— Вы успели? — спросил я.
— На «Эрике» не успели. Уже уехали...
— А ваши?
— Спасибо, успели.
— И как?
— Это наше дело. Что еще?
— Мне нужна связь.
— С кем?
— С русскими.
Он даже присвистнул слегка:
— Ас Луной не хотите?
Я терял последнюю надежду. Действительно, откуда может у него быть связь с нашими? То, что помог антифашистам, — хорошо, но главное: как быть с Тегераном? Конечно, кроме меня, действуют другие разведчики. Может быть, они уже сообщили о Тегеране. Нет! Если бы каждый красноармеец ожидал, пока выстрелит сосед, мы давно проиграли бы войну. Я не могу ждать.
— Пожалуйста, Эрих, спросите ваших. Речь идет об очень важном. Покушение на глав правительств антигитлеровской коалиции.
— Не морочьте голову. Это похоже на провокацию.
— Хорошо. Тогда больше не увидимся.
— Как вас зовут по-настоящему?
— Здесь — корветен-капитан Вегнер.
— А там?
— Штурманок.
— Штурман-ок? Странное имя. Это ваша профессия?
— Имя, говорят тебе! Доложи твоим руководителям: нужна радиосвязь на ту сторону. Немедленно!
Он долго молчал, потом выбрал момент, когда снова загрохотал барабан, завыли трубы:
— Откуда вы знаете Анни?
— Вместе учились в школе. Жили в одном доме...
— Где?
— Там!
— Где она сейчас?
— Не знаю.
Почти до конца фильма мы молчали. Я не очень-то следил за сюжетом, но чувствовалось приближение финала. Эрих спросил:
— Запомнили кассира?
— Однорукого?
— Да. Завтра с двух до четырех. Вместе со сдачей получите записку. Теперь уходите.
Я так и не узнал, добился ли пират любви своенравной красавицы. Дождь выбивал фонтанчики из черного асфальта. Тусклые фонари на чугунных столбах светились кое-где по углам. Середина улицы лежала во мраке. В этот вечер в темноте чужого города я увидел проблески далекого маяка, то загорающиеся, то исчезающие в штормовом море прямо по курсу моего корабля.

3
Меня позвали к телефону.
— Делаешь успехи, — заметил коллега по отделу. — Бабенки уже названивают на работу.
— Вегнер слушает.
— Это Ирма. Вы не считаете, что нам нужно повидаться?
Голос вкрадчивый, с дребезжащими нотками, но молодой. Она остановилась в отеле «Кёнигштайн» на Прагерштрассе, слишком шикарном для рядового агента. Я отправился туда немедленно. Когда вошел в номер, с ковра у зеркала поднялась оскаленная желтоглазая морда. Овчарка беззвучно показала пасть, вздыбила шерсть на загривке.
...Бесконечный путь под проливным дождем. Слева — каски. Справа — каски. Псы — на сворках. «Dally! Dally!» — «Где они набрали таких псов? Таких псов с волчьими мордами?..»
— Девочка, на место! — прозвучал из-за портьеры знакомый голос с вкрадчиво-угрожающей интонацией.
Овчарка ушла за портьеру, но мне все еще слышались окрики конвойных, шарканье шагов по темной дороге и рычание псов.
В красно-черном платье, с руками, голыми до подмышек, мелко ступая большими ногами, из-за портьеры появилась Ирма. Твердый костяной носик торчал под охраной глубоко вдавленных глаз, светло-желтых, почти как у ее овчарки.
Ирма сразу приступила к делу. Она доложила, что знает задачу не хуже утренней молитвы. Теперь ее интересуют спутники.
— Вы познакомитесь с ними в самолете. Подходящий материал. Только держите их на коротком поводке.
— Что-что, а это я умею, — улыбнулась она, и я увидел широкие редкие зубы.
