Неутихающая констанцкая зыбь подкидывала шлюпку, но она уверенно шла к берегу. Я сидел на руле. Шелагуров, чисто выбритый, в гражданском пальто и кепке, выглядел еще старше, чем при встрече на «Трансильвании». И теперь еще разительнее стал контраст между прежним Шелагуровым и нынешним.
Шлюпка подошла к берегу. По команде «В воду!» Шелагуров шагнул через борт. Он выполнял мои приказания автоматически, как в концлагере. Неужели он не чувствует, не понимает, что это дорога к дому?
Мы выбрались по мелководью на песок одного из пляжей в окрестностях города. Из-за забора в нескольких сотнях метров от уреза воды вышел косой Франц. Он изображал агента, который должен встретить нас на советском берегу. Пелевин и Ковров поползли вперед. За ними — Анни. Мы с Шелагуровым остались сзади. Одна из немногих минут, когда можно поговорить.
— Ковров, быстрее! — командовал я. И тут же тихо Шелагурову: — Вы рассказывали о приказе...
— Да, по Черноморскому флоту. Мне показали его в лагере Нойенгамме. Через год после неудачного побега вдруг снова вспомнили обо мне.
— Фрау Ирма, не отставать! Держите оружие наготове!
— Там был список фамилий, — продолжал Шелагуров, — в том числе моя. Нас объявляли предателями, которые пошли служить в кригсмарине.
— Фальшивка?
— Ну конечно! Я понял с первого взгляда. Сделал вид, что поверил. Завербовался в абвер, думал, так попаду к своим.
— А потом?.. — И тут же громко: — Высадка — сначала! Все — на шлюпку!
Продолжение разговора уже на следующий день.
В кустах разворачивалась рация. Ковров отстукивал позывные. Пелевин и Анни — в стороне. Шелагуров наблюдал за берегом и тихо рассказывал мне:
— В Керчи пробыл три месяца. Учили, как вот этих твоих типов. Уже готовили к, заброске, а тут наш десант. Школу эвакуируют. Не сдержался, не сумел спрятать радость...
— И снова в концлагерь?
— Да. Под Николаев. Этот лагерь подлежал ликвидации.
К нам приближались Пелевин и Ковров. Анни, освоившись с ролью Ирмы, лихо командовала ими:
— Мальчики! Побыстрей! Ковров, подайте мне таблицу!
— Если б не ты, — сказал Шелагуров, — попал бы я в душегубку. Мне уже было все равно.
— Все — к берегу! — закричал я. — Переползание к забору — сначала!
Тут появился Готфрид. Он впервые пришел на нашу тренировку и наблюдал, стоя поодаль.
— Герр Пелевин, — сказала Анни, — вы слишком быстро переползали в прошлый раз. Я не могла за вами угнаться.
Пелевин хотел возразить, но вмешался Готфрид:
— Почему вы так обратились к нему? Для вас он просто Костя, ваш муж.
— Для меня он просто хефтлинг! — жестко и высокомерно сказала Анни.
Я подошел ближе. Готфрид спокойно закуривал, но я понял, что его подозрительность уже на боевом взводе.
— Как вас понять, фрау Ирма? — спросил он.
— Очень просто. Хефтлинг, каких тысячи были в Заксенхаузене. Чтобы относиться к этому Косте как к человеку, мне нужно хотя бы иногда представлять его немцем.
— Психологически верно! — заметил Готфрид. — Вы приучаетесь смотреть на него как на своего.
— Да, до определенного предела, — ответила она, — но это не помешает мне пустить ему пулю в затылок при малейшем неповиновении.
«Психологически верно другое, — подумал я. — Чтобы не выдать своего отвращения к этому предателю, Анни нужно смотреть на него как на немецкого фашиста. И как удачно она ответила Готфриду, вывернув наизнанку свою психологию».
