— Там все радуются. А я…
— Мы пойдем в другое место. Давай проведаем Настеньку.
Таня быстро поднялась с кровати:
— Правда? Вы этого хотите?
— Да. Но сначала нарвем цветов.
Они направились к пригорку, пестревшему первыми, а потому особенно яркими цветами. И неожиданно увидели Лену Александрову. Она сидела на корточках и занималась своим любимым делом — плела венок. А ее брат Петя подавал ей одуванчики, лежавшие кучкой и сорванные так, чтобы стебли были как можно длиннее.
Лена вскочила и бросилась обнимать Таню:
— Хочешь, я и тебе венок сплету?
— Нет, Леночка. В другой раз.
— А куда вы идете?
— К Настеньке.
Лена широко открыла глаза:
— К моей подружке?
— Они дружили и очень любили друг друга, — объяснила Таня.
— Пойдете с нами? — спросила миссис Кемпбелл.
— Обязательно пойдем, — ответила за себя и брата Лена. — Только подождите минутку. Я венок доплету.
Кладбище было небольшим и ничем не отличалось от обыкновенного сельского погоста. Если бы не особенность. На нескольких могилах лежали якоря. Некоторые с обрывком цепи. На других — снарядные гильзы и даже пушечные ядра. Петя попробовал поднять одно из них. Не получилось. То ли слишком тяжелое, то ли вросло в землю.
Возле одной из могил хлопотала маленькая старушка, одетая по-домашнему. Она выдергивала сорняки. Так копаются в огороде. Вечная работа, требующая терпения. С той лишь разницей, что здесь собирает свой урожай смерть.
Старушка отряхнула руки от земли и поспешила к прибывшим.
— Здесь похоронен мой старик, — сказала она без всякого вступления. — Вот прихожу, чтоб поговорить с ним. Он любил во всем порядок и не потерпел бы, чтоб над ним росла сорная трава.
Она опустила голову и помолчала.
— Это ваши дети? — спросила она Ханну, показав на Петю, Леночку и Таню.
— Да, это мои дети… Хотя и не мои.
— Разве так бывает? — спросила старушка.
Миссис Кемпбелл в ответ воздела руки к небу.
Лена положила на могилу Настеньки венок, а Таня и Петя — по охапке цветов.
— Надо бы ее сначала очистить, — сказала, укоризненно покачав головой, старушка. — Да ладно. Сама наведу порядок. А как звали девочку?
— Настенька.
— Анастасия, значит. Так звали и мою сестру. Бог и ее прибрал. Вам бы на могилке другой крест поставить надо.
— Ее похоронили зимой. Земля была мерзлой, как камень, — сказал Петя, почти оправдываясь.
— Знаю, знаю… Здесь я только летом. А зимой в городе, рядом с дочкой.
— Бабушка, а не боитесь вы сюда ходить одна? — неожиданно спросил Петя.
— Когда была молодой, ужасно боялась. А теперь без страха. Здесь лежат старики и солдаты. Хорошие все люди. А ваша Настенька… Разве можно ее бояться? Душа ее чистая и нежная, как эти цветочки.
— Здесь еще похоронены дети? — спросила Ханна.
— Нет. Ваша девочка — единственный ребенок. Не приведи Господь, чтоб такое повторилось.
— Могу я к вам обратиться с просьбой?
— Слушаю тебя, дочка.
— Нам недолго осталось быть на острове. Могила девочки рядом с могилой вашего мужа. Не согласились бы вы ухаживать и за ней? Я вам хорошо заплачу.
— Денег не возьму, а доглядывать могилку буду, пока жива. А придет мой час, уже и место готово. Видите, как раз между дедом и вашей Настенькой. Я уж и дочери наказала. Она приезжать сюда будет. Так что не беспокойтесь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
«ЙОМИ МАРУ»
Жизнь Райли Аллена раздвоилась. Одна половина продолжала оставаться на острове Русском, другая — переместилась на остров Хонсю. Мысленно он там, на верфи пароходной компании «Кацуда», где перестраивается судно, зафрахтованное Красным Крестом.