Нисколько не стесняясь, она рассказывала о своей работе в Заксенхаузене. Это не было похоже на хвастовство. Она просто испытывала гордость за свою профессию и, как о самых обычных вещах, говорила о газенвагенах, пытках и истязаниях.
Да, мое лагерное начальство могло бы показаться мягкосердечным по сравнению с этим существом, которое, наливая кофе, говорило о своей работе в оккупированной Эстонии:
— Нам нужно было восстановить население против русских. Вы понимаете: лишить их агентуру всякой поддержки. Я организовала молочную кухню для младенцев. В молоко добавляли состав, от которого дети покрывались язвами и гнили заживо. И многие верили, что это большевистская диверсия...
Слушать дальше было невыносимо.
— Спасибо, я не пью много кофе. Меня интересует ваша практика как разведчицы.
И тут в жестяных глазах я впервые увидел чувство — страх. Она уже была однажды на Черноморском побережье, служила в Новороссийском флотторге, фотографировала советские корабли и подбрасывала сыпнотифозных вшей в корзинки покупательниц.
— Это было почти безопасно, — рассказывала она, поправляя белесые локончики. — Наших зверушек обрабатывали порошком, они засыпали и начинали двигаться уже дома у русских.
Я вышел из отеля «Кёнигштайн», как из газенвагена.

4
Отдавая сдачу за билет в кино, однорукий кассир ловко сунул мне в рукав конверт. Там оказался глянцевитый, с каемочкой пригласительный билет на благотворительный базар «Зимняя помощь». Кроме билета, была записка: «Дорогой корветен-капитан, каждый честный немец должен участвовать в сборе средств на теплую одежду для солдат фюрера. Приходите непременно. Вы поможете рейху и приятно проведете время».
К подъезду величественного здания дворянского собрания «Ландхаус» подкатывали «хорхи» и «мерседесы». Я поднялся по отлогой мраморной лестнице. Лакей в позументах распахнул двери в зал. Оперная люстра отражалась в зеркалах. Здесь танцевали. А у стен, между колоннами, нарядные дамы в солдатских шапчонках торговали сувенирами, эрзац-шоколадом и цветами. Бледная девица с профилем Людовика XVI продала мне за немыслимую цену какую-то статуэтку, потом дополнительно всучила букетик эдельвейсов и навязалась на танго.
Танцуя, я заметил плотного джентльмена лет сорока в вечернем костюме с ленточкой незнакомого ордена. Этот человек не нравился мне. Он все время держался поблизости. Если я не видел голубоватых от бритья, полных щек и напомаженных усиков, то в двух шагах был его коротко остриженный, мощный затылок.
Когда я, наконец, выпустил влажную ладонь партнерши и отвел ее к сувенирному киоску, плотный джентльмен подошел ко мне, поклонился, не сгибая корпуса, как это делают офицеры:
— Если не ошибаюсь, корветен-капитан Вегнер? — Костюм с ленточкой надвинулся почти вплотную.
Какого черта Эрих послал меня на благотворительное фашистское сборище? В надушенном, теплом воздухе явственно ощущался запах провала. Под элегантным костюмом парижского покроя мне виделся гестаповский мундир. Однако какая необходимость взять меня именно здесь? Отход уже невозможен. Надо идти на разговор:
— Так точно, Макс Вегнер. С кем имею честь?
— Роберт Немлер, сотрудник швейцарского консульства в Лейпциге. Мы, помнится, встречались.
— Может быть, в Африке?
— Скорее, в Москве.
Мы медленно двигались по залу, как по льду, над собственными отражениями в паркете. В соседней гостиной уже ждет патруль в штатском.
— Вы шутите, герр Немлер. Я в жизни не бывал в Москве.
— От Арбатской площади, — продолжал он, — идет улица к Кремлю. Справа — дом с колоннами... Как она называется, позабыл...
«Хватит, — подумал я, — пора переходить в контратаку».
