— Вы же говорите, у него амнезия.— Да, но провал в памяти охватывает всего несколько дней. А знакомство с Ларисой должно было состояться еще до ее замужества, в противном случае Лева тоже знал бы Павла Сергеевича. Ведь он ни на шаг не отпускает от себя жену.— Так не бывает. Он же руководит своими фирмами, встречается с заказчиками, участвует в выставках. А Лариса наверняка ходит без него в магазин, в парикмахерскую, во всякие там салоны красоты…— И тем не менее Лева не оставляет жену без присмотра. Он берет ее с собой на большинство деловых встреч и мероприятий. А на случай, если ему требуется поехать куда-нибудь без Ларисы, оставляет с ней телохранителя, якобы для безопасности. Телохранитель ходит за Ларисой по пятам, куда бы она ни отправилась.— Должно быть, невеселая у нее жизнь!— Да, наверное. Теперь вы согласны, что у нее не было причин избавляться от Павла Сергеевича?— Пожалуй. Похоже, Наташа, ничего из нашего с вами расследования не вышло. Я только утомил вас понапрасну. Не желаете рюмочку коньяку? — проворковал Прошка.— Нет, спасибо, я лучше пойду. Не дай бог, Володя меня приревнует.— Я бы на его месте давно уже топтался под этой дверью. В сущности, Лева прав: красивых жен ни на минуту нельзя отпускать от себя. Особенно если они умны…Прошкин голос переместился, а потом и вовсе затих, и я, как ни напрягала слух, не разобрала больше ни слова. А жаль! Последняя часть диалога вызывала особый интерес. Мы уже много лет пытались постичь Прошкину технику словесного обольщения. Она должна быть непревзойденной, иначе чем объяснить умопомрачительные победы вздорного, дурно воспитанного коротышки?Через несколько минут он вернулся, и мы отправились в сторожку, заглянув по пути на кухню — естественно, по его настоянию. По дороге Прошка сообщил мне все, что узнал из неподслушанного мною начала разговора. Павел Сергеевич пришел в себя, но сначала никого из присутствующих не признал, а потом вспомнил Наталью и начал расспрашивать о Борисе. Старику побоялись напомнить правду из опасения, что она может плохо отразиться на его состоянии. Выяснилось, что последние три дня стерлись из его памяти. Павел Сергеевич помнил, что Борис собирался приехать и привезти гостей, но сам приезд и последующие события начисто забыл. В частности, истопник ничего не мог сказать по поводу полученной травмы. Лева и Лариса предписали ему легкую пищу и полный покой. Поскольку Павел Сергеевич жаловался на головную боль, ему дали анальгин и димедрол, после чего больной уснул.— Может, оно и к лучшему, что Павел Сергеевич ничего не помнит, — сказала я, когда мы вышли из отеля под холодный мелкий дождь. — По крайней мере, меньше оснований опасаться за его жизнь. Убийца, если это не Георгий, присутствовал при разговоре и знает, что старик не покажет на него пальцем.— Да, нет худа без добра, — согласился Прошка, безрадостно поглядев на обложенное со всех сторон небо. — А до цивилизации нам в ближайшие сутки опять не добраться. С личностью убийцы тоже ничего не ясно. Слышала, что рассказала Наталья? Никакой зацепки. А твой разговор с Георгием что-нибудь дал? Как вы, кстати, беседовали — через дверь?— Нет, я применила всю мощь своего обаяния и сумела убедить Замухрышку, что угрозы для его жизни не представляю.— Вот она, зацепка! — Прошка оживился. — Невиновный никогда не поверил бы этому смехотворному утверждению. Самого короткого знакомства с тобой достаточно, чтобы понять: ты опаснее разъяренной гадюки. Только убийца мог решиться на тет-а-тет с тобой, поскольку точно знал, что здесь ты еще не успела никого прикончить.— Любой, кто знает о моем многолетнем знакомстве с тобой и собственными глазами убедился, что ты до сих пор жив и даже не изуродован, без труда оценит мое милосердие и долготерпение.— Своим относительным благополучием я обязан только железным нервам и быстроте реакции.На этом обмен любезностями закончился, потому что мы уже поднялись на крыльцо сторожки и чуть не слетели с него обратно, когда внезапно распахнулась дверь.— Сколько можно ждать? — раздраженно проворчал Марк вместо приветствия. — Могли бы догадаться, что о вас беспокоятся! Впрочем, для этого нужны хоть какие-то мозги…— Мы принесли вам покушать, — сообщил Прошка, торопясь хоть немного смягчить нашего сурового друга.Я подумала, что Марк сейчас окончательно выйдет из себя, но, к моему удивлению, он отнесся к Прошкиной вести благосклонно.— В кои-то веки ты подумал о ком-то, кроме себя, — проворчал он уже гораздо более благодушно. — Я не сомневался, что ты набьешь себе брюхо, а о нас и не вспомнишь.