https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumby-s-umyvalnikom/ 

 

Обманул «наружку» и сбежал.
— «Наружку»? Он что, был в разработке?
— Судя по всему. Командировка в Москву была легендой.
— Англичане?
— Похоже, да.
— И что же теперь?
— Сейчас надо срочно определить, к каким делам он у нас имел доступ.
— Проще сказать, к каким он не имел доступа.
— Вот именно, тра-та-та-та!
Все воскресенье мы со Снигиревым занимались «локализацией провала», но работу до конца завершить не успели, охватив только основные и самые важные дела. В таком же режиме провели выходные сотрудники других подразделений, с которыми в той или иной степени «сотрудничал» предатель с двадцатитрехлетним стажем работы в разведке. Последствия предательства даже на первый взгляд были весьма разрушительными, а последующие обобщения и анализ только усугубляли предварительную картину нанесенного службе ущерба.
Из рассказов «посвященных» товарищей стало постепенно известно, какие события предшествовали побегу Гордиевского.
Во-первых, вызов предателя в Москву для утверждения его в правах резидента лондонской резидентуры был только предлогом. Вообще-то Центр действительно планировал сделать его резидентом, но затем в его распоряжение, очевидно, попала информация о предательстве кандидата, и он был взят в оперативную разработку.
Разработка шпионов — прерогатива контрразведывательных органов, поэтому Гордиевским занялись Второе и Седьмое управления КГБ. Не скажу, что на их плечи свалилась легкая задача, но тем не менее справились они с ней не самым лучшим образом. Вероятно, добыча уликовых данных на предателя затянулась по времени и не укладывалась в сроки, ограниченные легендой оформления его на пост резидента. Опытный оперработник, Гордиевский, возможно, стал подозревать вокруг себя что-то неладное.
Посудите сами. На первой же беседе с ним руководство разведки потребовало от него положить на стол загранпаспорт.
— Он тебе теперь не понадобится: как резиденту тебе будет выдан паспорт советника посольства, — заявил ему заместитель начальника Первого главного управления.
Было бы более-менее естественно, если бы эту чисто техническую операцию осуществил обычный кадровик, но когда за нее взялся генерал, то это могло навести на некоторые размышления.
Оформление на должность резидента было отложено под предлогом поправления здоровья кандидата. Гордиевскому предложили отдохнуть пока в санатории КГБ в Кратове.
На одной из «посиделок» по случаю прибытия загранработника из командировки с участием некоторых непосредственных начальников предателю были заданы вопросы, по характеру которых опять-таки можно было сделать вывод о том, что его в чем-то подозревают.
Не исключено, что пущенная за ним «наружка» в чем-то проявила неосторожность и была им расшифрована.
Проанализировав эти и, возможно, другие отмеченные факты, Гордиевский принял решение бежать. На случай опасности СИС снабдила его специальным планом, согласно которому он должен был связаться с ее резидентурой в Москве и нелегально переправлен через советскую границу.
В субботнюю ночь предатель, усыпив бдительность бригады наружного наблюдения в Кратове, сумел незаметно исчезнуть из санатория, сесть на поезд и незамеченным выехать в район Выборга, где у него якобы была намечена явка с сотрудником СИС. Далее, как рассказывает сам Гордиевский, его посадили в багажник автомобиля с дипломатическим номером и бесконтрольно вывезли на территорию Финляндии. Уже в среду британские власти объявили, что Гордиевский находится в Лондоне и попросил у них политическое убежище.
Возможно, так оно и было, хотя у меня есть серьезные основания сомневаться в том, что напуганный предатель рискнул пуститься в такой длинный путь из Москвы на поезде, понимая, что его, возможно, уже давно хватились и объявили в розыск. Скорее всего, он встретился с представителем резидентуры СИС еще в Москве и проделал весь путь до Финляндии, лежа в душном багажнике автомобиля с дипломатическими номерами. Этот вариант побега предоставлял ему минимум комфорта и максимум унижений, а потому был вреден и неудобен для его будущего имиджа политического борца с тоталитарным режимом. Вот он и придумал для себя более «достойный» путь перехода на Запад.
Последствиями предательства «коллеги» Гордиевского были десятки, если не сотни расшифрованных сотрудников разведки, несколько важных агентов из числа иностранцев, попавшая в руки противника ценная информация о структуре и методах работы подразделений разведки, КГБ, ЦК КПСС, МИД и других ведомств. Морально-психологический эффект предательства был весьма и весьма ощутим. Из всех перебежчиков 70-х и 80-х годов он все-таки выделялся и своим достаточно высоким служебным положением, и степенью информированности, и, надо признаться, интеллектом.
Последствия этого предательства ощущаются в службе до сих пор.