— Не знаю никаких московских улиц, зато знаю Принц Альбрехтштрассе в Берлине. Вы не считаете, что мне следовало бы сообщить туда об этом странном разговоре?
Он улыбнулся:
— Что ж, у меня там друзья.
Наконец-то сказал правду!
Путь через зал кончился. За стеклянной дверью оказалась буфетная. Здесь было пусто. Старичок, увешанный орденами, дремал в углу.
— Давайте выпьем за общих знакомых! — сказал Немлер.
— У нас нет общих знакомых, герр Немлер.
— Есть, Эрих Бауэр.
— Не знаю никакого Бауэра. Это что, допрос?
Он со вкусом прихлебывал из бокала, а я решал труднейшую в жизни задачу: друг или враг? Вспышки мыслей мелькали, как в бою, не успевая приобрести словесную форму.
Эрих — предатель. Зачем было вызывать меня сюда?
Эрих — жертва провокации. Гестаповец странно ведет себя.
Он — не гестаповец. Как в этом убедиться?
— Понимаю, — сказал он, — вам нужны доказательства. Но, согласитесь, и я иду на риск. Ваше сообщение о предполагаемых арестах может оказаться ловким трюком. Итак!.. — Он поставил на стол пустой бокал и вдруг, понизив голос, спросил на чистейшем русском языке: — Вы будете выходить на связь или нет?
Но и это ничего не доказывало. Только неожиданный поворот мог внести ясность, Я расстегнул кобуру, тихо приказал:
— Встать! Идите в вестибюль. Вы арестованы.
Немлер даже не шелохнулся. Только чуть прищурил глаза.
— Погодите, — сказал он, снова переходя на немецкий язык. — Что это даст? Если я агент гестапо, вы только облегчите мою задачу, доставив меня туда. Если же нет, вы теряете единственную возможность передать ваше срочное сообщение...
Он медленно поднялся, предложил мне сигарету.
— Впрочем, даю вам еще такой вариант... Вы пейте, не оставляйте полный бокал. Мы виделись с вами... Где? Вы упоминали Африку. Пусть будет Тунис. Встретились здесь. Случайно. Решили возобновить знакомство. Моя невеста, Марта Шведе, хочет пригласить вас на обед. Позвоните ей завтра: Лейпциг, Вест — 94-02. Эриха не ищите. В крайнем случае — кассир в кино.
Он поклонился и вышел. Из зала доносился вальс. Я выпил вино, немного посмотрел на танцующих и отправился домой.
Готфрид завязывал галстук у зеркала, напевая арию из оперетты «Летучая мышь».
— Ты, кажется, в заоблачном настроении?
— Ты проницателен! — сказал он, надевая пиджак в серебряную искорку. — Через неделю улетаю за рыцарским крестом с дубовыми листьями.
— На меньшее ты не согласен. А ковры?
— Ковры — само собой. Кстати, летим в одном самолете.
— Куда?
— Ты — по своим делам, я — по моим. Представлю тебя в Констанце, и дальше — в неизвестность! Как я выгляжу?
— Великолепно!
— Я так и думал. Дома ночевать не буду.
— Желаю успеха!
Уже из передней он крикнул:
— Завтра в восемнадцать часов тебя ждет шеф.
Завтра вечером я должен звонить в Лейпциг невесте Немлера. Если он провокатор, это уже ничего не изменит. Добро! После посещения Ригера позвоню из какого-нибудь кафе.

5
Капитан цур зее встретил меня вопросом:
— Вы еще не разучились управлять шлюпкой, Вегнер?
— Полагаю, что нет.
— Высаживаться придется не на причал, а на неприспособленный берег, возможно при солидном накате.
— Понимаю. Какого типа шлюпка?
— О, совершенно нового! Смотрите! — Ригер оживился, вытащил из ящика чертеж. — Двигатель бесшумный, аккумуляторный. Превосходная остойчивость. И в то же время сидит неглубоко. Эта шлюпка будет укреплена на носовой надстройке подводной лодки типа «U-1». Она всплывет в пятнадцати кабельтовых от берега. Дальше вы пойдете своим ходом.