Раздвоенность эта мучила Райли. Ему хотелось войти во всякое дело, в любую подробность, связанные с подготовкой судна к путешествию. Ной собственноручно строил и даже смолил свой ковчег. А Райли не удалось вбить гвоздь или сделать хотя бы мазок кистью. Остается надеяться, что японцы выполнят все требования, предусмотренные договором. Они должны помнить: на пароход поднимется не полк солдат, а дети, среди которых сотни девочек.
Уже известно название парохода — «Йоми Мару». Райли вспомнил, что во Владивосток из Гонолулу он прибыл на судне с похожим названием — «Шиньо Мару». Оно сияло, как начищенный башмак. А «Йоми Мару», так ему передали, напоминает трубочиста. Ничего удивительного, пароход перевозит уголь.
Не приведи Господь, если слово «угольщик» попадет на страницы красной прессы. Достаточно и того, что газеты Москвы и Петрограда уже писали об извергах-капиталистах, перевозивших детей в вагонах для скота.
…Всего месяц, и ни днем больше, в распоряжении японцев. Судно поместили в сухой док, и теперь нижняя его половина, скрытая прежде от глаз, обнажилась. Солнце безжалостно осветило неприглядную картину. Ниже ватерлинии рыжий слой краски расслоился и обвис. Непрошеные пассажиры — бесчисленные ракушки — присосались к бортам и днищу. Это они виной тому, что скорость «Йоми Мару» снизилась больше чем на милю в час.
Десятки людей бросились очищать судно от этого безобразия. Каждый держал в руке треугольный скребок. Одни это делали, стоя внизу и даже опустившись на колени. Другие поднялись на леса, взяв пароход в сплошное кольцо. А кое-кто спустился на подвеске, чтобы очистить самые труднодоступные места.
Но куда больше людей работало внутри корпуса. Каждый знал свое место, свою часть работы и отмеренное ему время. Это не был конвейер, но последовательность, взаимодействие и слаженность были поразительными, будто кто-то невидимый, подобно дирижеру, управлял этой трудовой симфонией.
Инженер Уорд Уолкер, командированный Красным Крестом, чтобы наблюдать за качеством работ, впервые оказался в Стране восходящего солнца. Он и раньше слышал о трудолюбии и мастерстве японских рабочих и инженеров, читал о том, что японцы, чему-то научившись или что-то переняв, позднее становятся искуснее своих учителей.
Все работы Уолкер принимал с первого раза и с высокой оценкой. И только в двух случаях предъявил претензии. Плохо работали стоки. Вода скатывалась не в сторону моря, а к центру судна. Кроме того, он написал рапорт о дефекте в циркуляционной системе, подававшей воду в бани и прачечные. Забортная соленая вода смешивалась с пресной.
Но это исключения. Работы опережали намеченный график. Больше всего людей трудилось в твиндеках. Там предстояло разместить почти тысячу подвесных коек. В короткий срок были оборудованы лазарет, амбулатории, изолятор, палубная кухня, пекарня, душевые кабины, туалеты, бункеры для овощей, холодильники, особая система вентиляции в трюмах и многое другое.
Но эти изменения незаметны при взгляде на пароход со стороны. Дети во Владивостоке ожидали сказки, корабля под алыми парусами. Увы, борта «Йоми Мару» были окрашены в черный цвет. Единственная труба, узкая и высокая, тоже не украшала «Йоми Мару». Как большой нос — лицо человека.
Ровно тридцать дней было и в распоряжении детской колонии. Приход судна ожидался в начале июля. Собрать вещи и упаковать их — не самое главное. Основная забота — успеть закончить школу.
Ирина Венерт:
— Экзамены подошли вплотную. По многим предметам мы готовились самостоятельно. Но на семьдесят семь человек — всего десять учебников. И вот что придумали. Мы бросили жребий — кому какое время достанется. Самая большая неудача, если выпадали вечерние часы. Это время танцев. Значит, мы не встретимся с мальчиками.
Но выход нашли. Мы объединились парами и читали учебники вслух в каком-нибудь укромном месте. Иногда на улице. Или вечером и даже ночью при свете керосиновой лампы или свечей, которых всегда недоставало.
На экзаменах нас ждали сюрпризы. Закон Божий сдавать не пришлось. Его исключили из программы. Но руководство местной гимназии не разрешило экзаменовать без причастия. Мы спешили исповедаться с таким рвением, что надавили на ширму, разделявшую нас и священника. Ширма повалилась, и что-то я своего покаяния-причастия не помню. Но батюшка выдал мне документ о моем благочестии.
