Павел Сергеевич выпил все в несколько больших глотков и протянул кружку мне.— Еще?— Нет, спасибо. Скажите, что со мной случилось?— Мы нашли вас прошлой ночью с разбитой головой. Вы лежали на лужайке перед отелем. Точнее, в кустах. Как вы получили удар по голове, нам неизвестно. Вы ничего не помните?Павел Сергеевич уставился в пространство.— Вас я помню… Вы приехали с Борей, так?Мы с Прошкой переглянулись. Видимо, амнезия Павла Сергеевича прошла. Сейчас он вспомнит о смерти Бориса, и как это на него подействует — неизвестно. Я на всякий случай подошла к столу и начала рыться в аптечке в поисках сердечных капель.Мои опасения подтвердились. Лицо Павла Сергеевича вдруг исказилось, он резко попытался сесть и со стоном упал обратно на подушку.— Боря… Машина застряла… Я вылез, начал толкать… Вдруг эта рыженькая как закричит: «Он умер, умер!» Наталья перегнулась через сиденье, взяла его за руку… Потом достала зеркальце, подержала у него перед губами… «Все, — говорит мертвым таким голосом. — Можно не спешить…»Я нашла валидол и протянула старику.— Вот, положите под язык, пожалуйста. Вам сейчас нельзя волноваться. Постарайтесь расслабиться, отогнать от себя все мысли…— Погоди, Варвара, — перебил меня Прошка. — Павел Сергеевич, вы не помните, кто напал на вас ночью?Я понимала, что старику не стоит сейчас напрягать память, но решила не протестовать. Все равно ему наверняка не удастся избавиться от тяжелых мыслей, пусть уж лучше думает о нападении, чем заново переживает смерть Бориса.— Ночью?.. — У края повязки на лбу собрались складки. — Подождите… Когда мы вернулись из лесу, я сходил в котельную, потом доплелся кое-как до постели и словно провалился. А ночью… ночью меня что-то разбудило… Да, вспомнил, шаги — осторожные такие, крадущиеся шаги под окном. Пока я встал, пока натянул сапоги, все стихло. Я взял фонарь…— Какой фонарь? — перебил Прошка. — Тоненький такой, вроде карандаша?— Нет, у меня фонарь мощный, большой. — Павел Сергеевич показал руками прямоугольный предмет солидных размеров. — Взял я его, значит, вышел из дому, осмотрел все кругом — никого. «Почудилось, верно», — думаю. Но потом все-таки решил обойти дом, проверить. Вышел на дорожку, фонарь выключил, потому как луна проглянула, иду, смотрю — впереди человек стоит. Я прибавил шагу. «Эй!» — крикнул, а тут луна скрылась, и я его потерял из виду. Потом снова посветлело, но человек пропал — спрятался, должно быть. «Ну, — думаю, — тут прятаться особо негде, разве что в кустах перед домом». Сошел я с дорожки, иду вдоль кустов, вижу — куст впереди и впрямь шевелится. Я включил фонарь и — туда. Шевеление сразу прекратилось, но я уже приметил место и решил проверить. Подошел, поднял фонарь… и все… Что было дальше — не помню.— А могли вы не заметить, как тот человек выбрался из кустов и зашел к вам в тыл? — спросил Прошка.— Наверное… Он мог пройти дальше и выбраться из кустов незаметно — я ведь вперед не светил. А пока я разглядывал, что там, в зарослях, он, верно, подкрался сзади.— А когда вы его в первый раз увидели, он далеко стоял? Вы не заметили, какого он роста, телосложения?— Нет, сынок, не заметил. Он был довольно далеко, а главное — рядом ничего. Не с чем было его рост сравнивать.— Все, Прошка, хватит, — вмешалась я. — Павлу Сергеевичу нельзя долго разговаривать.— Один вопрос, последний. Павел Сергеевич, что вы сказали Борису, когда мы только-только приехали? Помните, вы еще отвели его в сторонку?Истопник посмотрел на Прошку напряженным взглядом, потом побледнел и закрыл глаза.