— Могу ли я ознакомиться с судном?
— В Констанце. Там проведете тренировку группы.
Я не задавал лишних вопросов. Ригер принял это за некоторую растерянность.
— Вы предполагали спуститься по парадному трапу прямо на пирс под звуки оркестра?
— Никак нет, герр капитан цур зее, у меня изрядная практика в управлении шлюпкой.
— Это послужило одной из причин, чтобы доверить вам руководство операцией. Лишние люди не нужны. Вы, механик-электрик, который уже находится в Констанце, фрау Ирма и двое русских.
— Речь шла еще об одном русском — моряке?
— А вот это, герр Вегнер, вторая причина, по которой выбор пал именно на вас. Вначале мы собирались использовать вас на более знакомом вам Средиземном море, но вы владеете русским языком, и, кроме того, на Черном море подвизается ваш приятель Лемп. Ялтинская абвергруппа.
Неужели снова ловушка? Как можно спокойнее я спросил:
— Его же, кажется, хотели перевести в Нормандию?
— Этого хотел сам Лемп. Он мотивировал свое желание знакомством с морскими разведоперациями. Вот его и послали на море, только не на то... Вы помните наш разговор? — спросил шеф, наливая себе стакан минеральной воды.
Я следил за пузырьками, поднимавшимися со дна стакана, и думал о том, что даже случайные ситуации могут быть обращены на пользу дела, если использовать события целенаправленно, а не отдаваться их течению. Именно потому, что я попал в сельскохозяйственный комиссариат, произошло знакомство с Семенцом, в доме которого я встретил Лемпа и получил ключ к его секретам. Теперь, может быть, благодаря знакомству с Лемпом я попадаю в Констанцу, откуда начался мой курс по фашистским тылам...
Отдышавшись и отпив несколько глотков, фон Ригер продолжал:
— Контакты с абвером допустимы только при личном знакомстве. Вы должны получить через Лемпа такого моряка из их кадров, какой нам нужен. Ну, а в дальнейшем я рассчитываю на вашу информацию о действиях абвера, особенно об их промахах.
Только теперь шеф посвятил меня в план операции. Я высаживаю группу на берег, встречаю в условленном месте агента по кличке Жорж, передаю ему группу, получаю от него информацию и только после этого возвращаюсь на корабль.
— Точку высадки вы узнаете в Констанце от подполковника Ральфа. Примерно через неделю будете там.
Порядок вылета был установлен такой: я лично перевожу на Вальштрассе обоих диверсантов за несколько часов до вылета, затем заезжаю за фрау Ирмой и от нее — прямо на аэродром.
Шеф поднялся. Я решил, что беседа закончена.
— Мне можно идти, repp капитан цур зее?
— Еще одна деталь, — сказал он. — Главная роль в деятельности группы отводится фрау Ирме. Это очень ценный и особо засекреченный агент. Даже здесь, кроме меня, ее знает только мой помощник. К сожалению, его пришлось послать в Киль. Таким образом, дело с Ирмой имеете только вы. Берегите ее, не затрудняйте тренировками и не привлекайте для общения с ней третьих лиц.
— А герр Динглингер и Косой... простите, Франц?
— У Динглингера хватит своих дел, а Франц встретит вас в Констанце. До приказа о вылете можете отдыхать. Развлекайтесь, отоспитесь хорошенько, только не пейте много.
— Как можно, герр капитан цур зее? Я вообще без надобности не злоупотребляю алкоголем.
Он погрозил мне толстым пальцем:
— Хитрец! В день знакомства вы глотали коньяк, как лимонад.
— Мне не хотелось показаться слишком осторожным. Я понимал, что идет речь о моей карьере.
— Вы мне определенно нравитесь, Вегнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57