Как не покажется странным, но больше всего я боялась рукоделия. В нашем классе в этом деле я была самая бездарная. Мне досталась «петля». Вот на ней-то меня и подвесят, решила я. Сейчас я провалюсь. Думаю, комиссия шепнула рукодельнице, что эта ученица — пятерочница. Она подошла ко мне, взглянула на мою работу и сказала: «Ничего-ничего, вполне приличная петля. Я вам ставлю четверку».
Экзамены закончились 23 июня. А спустя неделю их утвердил Совет гимназии. Это было накануне нашего отъезда из Владивостока…
Владивосток,
29 июня 1920 г.
ИЗВЕЩЕНИЕ
Петроградской детской колонии в скором времени предстоит сесть для поездки в Петроград на пароход «Йоми Мару», который Сибирской миссией Американского Красного Креста специально зафрахтован для отправки детей на родину. Пароход пойдет через Америку и Панамский канал.
Американским Красным Крестом были приложены все усилия, чтобы получить американский пассажирский пароход или транспорт, но так как эти пароходы зафрахтованы уже на несколько месяцев вперед, это оказалось совершенно невозможно. Ввиду этого пришлось зафрахтовать японское судно, которое в первую очередь представляет собою грузовой пароход, но каковой для этого рейса специально приспособлен устройством кают, кухонь, умывальных, ванных комнат и проч. Таковые, конечно, пришлось построить на палубе парохода, между тем как спальни расположены на междупалубном пространстве.
Оборудованием парохода Американский Красный Крест был занят около месяца. Для достижения этой цели сделано все, что только возможно. Я призываю каждого члена персонала к искреннему и полному сотрудничеству в деле регулирования жизни на пароходе.
Все помещения следует содержать в чистоте и порядке. Различные группы детей должны быть хорошо организованы, чтобы эта поездка стала приятным и счастливым отрывком в жизни колонии.
Назначение должностных лиц сделано с таким расчетом, чтобы на пароходе было достаточное количество людей для приготовления пищи и для ухода за больными. Подача к столу и другие работы, необходимые в обыденной жизни колонии, будут совершаться персоналом и членами колонии.
Все помещения будут осматриваться ежедневно. Понятно, что дисциплина на пароходе «Йоми Мару» обязательно должна быть строже, чем жизнь колонии на берегу. Для учения, увеселений, уборки помещений, обедов и упражнений будут объявлены определенные часы.
Готовя отправку детской колонии в Петроград, Американский Красный Крест взял на себя весьма серьезное предприятие. Персонал, который находится при колонии начиная с Петрограда, в течение двух лет добросовестно и сердечно положил свой труд на пользу дела. Это залог успешного завершения нашей одиссеи.
Пароход «Йоми Мару» предполагается отправить из Владивостока в Америку между 12 и 15 июля, в зависимости от хода производимой сейчас в Японии погрузки. Пароход будет стоять во Владивостоке не более трех дней, и все приготовления должны быть сделаны заблаговременно…
Р.Х.Аллен, заведующий детской колонией .
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ЦВЕТЫ ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЯ
Извещение было адресовано воспитателям и напечатано на двух языках — русском и английском. В тот же день его прочли и колонисты. Теперь сомнения отпали — они едут домой.
Лица детей светились от счастья. Им не терпелось вернуться к родителям. Но долгие скитания многому научили. Жизнь на острове сыта и беспечна. Но что впереди? Не ждут ли их новые испытания?
Было и другое чувство. Из Петрограда дети уехали на Урал. Затем оказались в Западной Сибири. Последний год провели на Дальнем Востоке. Но при всем этом не покидали родины. Теперь же им предстоит оставить Россию. Оставить, чтобы через несколько месяцев вернуться снова. Таковы законы географии и таково веление времени, в котором им выпало жить.
Чувствуя скорую разлуку с Владивостоком, дети притихли. Они разбрелись по острову. У каждого был свой любимый уголок, где они играли, назначали свидания, готовили уроки.
Федя Кузовков и его друзья поднялись к форту, чтобы оттуда, с вершины холма, еще раз взглянуть на панораму города и на россыпь кораблей, среди которых вскоре появится еще один, тот самый, что доставит их домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98