Готфрид постоял и ушел. Я продолжал тренировку:
— Попробуем вариант, когда группа вынуждена рассредоточиться. Фрау Ирма, ко мне! Пелевин, возвращайтесь, на берег! Ковров, можете покурить у забора. Шелагуров, задержитесь!
Мы остались втроем. Шелагуров уже знал, что Анни — та самая девушка, которая писала мне письма в училище. Он посмотрел на нее долгим, грустным взглядом.
— Ты очень счастливый, Алексей, — сказал он.
— Это благодаря вашим часам. Приносят счастье.
— Ты думаешь?
— Были бы они у вас, вы прошли бы мой путь, а я уже давно истлел бы где-нибудь в шталаге.
— Что говорить обо мне? — сказал он. — Моя жизнь уже схлынула.
— Я снял с руки часы:
— У меня просьба: наденьте их!
Он ни за что не хотел:
— Ни к чему! Тебе нужнее.
Анни сама надела часы на его руку:
— Вы обязаны взять их. Штурманские часы пригодятся, когда поведете корабль в Констанцу, за ним. — Анни улыбнулась Шелагурову, как умела она одна: губы смеются, а в глазах слезы.
— За кем? — Он держал руку на весу, и солнечный зайчик от стекла падал на лицо Анни.
— За мной, конечно, — сказал я. — Ведь мне надо вернуться сюда и, может быть, прожить тут до тех пор, пока в эту гавань не придут наши корабли.
Косой Франц возвращался с Пелевиным. Разговор кончился.
— Фрау Ирма, берите рацию! Шелагуров, вперед! Ковров, кончайте курить, ко мне!
Тренировка продолжалась...

5
За два часа до выхода в море я зашел проведать моих бандитов. Ковров вскочил, а Пелевин лежал на койке и напевал: «Николай, давай закурим, в саду девочек задурим...»
— Встать!
Он нехотя поднялся.
— Вы, кажется, думаете, что вы уже в России? — спросил я.
Пелевин ухмыльнулся, скривив губу:
— А мне — что Россия, что Германия. Вот моя родина! — Он хлопнул себя по карману. — Ради нее служу вам. Не бойтесь — не подведу.
Не стоило с ним связываться сейчас. Едва я вернулся в отель, как мне позвонили в номер из управления СД:
— Подполковник Ральф просит приехать немедленно. Машина ждет у подъезда.
Странный вызов перед самым отправлением! Захотелось хоть на минуту зайти к Анни, но я не позволил себе этой, может быть, последней радости. Спустился в вестибюль. Там ждали двое унтер-офицеров в гестаповской форме. Они отдали честь как полагается, но это еще ничего не означало. Я увидел машину со знакомым номером и пожалел, что все-таки не зашел к Анни. Внешне машина не отличалась от обычной, но там, внутри, перед задним сиденьем, стальные капканы, сжимающие ноги арестованного. Выдал Лемп? Или обнаружилось исчезновение подлинной Ирмы? Кто-нибудь подслушал мой разговор с Шелагуровым? Какую еще я мог допустить ошибку?
Я открыл переднюю дверку и сел рядом с шофером. Никто не возражал, но и это ничего не значило. Машина помчалась по затемненным улицам Констанцы. Слева здание банка, за ним, в переулке, зонтичная мастерская — явочная квартира, указанная мне Дмитреску. Теперь поздно!
Ральф не поздоровался, не предложил сесть. Но даже если он заявит, что я арестован, все равно не поддамся искушению застрелить его. Пока человек жив, последний шанс не потерян. Главное сделано. Операция «Тегеран» не состоится, и эти бандиты не выполнят своей задачи в тылу флота. Вот только Анни и Шелагуров... Я уже поверил, что спасу их...
Ральф заговорил:
— Речь идет о фрау Ирме...
Вот оно! Наверно, получена радиограмма из Германии.
— Только что получена шифровка от вашего шефа.
Я сел, не ожидая приглашения:
— Какие-нибудь изменения?
— В восточной части моря разыгрался шторм.