Для меня лично дело Гордиевского, получившего псевдоним Хамелеон, имело своим непосредственным результатом отмену командировки на Шпицберген и ограничение оперативной деятельности рамками своей необъятной страны. И хотя виза для поездки в Баренц-бург не требовалась, отпускать меня в командировку, пока не улеглась пыль от дела Хамелеона, руководство не решилось.
Я вернулся в свой отдел, где моя бывшая должность была уже занята, и проработал в нем еще пять лет, имея единственный шанс поехать на работу в ГДР. Но маячившая передо мной все эти годы перспектива поездки в представительство КГБ при МГБ ГДР за несколько часов испарилась, как «сон, как утренний туман», по причине скоротечного исчезновения самой ГДР. До отъезда из Москвы оставался месяц-полтора, когда в одну ночь была снесена Берлинская стена и объединение двух Германий стало фактом. Аппарат представительства мгновенно стал «худеть», сокращаться, а потом и вовсе был ликвидирован, потому что аккредитоваться ему было уже не при ком.
Если для меня лично ликвидация аппарата представительства на фоне объединения ГДР с ФРГ стала досадной причиной, перечеркнувшей планы очередной загранкомандировки, то для службы и страны — это особая глава, глава неприглядная, местами позорная, потому что, как начиналась она бесславно и похабно у берегов Мальты, так же и закончилась спустя несколько месяцев. Советский Союз и, к прискорбному сожалению, его разведка оставили там на произвол судьбы все свое достояние и честь, сдав западногерманским спецслужбам и судебным властям своих верных людей и помощников.
Сохранив на память кусок бетона из Берлинской стены, подаренный мне вернувшимся из ГДР коллегой, я вновь устремил свой взор на север. Север, как таковой, был для меня «терра инкогнита» и манил своей экзотикой и возможностью решить хотя бы временно остро вставший после развода пресловутый квартирный вопрос. В Баренцбурге опять освобождалась вакансия руководителя точки, и я опять попросился на Шпицберген.
Руководство отдела, озабоченное тем, как бы пристроить слонявшихся без дела «гэдээровцев», не возражало против осуществления моих планов. Я ушел из отдела завершать начатую пять лет тому назад подготовку в Баренц-бург, а на мое место тут же была оформлена соскучившаяся по работе жертва объединения двух Германий.
На сей раз оформление в ДЗК прошло без всяких осложнений, и 23 февраля 1991 года мы с женой сели в самолет «Аэрофлота», чтобы через несколько часов, после промежуточной посадки в Мурманске, благополучно приземлиться в аэропорту норвежского поселка Лонгйербюен.
Сбылась еще одна мечта идиота!
Оперработник поднял бокал с вином и предложил агенту выпить за сбычу мечт.
Вот он, Шпицберген!
Шпицберген, Грумант, Свальбард, Новая Земля Короля Якова…
Каких только названий не удостаивалась эта группа островов за полярным кругом, зажатая в ледяные воды Баренцева, Гренландского и Норвежского морей между 76° и 86° северной широты!
Шпицбергеном архипелаг был назван голландцами за островерхие горные вершины, которые представились их взорам при подходе с юго-запада.
Имя Грумант он получил в конечном итоге от русских поморов, полагавших, что это — часть загадочной Гренландии.
Свальбардом — Прохладным краем — наименовали его норвежцы.
Льстивые английские моряки решили угодить своему королю и дали ему имя Новой Земли Короля Якова.
В наши дни весь мир пользуется названием Шпицберген, за исключением упрямых норвежцев, которые, не желая уступать русским приоритета в открытии архипелага, продолжают называть его Свальбардом, в то время как Шпицбергеном на их картах значится самый крупный, наиболее освоенный и изученный остров архипелага.
Название Грумант осталось лишь за брошенным в 60-х годах советским поселком в заливе Ис-фьорд.
А вообще-то в создании географической топонимики Шпицбергена наряду с русскими, голландцами, норвежцами и англичанами участвовали также шведы, датчане, американцы, немцы, итальянцы, поляки и представители других наций, о чем свидетельствуют такие названия, как плато Ломоносова, мыс Старостина, Русская возвышенность, мыс Ермака, остров Русский, остров Датский, остров Шведский, Земля Принца Карла, Земля Короля Карла, Земля Норденшельда, остров Амстердам, озеро Линнея, поселки Баренцбург и Лонгйербюен, острова Фипс, Парри, Чермсайд… Шпицберген привлекал к себе наиболее предприимчивых и рисковых представителей Европы, которых не пугали ни льды, ни торосы, ни долгая полярная ночь, ни сбивающие с ног ветры со снегом, ни цинга, ни голод.