Мы прошли на кухню и устроились за столом. Леша, изучавший очередную пожелтевшую газету, рассеянно поздоровался и снова погрузился в чтение. Зато Генрих, появившийся из комнаты больного, просиял, как ясно солнышко:— Варька! Прошка! Мы без вас отчаянно скучали. Какие новости? Вам удалось добиться аудиенции у Натальи и Георгия?— Когда это нам что-нибудь не удавалось? — Прошка надулся от самодовольства.— Как себя чувствует Павел Сергеевич? — поинтересовалась я, не желая потворствовать развитию Прошкиной мании величия. — Вы с ним разговаривали?— Нет, он заснул незадолго до нашего прихода и пока не просыпался. Только иногда стонет во сне. Ну, выкладывайте свои новости. Удалось пролить свет на зловещие тайны отеля?— Что же ты примолк, Прошка? — спросила я ехидно. — Почему бы тебе не повторить свою хвастливую фразу? Как человек, не ведающий неудач, ты, должно быть, уже отгадал все загадки?— Да-да, — включился в игру Генрих. — Почему бы вам не открыть жалким тупицам личность преступника, мистер Холмс?— Какой он Холмс! — Марк презрительно хмыкнул. — Он и до Ватсона-то не дотягивает.— Ты хочешь сказать, что Холмс у нас — ты? — вскинулся Прошка.— Нет среди нас Холмсов, — изрек Леша, откладывая газету. — Одни Ватсоны собрались. Глава 14 За едой мы с Прошкой по очереди пересказали содержание своих приватных бесед с подозреваемыми.— В общем, если свести все собранные сведения воедино, получается, что причин для убийства Бориса и покушения на Павла Сергеевича не было ни у кого, — резюмировала я. — Хотя нет, Замухрышка признал, что у Натальи и Вальдемара был корыстный мотив, но даже он, при всей своей ненависти к удачливому сопернику, заявил, что убийца Вальдемар — никудышный. А мое предположение о причастности Натальи он отмел самым решительным образом.— Это ничего не доказывает, — возразил Марк. — Если Георгий до сих пор любит Наталью, он будет выгораживать ее всеми правдами и не правдами.— Я готов поспорить на любую сумму, что Наталья брата не убивала, — заявил Прошка. — Она явно потрясена его смертью, от одного упоминания о Борисе меняется в лице. И пусть мне отрежут язык, если это игра.— Раз уж Прошка готов на такую жертву, значит, Наталья определенно невиновна, — рассудил Генрих. — Для него потеря языка равносильна утрате зрения, способности двигаться и потенции, вместе взятым.— Ну, насчет потенции ты, пожалуй, перебрал, — с сомнением сказал Марк.— Ты полагаешь? Подумай, он лишится не только возможности препираться с тобой и Варькой, но и удовольствия от еды!— Ты не хочешь взять свои слова обратно, Прошка? — спросила я. — Тогда решено: подозрения с Натальи снимаем. Может быть, ты готов еще за кого-нибудь поручиться языком? Нет? Жаль! Твоя готовность к самопожертвованию здорово продвинула наше расследование. Кандидатов в убийцы осталось всего четверо.— Если убийство Бориса и покушение на истопника — дело рук одного человека, — уточнил Леша. — В противном случае нельзя исключать из числа подозреваемых и самого Павла Сергеевича.— Ну ты сказанул! — Прошка округлил глаза. — Тогда отель буквально кишит злодеями. И у нас ни малейшего шанса выбраться из этой переделки живыми.— Не дрейфь, Прошка, следующей от руки убийцы паду я. А там, глядишь, строители кемпинга забеспокоятся и приедут на помощь…— Почему ты решила, что будешь следующей жертвой? — обеспокоился Генрих.— Из-за ночного кошмара. Я не говорила, что Борис явился мне во сне с намерением забрать меня с собой? Если верить народной примете, это означает, что скоро я помру.— Точно! Есть такая примета, — поддакнул Прошка. — Моей бабушке за неделю до смерти приснился покойный дедушка и позвал ее к себе. Она сразу же приготовила одежду на похороны, сняла с книжки деньги, чуть ли не гроб заказала. Мы посмеивались, говорили ей, что все это чепуха, а она взяла да умерла…Леша и Марк встревоженно переглянулись, физиономии у них вытянулись.— Я тоже знаю одну такую историю, — неожиданно бодрым голосом объявил Генрих. — У нас в Опалихе была одна соседка, жадноватая и вредная баба. Местным детишкам спасу от нее не было, так она их гоняла. К нам с Машенькой чуть не каждый день бегала жаловаться на наших соловьев-разбойников. Как-то раз соседский пес задушил ее курицу, так она заставила соседа купить ей целый куриный табун — в качестве компенсации за моральный ущерб. И вот однажды вбегает она к нам вся в слезах. «Ребятки, — ревет, — простите мне, грешной, все мои вины, не поминайте недобрым словом, когда помру!» Мы с Машенькой перепугались, что у нее какая-то смертельная болезнь. Но выяснилось, что ей явился покойный супруг и велел собираться в дорогу. Соседка обошла весь поселок, вымолила у всех прощение, а потом отправилась в церковь каяться. Священник ее выслушал, отругал за суеверие, отпустил грехи, но на следующий день она опять к нему заявилась. Словом, целую неделю из церкви не вылезала — каялась, лила слезы, ставила свечи… — Генрих сделал эффектную паузу.