— При чем же здесь фрау Ирма?
— Фон Ригер сначала подтвердил прежний срок, а сейчас представляет этот вопрос на ваше усмотрение. Он говорит, что фрау Ирма плохо плавает и, если она погибнет при высадке, ответственность за срыв операции ляжет на вас.
Мне стало легче. Снаряд просвистел мимо. Но нет ли здесь ловушки?
— Надо решать немедленно, — сказал Ральф. — Мы еще успеем предупредить Жоржа.
— Герр подполковник, поскольку это зависит от меня, высадка состоится в срок. Нельзя размагничивать людей. Что касается фрау Ирмы, она неплохо потренировалась тут, в Констанце. Кроме того, рядом буду я.
— Вы твердо решили?
— Я не меняю своих решений. Но, герр подполковник, вы обещали от имени командующего кригсмарине, что наши корабли проведут отвлекающую операцию на траверзе отметки двести тридцать шесть.
— Все остается в силе.
— А шторм? Должны были идти торпедные катера.
— Итальянские «массы» достаточно мореходны.
Теперь я был почти спокоен:
— Знаете, герр Ральф, я вообще не склонен доверять итальянцам. Они не раз подводили нас в Африке.
— Пусть вас это не беспокоит, — сказал Ральф. — Послезавтра в три утра в районе отметки двести тридцать шесть будет инсценировка десанта. Уже отдан приказ. — Он взглянул на часы. — Через час сорок минут жду вас на пирсе.
Глава пятнадцатая
КРЕПИТЬ ПО-ШТОРМОВОМУ!
Две машины бесшумно вкатились прямо на затемненный пирс. Вода плескалась о низкий борт подводной лодки. Готфрид со своей охраной был уже на корабле.
— Счастливого возвращения! — сказал Ральф.
С барбета лодки я еще раз оглянулся на Констанцу. За мачтами судов, за портовыми кранами выделялись на фоне неба развалины портовых сооружений, разбитых два года назад огнем наших кораблей. Правее поднимались куполообразные башенки казино.
Командир подводной лодки, низкорослый, хмурый обер-лейтенант цур зее, не скрывал скверного настроения:
— Женщина на борту — плохая примета. Как вы, моряк, на это согласились?
— Теперь вряд ли стоит говорить об этом, командир. Она не женщина, а разведчик.
Вслед за командиром вся моя группа скрылась за дверью легкого корпуса. Потом начался спуск через люк боевой рубки. Анни была рядом, вернее, надо мной. Помогая ей спуститься по отвесному трапу, я обнял ее в темноте:
— Осторожно!
— Не беспокойтесь, герр корветен-капитан, я чувствую себя отлично!
Этого нельзя было сказать о Коврове. Он определенно трусил. Когда лодка вышла из гавани и погрузилась, Коврова начала бить дрожь. Вместе c Шелагуровым и Пелевиным он находился в носовом отсеке. Пелевин разлегся на чужой койке и закурил.
Шелагуров молча вырвал у него сигарету изо рта.
— Пелевин, — сказал я, — боевая операция началась. Если будете работать как следует, получите кругленькую сумму и положение фольксдойче в придачу. Но возможен и другой вариант. Вам ясно?
Он скрипнул зубами, но промолчал.
— Шелагуров! На берегу вы отвечаете за Пелевина, а вы, Пелевин, за Коврова. Если он сдрейфит на высадке — прикончите его без шума!
Я вернулся в центральный пост. Анни с интересом следила за работой рулевых, а Готфрид вообще не обращал внимания ни на что, кроме своих часов.
Штурман доложил:
— Пришли в точку. Прошу назначить курс.
Командир вопросительно посмотрел на Готфрида. Тот достал из кармана блокнотик и прочел:
— Мыс Гюзельхисар. Широта сорок один градус ноль-ноль минут пятнадцать секунд. Долгота тридцать девять градусов сорок четыре минуты тридцать секунд.
