Полагаю, их отворяли только в день свадьбы наследника, а потом еще в день поминок. Я, кажется, уже тебе говорил, что последний из Фолконеров погиб во Франции и похоронен там.Но мисс Фолконер свято чтит старые традиции. Она заказала заупокойную службу в деревенской церкви, а потом большие двери зала распахнулись, и все жители деревни пришли сюда за хлебом и элем. Таков уж древний обычай — звать на поминки всю округу, когда умирает хозяин поместья.Иона ощутила озноб. В зале было холодно, как в колодце, хотя остальные помещения хорошо прогревались.— Разве сюда не доходит центральное отопление?— К сожалению, нет. Мисс Фолконер категорически запретила трогать эту комнату и, по-моему, была совершенно права. Это подлинный пир — шественный зал четырнадцатого века в миниатюре, и что-либо здесь менять было бы просто кощунством. Всегда отмечаем тут Рождество, в этот очаг приходится класть не просто рождественское полено, а, можно сказать, ствол. Мы должны непременно позвать гостей, пока ты здесь. Но я смотрю, ты замерзла, не стоит тут задерживаться. Давай поднимемся и пройдем по одной из лестниц к подвалам. Не пожалеешь.На них действительно стоило посмотреть. Американец побелил их — здравомыслие победило тягу к историческим интерьерам, — а так как именно здесь находилась печь, подогревающая воду, то не чувствовалось ни малейшего холода, ни сырости. Все двери оставались распахнутыми, позволяя циркулировать теплому воздуху, и на электрическое освещение бывший хозяин тоже не поскупился.Но за арочной дверью в дальнем конце последнего подвала все выглядело совсем иначе. Сама дверь была очень старой и плотной, а помимо огромного замка, все еще висевшего на ржавых скобах, ее надежность обеспечивали две железные перекладины. Джеффри поднял одну из них и показал Ионе, как она входит в паз на другой стороне.Когда дверь открылась, из темноты резко повеяло холодом и сыростью. Потом внизу вспыхнул свет, и на выщербленных каменных ступеньках появились причудливые тени.Очевидно, ступеньки были очень старыми или же ими часто пользовались.Иона неохотно начала спускаться вниз. Если бы не твердое решение соблюсти деликатность чего бы это ни стоило, она бы послала Джеффри к черту или в одну из его темниц, и ни за что не покинула теплые и светлые подвалы, обихоженные практичным американцем. Только ради Аллегры, ради своей дорогой сестры, она не топнула ногой по серой каменной плите и не сказала «нет». Ей еще никогда не приходилось бывать в таком жутком месте. Каменные стены и пол поблескивали от зеленоватой слизи; воздух был тяжелым и спертым. Джеффри бодро поведал, что внизу за открытыми дверями расположена тюрьма и комната пыток, но когда он предложил осмотреть их, Иона не выдержала. Она заверила зятя, что верит ему на слово, и категорически отказалась входить в эти привлекательные апартаменты. Ее отказ лишь позабавил Джеффри, и Иона, радуясь, что обошлось без обид, согласилась, чтобы он, по крайней мере, показал ей колодец в дальнем конце подвала.Вскоре она поняла, что сделала это совсем напрасно.Когда Джеффри отодвинул в сторону тяжелую дубовую крышку, под ней не оказалось ни парапета, ни прочих преград — ничего, что могло бы предотвратить падение в бездонную черную яму.— Глубина колодца сто восемьдесят футов, и родник внизу никогда не высыхает. Наверное, поэтому Роберт Сокольничий решил построить над ним свой дом. В те времена никто не был застрахован от длительной осады, которую невозможно выдержать без воды. Послушай!Джеффри извлек из кармана пенни и, склонившись над колодцем, бросил туда монетку. Ионе казалось, что прошло невероятно много времени, прежде чем раздался тихий всплеск.— Какой ужас! — поежилась она. — Прости, Джеффри, но с меня хватит подвалов и колодцев. Я никогда не любила подземелья, а ты так живо описываешь все эти древние кошмары… Поэтому если ты не хочешь, чтобы я позвала на помощь…— Никто бы тебя не услышал, девочка моя.Так как Джеффри смеялся и вид у него был очень довольный, Иона опять утешила себя тем, что не допустила никакой бестактности. Но даже если бы это было не так, наплевать. Она больше ни минуты не хотела оставаться в этом ужасном месте.Начав подниматься, Иона обернулась и увидела, что Джеффри водворяет на прежнее место дубовую крышку.Вот и хорошо, теперь ее не будет преследовать мысль о зияющей в темноте бездне.Выпрямившись, Джеффри достал носовой платок, вытер руки и, все еще усмехаясь, поспешил следом за Ионой. Глава 8