— И что же? — не утерпел Прошка.— А тем временем пара местных пьянчужек — муж и жена, — узнав о религиозном рвении соседки, во время службы забрались к ней в дом и вытащили все, что смогли унести. И представьте себе, покаянное настроение умирающей как рукой сняло. В тот же вечер она устроила в поселке повальный обыск — врывалась в дома, точно демон ада. А найдя свои вещи, воришек чуть голыми руками не задушила. Впятером едва растащили. И все. Больше она о смерти не заговаривала и в церковь — ни ногой.— И долго она еще протянула?— С тех пор прошло уже года четыре, а она все тянет.— А почему ты о ней в прошедшем времени говорил?— Да года два тому назад она продала свое хозяйство за кругленькую сумму и уехала жить к сестре, под Липецк. Но старым знакомым иногда пишет, с праздниками поздравляет.— Так что Варька, может быть, еще задержится на этом свете? Зря ты рассказал эту историю при ней. — Прошка укоризненно посмотрел на Генриха. — Покаянное настроение Варваре совсем не помешало бы. Глядишь, пару деньков пожили бы спокойно…— Можно подумать, это я устроила массовую резню в отеле и лишила вас спокойной жизни!— Ладно, мы отвлеклись. Пора вернуться к убийству, — напомнил Леша.— Частное сыскное агентство «Пять Ватсонов» возобновляет расследование, — провозгласил Генрих. — На чем мы остановились, Леша?— На том, что Павел Сергеевич тоже мог убить Бориса. В таком случае убийство и нападение на истопника не связаны между собой.— Эту версию оставим напоследок, — постановил Марк. — Мне как-то не верится, что в одном месте собралось столько людей с преступными наклонностями.— Я тоже не верю в виновность истопника. Леша, мы же вместе ходили к нему, когда Борис заболел. Помнишь, как он перепугался? А когда выяснилось, что пропал телефон, его и вовсе чуть удар не хватил.— И почти рыдал, рассказывая нам о смерти Бориса, — добавил Генрих.— Если уж судить по эмоциональной реакции, то нужно исключить и Ларису, — сказал Прошка. — Когда мы шли вытаскивать машину и встретили их с Натальей в лесу, она плакала самыми настоящими слезами.— Кстати, а не кажется ли вам, что она слишком уж сильно переживала из-за смерти в общем-то чужого ей человека? — спросил Марк. — Если верить тому, что рассказала Наталья, Лариса была знакома с Борисом только потому, что Лева всюду возит жену с собой. Личные отношения их не связывали. По идее, Борис должен был казаться ей обычной фигурой в длинной веренице деловых партнеров мужа. Тогда почему она оплакивала его смерть?— Лариса эмоциональная, впечатлительная женщина, а Борис умер у нее на руках. Странно, что она вообще смогла после этого идти самостоятельно, — ответила я. — А ты намекаешь, что при всей своей бдительности Лева не уследил за женой и она крутила у него за спиной шашни с Борисом?— Кстати, по поводу бдительности, — вмешался Прошка. — Откуда мог взяться этот самый Дима, за которого она получила по физиономии? Как Ларисе удалось обзавестись любовником, если в отсутствие мужа за ней по пятам всегда ходил телохранитель?— Может быть, телохранитель появился только после того, как Лева прознал об измене? — предположила я.— Сомневаюсь. Со слов Натальи у меня сложилось впечатление, что телохранитель приставлен к Ларисе уже по крайней мере года два. За такое время она могла бы научиться не произносить имени любовника вслух, особенно если всякий раз получала за это взбучку.— Варька, повтори-ка еще разок все, что тебе удалось подслушать у них в номере, — попросил Марк.— Да я уже точно не помню…Все, как по команде, посмотрели на Лешу — обладателя феноменальной памяти. Леша задрал голову, поводил глазами по потолку, потрогал языком внутреннюю сторону щеки, помычал и наконец произнес без всякого выражения:— «Нет. Клянусь тебе, я ничего ей не говорила. Ты пропал, я встревожилась и попросила тебя поискать. Это все. Честное слово, Дима». Дальше он ее ударил, а она сказала: «Прости, я не хотела». А он ответил: «Еще раз услышу имя Дима…» Все.— Потрясающе. Тебе бы, Леша, на сцене «Гамлета» читать или «Короля Лира». Публика поумирала бы от восторга, слушая знаменитый монолог, исполненный в этом оригинальном телеграфном стиле.— И ты еще говорил что-то про злобные речи завистников? — набросилась я на Прошку. — Не слушай его, Леша, сам он «Гамлета» в принципе не смог бы прочесть со сцены, потому как читать не умеет и в жизни не запомнит фразу больше чем из трех слов.— Ишь, как она ринулась на защиту своего Лешеньки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34