Насколько же засекречена эта операция «Тегеран», если командир только в море узнает, куда он ведет корабль! Мыс Гюзельхисар. Теперь мне было ясно, что мы идем к турецкому порту Трабзон. Оттуда рукой подать до иранской границы.
Когда лодка легла на курс, Готфрид отправился отдыхать в крохотную каютку командира. Я остался в центральном посту. Командир нервничал:
— Впервые такое задание! Лучше бы мне атаковать любой конвой!
— Чепуха! — успокоил я. — Высадим вашего пассажира у Трабзона и спокойно пойдем турецкими территориальными водами до параллели сорок один — двадцать пять.
Он выругался с досадой:
— Пусть эти проклятые турки подавятся собственными кишками! Они не разрешают ходить у них под берегом. Да и времени мало. Пойдем открытым морем и непременно наткнемся на русские противолодочные катера.
Такая опасность была вполне реальной, но пока акустик еще ни разу не доложил о шуме винтов. Днем мы шли в подводном положении. Ночью всплывали для зарядки аккумуляторной батареи.
На исходе вторых суток в лодке стало душно. Анни снова пришла в центральный пост, вопросительно посмотрела на меня.
— Потерпите, фрау Ирма. Хотите кофе?
— Нет. Только воды. Не беспокойтесь, пожалуйста.
К рассвету третьего дня корабль пересек в юго-восточном направлении все Черное море. С мостика был виден маяк на мысе Гюзельхисар.
Шторм утихал, но все-таки лодку сильно качало.
Коврова совсем развезло. Косой Франц тоже чувствовал себя неважно, а Анни держалась молодцом, спокойно сидела на раскладной табуретке в центральном посту, будто едет в трамвае. Я предложил ей выйти на мостик подышать, но она отказалась.
Преодолевая волну, к нам подошел катер. Матросы помогли Готфриду и его охране перебраться на палубу.
Я крикнул вдогонку:
— Благополучного возвращения!
Рокот двигателя заглушил его ответ. До меня донеслось:
— ...два выстрела за тобой!
«Надеюсь, ты их получишь в Тегеране», — подумал я.
Снова мы шли весь день в подводном положении, но было ясно, что скоро придется всплыть. Плотность аккумуляторов упала. Их давно следовало зарядить.
На параллели Поти, милях в восьмидесяти от берега, командир приказал всплывать для зарядки батарей. Шторм улегся. Пологие медленные волны слегка раскачивали корабль. Кирпичная луна поднималась из моря, светлея на глазах.
Командир длинно и изобретательно ругал луну. Его монолог прервал крик сигнальщика:
— Самолеты!
Я знал, что при подходе к мысу Кодор нас пропустят беспрепятственно или инсценируют неудачный поиск подводной лодки, но нельзя было рассчитывать на прекращение боевых действий по всему Черному морю, тем более что я не мог сообщить заранее наш курс.
Самолеты вынырнули из-под луны и стремительно атаковали нас. Командир едва успел захлопнуть за собой рубочный люк:
— Срочное погружение!
Лодка камнем провалилась в глубину. Я уже спустился в центральный пост, когда толчок страшной силы положил лодку на борт. Свет погас. Посыпалась пробковая обшивка. Я ждал, что сейчас масса воды хлынет в отсек, но лодка выпрямилась. И тут же вторым разрывом корму подкинуло высоко вверх. Меня прижало к переборке. Люди метались в темноте, сталкивались друг с другом. Мне все-таки удалось найти в темноте Анни. Корабль снова встал на ровный киль.
— Не бойтесь! Теперь они нас не достанут! — сказал я.
— С тобой я ничего не боюсь, — еле слышно ответила Анни, касаясь губами моего уха.
Включился аварийный свет. Пытаясь улыбаться, Анни терла ушибленное колено. Я все еще не верил в ее спасение. Но сейчас уже скоро. Через несколько часов — советская земля.
Из торпедного отсека доложили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57