Исландия — Ледовая страна — вот подходящее название для этой земли, почти наполовину покрытой толстенными ледниками.
Среднегодовая температура измеряется здесь минусовыми величинами, короткое лето похоже на позднюю осень Подмосковья, полярная ночь длится с конца октября до середины февраля. Отсутствие деревьев и кустарников в привычном для нас смысле, резкие колебания атмосферного давления и температуры, усиленная магнитная активность, нехватка кислорода, сильные продолжительные ветры, метели или, как их здесь называют, заряды зимой, дожди летом — все это делает архипелаг малоуютным местом.
Но заберись на любую вершину, поднимись на вертолете или самолете — и твоему взору предстанет величественная молчаливая картина, полная суровой таинственности, достоинства и необычайной красоты. Игра красок неба и моря, дымка над ледниками, пестрые пятна мхов и лишайников, серо-свинцовый, а местами черный как уголь камень, яркий, ослепительный альпийский снег оказывают неповторимое впечатление на человека, очаровывают и восхищают его, захватывают в плен, полностью подавляют своей божественной силой, делают его своей безвольной маленькой частицей.
Побывав здесь однажды, человек захочет вернуться туда вновь, чтобы забыть суетную мелочность повседневной материковой жизни, слиться с природой, очистить душу от тлетворных издержек цивилизации.
Но человек не был бы человеком, если бы не пытался привнести и сюда свою человеческую бестолковую сутолочность, объясняемую не только природой самого умного животного на Земле, но и климатическими особенностями архипелага. Чем ближе к полюсу, тем сильнее чувствуется земной магнетизм, а длительное воздействие магнетизма на человека пока еще совсем не изучено.
Там, на северной Крыше Земли, у людей съезжает крыша.
А вот его парадоксы
Далеко от Москвы, в объятиях природы…
М. А. Дмитриев
Самолет, битком набитый шахтерами, их женами и детьми, вот-вот готовый лопнуть от звонких криков, исторгаемых из молодых и здоровых украинских глоток, в полной тишине пошел на снижение. Уши, как полагается, заложило; все притаились и с замершими в легком испуге лицами приготовились к контакту с расположенной у «черта на куличках» землей. Хотя машина еще не вырвалась из плотных облаков, можно было легко почувствовать, что снижение сменилось резким подъемом, а потом падением в пустоту.
— У-у-уххх! — вырвалось у всех одновременно, и в глаза ударил мягкий, но мощный свет. Слева по борту стремительно промчались кочки и сугробы какой-то тундры, потом пейзаж резко изменился, и в километре-двух показалась красивая шапка горы, из-под снежного покрова которой местами проглядывала черная каменистая порода. Справа было что-то вообще непонятное: рядом возникал — прямо рукой достать — громадный каменный, нет, пожалуй, мраморный дворец, выстроенный в стиле то ли барокко, то ли рококо. Он геометрически правильно преломлялся на две половины и создавал жуткую по своей пронизывающей красоте картину. Трудно было сказать, которая половина была настоящей: та, что сверху, или та, что отражалась в свинцово-зеркальной поверхности моря.
Не успев как следует рассмотреть «дворцовый комплекс», мы, почти касаясь колесами шасси застывшей в гордом молчании водной массы, стремительно ворвались в узкую долину и тут же затряслись в креслах. Показались какие-то ангары, строения, офисы, фигуры людей, автомашины и кары. «Ту-154» приземлился в аэропорту Лонгйербюена.
Выходя из самолета и спускаясь по трапу, я почувствовал, что кто-то или что-то толкнуло меня в грудь, не давало свободно вздохнуть, а на мокром льду взлетно-посадочной полосы вообще мешало продвигаться вперед. Потом я к этому привыкну — это дул обычный шпицбергенский ветер, постоянный спутник дня и ночи, зимы и лета, достигающий иногда скорости до 40 метров в секунду.
При подлете нам объявили, что за бортом плюс несколько градусов по Цельсию, но мы не поверили, что в этих широтах в разгаре зимы возможны оттепели. Однако это оказалось так: течение Гольфстрима чувствуется и на юге Шпицбергена.
После непродолжительного знакомства с пограничниками, одетыми в норвежскую полицейскую форму, мы вышли в холл, где нас встретили представители консульства и резидентуры. Консул Леонид Еремеев тоже оказался здесь, потому что собирался вылететь в командировку в Осло. Мы поговорили с ним несколько минут, а потом он отправился по своим делам, а мы — по своим. Местный представитель «Аэрофлота» рассортировал всех вновь прибывших на «баренцбургских» и «пирамидских», а потом — на партии, потому что всех вместе с багажом за один рейс забрать было невозможно, и стал командовать посадкой в вертолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я