— Не помню, — прошептал он серыми губами.Я ткнула Прошку в бок, но он уже успел задать наводящий вопрос:— Не про воду в подвале?Веки старика дрогнули и открылись.— Так вы знаете! Да, верно. Накануне вашего приезда Боря передал, что везет гостей. Я решил почистить бассейн и спустился в цоколь. Открываю дверь, а там потоп. Я перекрыл всю воду в отеле, принес насос, откачивал-откачивал, а вода не убывает. Значит, из-под земли она пришла. Видно, строители, когда котлован под здание копали, затронули подземный водяной пласт, да не заметили. Строительство закончилось в октябре, прошлое лето было сухое, да и осень не слишком дождливая. А весной как снега стаяли, так вода и поперла. Стало быть, не откроется никогда Борин отель. Глава 18 Павел Сергеевич утомился. Он снова закрыл глаза и бессильно уронил руки вдоль тела; черты осунувшегося благородного лица еще больше обострились и стали напоминать римскую гипсовую маску, снятую с лица покойника. Мы с Прошкой на цыпочках выскользнули из комнаты и прикрыли за собой дверь.— Ну и ну! — прошептал Прошка, покачав головой. — Значит, вся эта роскошь достанется чертовой бабушке? Вот уж поистине золотой колосс на глиняных ногах. Столько сил и средств затрачено впустую!— Да ладно, сил и средств! Красота пропадет, вот что обидно. Я уже и не помню, когда в последний раз видела такой красивый дом, столь идеально гармонирующий с пейзажем. Интересно, где Борис раздобыл архитектора: у нас или из-за границы выписал?— Какая разница? Вечно у тебя голова забита чепухой! У нас на руках два трупа и два полутрупа, а ее, видите ли, занимает гражданство архитектора!— Да, — встрепенулась я. — А не позвонить ли нам в отель и не узнать ли, как обстоят дела со вторым полутрупом? Кстати, и молока попросим принести. Смотри, стемнело уже, а Павел Сергеевич со вчерашнего дня крошки во рту не держал.— Телефон-то в комнате, — напомнил Прошка. — Если Павел Сергеевич задремал, нехорошо его будить.— Там трубка съемная, без провода, сейчас принесу.Я тихонько проникла в комнату, взяла трубку и вернулась на кухню. На звонок в триста восемнадцатый номер снова ответила Наталья. Хотя, по ее словам, дела у них обстояли по-прежнему, голос показался мне не таким угнетенным, и я предприняла новую попытку выманить их с Ларисой со сцены, где события носили чересчур драматический характер.— Наталья, Павел Сергеевич очнулся. Его надо бы покормить. Не могли бы вы с Ларисой принести молока? Я видела в холодильнике несколько пластмассовых бутылок. — Поскольку она ответила не сразу, я снова заговорила:— Мне кажется, Ларису нужно отвлечь. Страдания вашего мужа наверняка живо напоминают ей пережитый кошмар. Да и вам не мешало бы переключиться. Вы ведь знаете в глубине души, что недомогание Володи не опасно, верно? Так зачем же терзать себя напрасными страхами, наблюдая его запойные муки?Я явственно услышала, как она усмехнулась.— Наверное, вы правы, Варвара. Мы сейчас придем. Кроме молока, ничего не нужно?— Посмотрите сами. Я, признаться, плохо себе представляю, чем нужно кормить человека с черепной травмой.Я отключила трубку.— Нам тоже нужно покушать, — решительно заявил Прошка.— Перебьешься. Сейчас пойдем в отель, поучаствуем в воскрешении Вальдемара.— Никому не повредит, если по дороге мы на минутку заглянем на кухню.— Марка на тебя нет! Он бы высказал все, что думает о твоей ненасытной утробушке.