— Значит, по-твоему, я хороший гид?— Даже чересчур. Ты буквально заставил меня перенестись в четырнадцатый век.— И тебе там не понравилось? — В его голосе слышались дразнящие нотки.— Ни капельки, — искренне призналась Иона. Взглянув на свои руки при дневном свете, она воскликнула:— Эта кошмарная слизь! Я должна умыться!Джеффри продемонстрировал собственные руки, которые выглядели куда хуже.— Забыл предупредить, чтобы ты ни к чему не прикасалась. Пойду почищусь, а потом посмотрю, оделась ли Аллегра. Она уже должна быть готова.Умываясь Иона с радостью убедилась, что вода утром не менее горячая, чем вечером. Она пошла в свою комнату. Там все уже было прибрано, но у двери стояла Марго Трент, рассматривая влажное пятно на ковре. Увидев Иону, она хихикнула:— Губка упала тебе на голову?— Еще как!— Я догадалась, посмотрев на ковер! Классное пятно — совсем как кровь! Было бы здорово, если бы кто-нибудь подумал, что это действительно кровь! Надо было налить на губку красных чернил, верно? Их-то уж точно не ототрешь!— Тогда ковер был бы безнадежно испорчен, не говоря уже о моей одежде. Но полагаю, это все мелочи, верно?Было очевидно, что Марго не поняла иронии. Она посмотрела на Иону ярко-голубыми глазами, похожими на глаза Джеффри Трента, и сказала:— Ну, я бы купила им новый ковер, если бы они начали ныть из-за этого. Денег у меня полно.— Вот как?— Если я захочу, я могу сто ковров купить, только Джеффри вряд ли мне это позволит. Он должен присматривать за моими деньгами, пока мне не исполнится двадцать один год. Джеффри — жуткий зануда! Он отлично знает, что я мечтаю о гоночном автомобиле. Правда, до семнадцати лет права не выдают. Дурацкое правило! Но ничего, мне уже недолго осталось ждать. Так вот, Джеффри говорит, что не даст мне на машину ни пенни! Ни пенни из моих же собственных денег! Что такое по сравнению с этой его вредностью парочка испорченных ковров?Иона внутренне содрогнулась, представив Марго за рулем гоночной машины.— Если бы ты попала в аварию, — заметила она, — у тебя могли бы отобрать права на несколько лет. Не думаю, что тебе бы это понравилось.— Конечно нет. Что в этом хорошего? — Ее простодушие изумляло — совсем еще ребенок. Она перестала, хмуриться и улыбнулась. — Но Джеффри ведь не может запретить мне иногда поразвлекаться?— Поэтому ты продолжишь портить ковры?Марго энергично покачала головой.— Нет, это уже неинтересно. Надо придумать что-нибудь еще. Вообще-то я уже… — Она оборвала фразу. — Нет-нет, ни за что не расскажу. Ни тебе, ни другим. Никто не умеет держать язык за зубами, а такое классное развлечение жаль портить! — Марго весело засмеялась. — Подожди и сама увидишь! — Чтобы сдержать очередной приступ хохота, она сунула в рот не слишком чистый носовой платок, выбежала из комнаты, едва не сбив с ног Жаклин Делони, и помчалась по коридору.Поколебавшись, мисс Делони постучала в полуоткрытую дверь.— Мисс Мьюр, я могу войти? Надеюсь, Марго не натворила глупостей? Что-то подсказывало мне, что вчера вечером она приготовила для вас ловушку.— Так оно и было. И я в нее попалась! К счастью, на мне был халат и купальная шапочка, так что пострадал только ковер. Но Марго только что выражала сожаление, что не додумалась пропитать губку красными чернилами.Мисс Делони явно была расстроена.— Это моя оплошность, мисс Мьюр. Я думала, что Марго уже спит, когда вы пошли в ванную. Мы всегда стараемся предотвратить эти ее фокусы. Марго творит все это не со зла — она очень добрая девочка. Просто ей кажется, что это очень забавно, и она не понимает, почему другие не желают повеселиться с ней вместе.Иона села па край кровати.— Конечно, Марго хочет повеселиться. Этого хотят все ее ровесницы. Это нормально, и ей просто некуда девать энергию. Почему Джеффри не посылает ее в школу? Там бы она могла заниматься спортом, участвовать в разных играх, танцевать. Хоккей или лакросс Лакросс — спортивная игра с клюшками, к которым прикреплены сетчатые мешочки, чтобы довить, переносить и бросать мяч.