Оставшиеся до прихода Ларисы и Натальи минуты мы провели за оживленной беседой. По-видимому, дамы на подходе к сторожке уловили ее отголоски, потому что на кухню они влетели с перепуганными лицами.— У вас все в порядке? — спросила Наталья, тревожно вглядываясь в наши физиономии.Прошка ответил ей удивленным взглядом.— Конечно. Что с нами случится?Наталья неопределенно пожала плечами и начала выгружать из полиэтиленового пакета принесенные продукты. Лариса снова вышла в сени — снять дождевик и сапоги.— Вы не возражаете, если мы вас ненадолго оставим? — спросила я Наталью, поднимаясь с топчана.— Конечно нет. Пожалуйста. — Мне показалось, что она даже обрадовалась возможности избавиться от нашего общества. — Не беспокойтесь, мы прекрасно справимся вдвоем. А если потребуется помощь, позвоним.Мы с Прошкой протиснулись мимо Ларисы, оделись, попрощались и вышли в сырую тьму.— Лариса прямо прозрачная стала, — заметил Прошка, когда мы отошли от домика. — Странный народ — женщины! Иногда такой муж попадется, что непонятно, как такого земля носит, и все равно она над ним квохчет, что наседка над бедовым цыпленком. Казалось бы, Лариса в присутствии Левы дышать боялась, а как теперь убивается…— Да, я заметила. Причем можно было бы подумать, что ее потряс сам факт смерти супруга, но нет… Похоже, она его действительно любила. Вчера утром, когда Лева пропал, она едва рассудком не тронулась от беспокойства.— Надо же, такая красавица и такое чудовище… Хуже, чем в «Аленьком цветочке». Там оно хоть доброе было.— Может быть, Лева прятал от мира свое доброе ранимое сердце и чуткую душу?— Тогда он был гением маскировки. У меня всякий раз, стоило ему появиться, шерсть на загривке вставала дыбом.— Я тебя понимаю. Странно, да? Вроде бы он все больше молчал, никак себя особо не проявлял, а я с первой встречи прониклась к нему неприязнью… Нет, неприязнь — не то слово. Однажды в детстве я гостила у бабушки, и в городок приехал бродячий цирк. Все дети окрест сбежались посмотреть, как циркачи устраиваются, раскидывают шатер, кормят зверей. А один мужик — колоритный бородач, похожий на разбойника из сказки — вывел на прогулку медведя. Что тут стало с дворнягами! Они точно взбесились — залаяли, завизжали, ощетинились… А у самих хвосты поджаты. Вот примерно такие же чувства вызывал во мне Лева — страх и ненависть. А ведь он ничего плохого мне не сделал, как и тот медведь собакам. Запах, что ли, от него какой-то особенный исходил?— Ну, насчет запаха не знаю, но что-то хищное в нем определенно было. Несмотря на утиный нос.В отеле я безжалостно пресекла Прошкины попытки заманить меня на кухню и, не обращая внимания на его стенания, пошла наверх. Прошка, кляня меня на все лады, поплелся следом. В триста восемнадцатом царил хаос. Генрих без сил сидел на диване в гостиной и тоскливо созерцал безобразную зловонную жижу, которая пятнами покрывала ковер. Из ванной доносились стоны Вальдемара, плеск воды и проклятия Марка.— Все живы? — спросила я, переведя дух.Генрих поднял руку в знак приветствия и кивнул. Видимо, настолько устал, что на разговоры его не хватало. Я прошла в спальню, заглянула в ванную и поспешно выскочила обратно. Сияющее нездешней чистотой бело-розовое чудо превратилось в нечто такое, что нельзя описать, не оскорбив эстетического чувства читателя. Посреди этого безобразия стоял Леша, который держал коленопреклоненного Вальдемара за руки, заведя их ему за спину. Сам Вальдемар полулежал на бортике ванны, а склонившийся над ним Марк с брезгливым выражением лица пытался влить страдальцу в глотку очередную порцию воды с марганцовкой.