пару раз в неделю гораздо скорее отучили бы ее от этих дурацких шуток, чем постоянные нотации.— Марго никогда не ругают, — несколько обиженным тоном отозвалась Жаклин Делони. — Мы взываем к ее разуму.— Не уверена, что там есть, к чему взывать. Конечно это не мое дело, но я беспокоюсь об Аллегре: состояние ее здоровья таково, что подобные шалости недопустимы. Но они не ответили, почему Джеффри не посылает Марго в школу?Жаклин Делони подошла к окну. Стоя спиной к Ионе, она произнесла бесстрастным голосом:— Потому что ее туда не принимают. Глава 9
Джеффри Трент, что-то насвистывая, подошел к двери Ионы.— Ты готова? Аллегра только что спустилась, и в гостиной развели огонь. Надеюсь, тебе не будет там слишком жарко — Аллегра не переносит холода.Странное заявление. Выросшая в деревне Аллегра много времени проводила на воздухе в любую погоду. Вот о чем думала Иона, следуя за Джеффри в гостиную, освещенную лучами зимнего солнца и нагретую жарко растопленным камином.С первого взгляда Иона убедилась, что напрасно изводила себя тревогой. На щеках Аллегры играл румянец, а голубые глаза ярко блестели. Подбежав к сестре, она поцеловала ее, взяла за руку и подвела к дивану возле камина, не переставая говорить.— Ты хорошо спала? Я все никак не могла проснуться, иначе я бы уже давно спустилась. Иногда я к вечеру так устаю, что сил хватает только на то, чтобы доползти до кровати и лечь. Кровати здесь ужасно старые, но эти американцы приладили к ним отличные пружинные матрацы.В конце концов, матрацы ведь не могут существовать веками, даже если они набиты отборными гусиными перьями, как утверждает мисс Фолконер. Джеффри рассказал тебе о ней? Он хочет купить дом, но она никак не может принять решение. И мистер Сэндерсон тоже — не могу понять почему. Можно подумать, что это не мои деньги! Он продолжает нам препятствовать, словно я полная дура, а Джеффри не в состоянии позаботиться о моих интересах! Это просто оскорбительно!Она перевела дыхание, позволив Ионе заметить:— Все юристы таковы. Они никого не хотят оскорблять — это их обычная манера поведения.Аллегра заговорила снова. Она совсем не походила на вчерашнюю бледную молчальницу. Но вскоре облегчение Ионы сменилось еще более острым беспокойством. Румянец на худых щеках Аллегры был слишком ярким, а ее речь неестественно торопливой. И этот странный взгляд, постоянно бегающий, словно не желающий ни на чем останавливаться…Внезапно их глаза случайно встретились. Только на миг.И только когда Аллегра опустила веки и отвернулась, Иона поняла, что заставило ее содрогнуться… Зрачки этих неестественно ярких глаз были слишком малы.Аллегра продолжала что-то быстро говорить. Иона была этому рада — это избавляло ее от необходимости поддерживать беседу. Диван, на котором они сидели, стоял спинкой к окнам, сквозь которые проникали бледные лучи солнца. Между Аллегрой и очагом, дрова в котором уже начали тлеть, стоял каминный экран. То есть не было никаких естественных причин для столь сильного сужения зрачков.Зато могли существовать причины неестественные и весьма удручающие. Иона ощутила очередной порыв возмущения и на сей раз не стала его сдерживать. С родной сестрой можно и не деликатничать, даже если она вышла замуж и ты не виделась с ней почти два года. Наклонившись, Иона схватила Аллегру за руки и требовательным тоном осведомилась:— Алли, что ты принимаешь?Руки сестры были очень холодными, она безуспешно пыталась вырваться. Трепещущие ресницы прикрыли слишком красноречивые глаза. Когда Иона повторила вопрос, Аллегра протестующе вскинула голову.— Принимаю?— Ты слышала мой вопрос.— Не знаю, что ты имеешь в виду. Ио, ты делаешь мне больно!— Отвечай! Вчера вечером ты походила на дохлую рыбу.Теперь ты выглядишь так, словно у тебя жар, а твои зрачки сузились до такой степени, что их почти не видно. Такое происходит под воздействием морфия. Почему ты принимаешь морфий?Аллегра откинула волосы со лба и улыбнулась.— Ио, какая ты смешная! Это мое лекарство. Лондонский врач сказал, что мне необходимо тонизирующее. После него я великолепно себя чувствую. Но Джеффри не нравится, что я его принимаю. Вот почему я вчера вечером была такая квелая — он отобрал у меня пузырек и запер его. Мы из-за этого поссорились, и это, конечно, тоже меня расстроило. Не выношу, когда Джеффри сердится.Такое бывает очень редко и только из-за моего лекарства.По-моему, это глупо. Мне ведь от него гораздо лучше, так что он должен быть наоборот доволен.Она смотрела на Иону блестящими глазами, которые почти целиком состояли из радужной оболочки.— Как фамилия твоего врача, Алли?— Здешнего или лондонского?— Обоих.— Здешнего зовут доктор Уичкоут. Он уже старый, но очень добрый. А лондонского… ой, я забыла. Джеффри хотел, чтобы я обратилась к нему, и доктор Уичкоуг все устроил. Я была у него только один раз, и фамилия вылетела у меня из головы, но он дал мне чудесное лекарство и тоже сказал, как и доктор Уичкоут, что со мной все в порядке, поэтому волноваться незачем. Пожалуйста, Ио, отпусти мои руки.Иона повиновалась, хотя не была удовлетворена — услышанное ею объяснение было нелепым, жутко нелепым.Придется обратиться к Джеффри и начать открытую игру.То, что Аллегра находится под действием наркотика, не вызывало сомнений. Ни ее, ни чьи бы то ни было отрицания не могли разубедить Иону. Если у Джеффри не найдется достойного объяснения, придется натравить на этого типа всех родственников. Иона пыталась понять, почему он позволил ей приехать, едва ли он мог рассчитывать на то, что она ничего не заметит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28