Я предпочла воздержаться от спасательных работ и решила вместо этого навести порядок в гостиной.— Прошка, ты меня убедил. Пойдем на кухню.Прошка посмотрел на меня с нескрываемым подозрением.— Откуда вдруг такая уступчивость? Только не говори мне, что увиденное здесь пробудило в тебе аппетит. Ты, конечно, извращенка, но не настолько же!— Ты отказываешься? Генрих, ты присутствуешь при историческом событии: Прошка с негодованием отверг мое предложение посетить места скопления пищи!В безучастных глазах Генриха мелькнул интерес.— Ничего я не отказываюсь, — поспешно возразил Прошка. — Я просто выразил удивление непонятной переменой в твоем настроении. То ты из кожи вон лезешь, чтобы не пустить меня на кухню, то вдруг меняешь курс на сто восемьдесят градусов…— Я хочу прибраться в гостиной. На кухне я видела тряпку и ведро и намерена за ними сходить. А тебя позвала просто из жалости.— Наталья говорила, что ведро и тряпка есть в кладовке в начале коридора перед холлом, — сообщил Генрих. — Когда вы позвонили, она как раз собиралась здесь убрать, но я ее отговорил. Сказал, что сам уберу. Может, ты не будешь торопиться, Варька? Сейчас я посижу немного и выполню свое обещание.— Ну уж нет! Мне противно глядеть на эту мерзость. Прошка, поход на кухню отменяется. Сбегай-ка за ведром, наполни его у нас в номере и принеси сюда.— В Марка решила поиграть? — осведомился Прошка. — Ничего не выйдет. Либо ты сначала идешь со мной на кухню, либо тащи ведро сама.— Грязный шантажист, — вздохнула я, но спорить не стала. Если уж я подала Прошке надежду на посещение кухни, выбить у него из головы эту мысль было невозможно.Мы зашли ко мне в номер, захватили чайники и спустились на первый этаж. Пока Прошка шарил в холодильнике и разогревал судки с приглянувшейся едой, я налила в чайник воды и поставила на плиту. Через несколько минут, нагруженные сверх всякой меры, мы поднялись на лифте на третий этаж, отнесли все добро к нам в номер, накрыли одеялом, чтобы не остыло, и отправились за ведром. Упомянутая Генрихом кладовка оказалась небольшим стенным шкафом за деревянной дверцей того же цвета, что и панели, которыми был обшит коридор. Мы нашли ее только благодаря щеколде. За дверцей стояли ведро с тряпкой, швабры, пылесос, щетки и метелочки для обмахивания пыли с мебели. Там же на полочке лежало несколько пакетиков с резиновыми перчатками. Когда я забрала все необходимое, Прошка постучал по фанере, служившей задней стенкой шкафчика, и хихикнул:— Георгий там, за стеной, должно быть, наложил в штаны, услышав громыхание ведра и швабр. Наверняка он думает, что мы готовим вооруженный налет.— Надо бы потом принести ему ужин, — сказала я, закрывая шкаф. — Представляешь, как ему тяжко, если у него, как и у тебя, на нервной почве разыгрывается аппетит?— Не может быть! — Прошка энергично потряс головой. — Я бы не выдержал сутки без еды взаперти. Обязательно пробрался бы потихоньку к холодильнику и запасся провиантом. Хотя Георгий тоже мог так поступить…— Не думаю. Сегодня днем он впустил меня только благодаря подносу с едой.— Чистой воды притворство, — высказал предположение Прошка. — Он хотел убедить тебя, будто не высовывал носа из своей норы.На этом разговор прервался, потому что мы добрались до номера Вальдемара и приступили к уборке. Вернее, приступила я, а Прошка хотел было увильнуть, но после короткой бурной схватки уступил превосходящим силам противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34