Валерка с автоматом на изготовку стал рядом.— Давай! — крикнула Таня-Вика.Р-раз! — дверь молниеносно распахнулась. Два! — Валерка дал короткую очередь, и охранник, не только не успев нажать на спуск своего автомата, но и вообще как-либо отреагировать, ткнулся лицом в приклад.— Вперед! — По команде Тани-Вики суперсолдаты ворвались в коридор. — Ваня — автомат!Соловьев подхватил «бизон-2» убитого охранника.— Чердак! — предупредила Таня, но Ваня уже отреагировал, выпустив очередь вдоль приставной лестницы, по которой охранники-пулеметчики забрались наверх. Там послышался стон, и человек в темно-синей униформе вывалился в люк головой вниз, судорожно оттолкнулся ногами, лестница ерзнула по полу и сверзилась вниз вместе с умирающим.— Блин! — только и вырвалось у Фрола.— Вверх, туда! — крикнула Вика, указывая Русакову на люк. — Всех таких (она указала на охранника, корчившегося на лестнице) — убивай!До сих пор ребята ничего особо чудесного не показывали, но тут было чему подивиться. Разбежавшись, Валерка с автоматом в руках оттолкнулся от пола, подпрыгнул и как-то наискось, затылком и спиной вперед, словно при прыжке стилем «фосбюри-флоп», влетел в люк, приземлившись спиной на пол. В доли секунды его форсированное сознание разобралось в обстановке. Не переворачиваясь на живот, он вскинул автомат и расстрелял тех двоих, что прикрывали огнем подходы к внешним дверям лаборатории. Затем он молниеносно откатился вбок, увернувшись от очереди, посланной в него тем, кто прикрывал противоположный сектор, и короткой очередью разделался с третьим пулеметчиком. Четвертый был убит до этого пулей одного из стрелков Фрола.— Помоги ему собрать оружие и боеприпасы! — приказала Таня-Вика, и Ваня с не меньшей ловкостью, чем Валерка, улетел на чердак.— Все, — сказал Фрол, связываясь с Сэнсеем. — Завязывайте палить, больше не в кого.Приказ дошел не сразу, пули еще минут пять долбили по стенам, но Валерка с Ваней уже спрыгнули с чердака, нагруженные четырьмя «ПК» и четырьмя «бизонами», а также патронными коробками.Было уже почти светло. С проходной позвонил Федя.— Там какая-то «газель» подъехала. Фрола спрашивают. Шугануть?— Пропусти.Войско Фрола, которым руководил Сэнсей, отделалось сравнительно легко: четверо убитых, шестеро раненых. Все побоище не продолжалось и часа. Сэнсей подошел к Фролу, должно быть, ожидая похвал, но тот мрачно приказал:— Собери всех перед офисом. Абсолютно всех!Тем временем «газель» подъехала к зданию лаборатории. Из нее вышли трое. Фрол приказал:— Быстро перетащить в кузов все, о чем говорили.Трое во главе с Фролом вбежали в лабораторию, где лежащих На полу связанных пленников караулили только Настя и Катя.— Помогайте! Тащите баб к машине, — повелел Фрол.Тяжелого Сесара поволок жилистый Наим, Лопухина — сам Фрол, Леопольдовну — Катя, Зинаиду — Настя. Двое остальных мужиков торопливо собирали в большие кожаные мешки коробки с дискетами и папки с документами.Пленников и документы прямо-таки забрасывали в кузов. Трупов Тараса и Павки там уже не было, но лежали ящики с препаратами и блоки от взорванной установки. Кроме того, в кузове, пристегнутый за левую руку наручником к дуге тента, сидел с перевязанной правой рукой не кто иной, как Умберто Сарториус — Сергей Сорокин.Таня-Вика, Валерка и Ваня прыгнули в машину последними.— Гони! — приказал Фрол Найму, занявшему водительское место.«Газель» сорвалась с места, пронеслась мимо бойцов, собравшихся у офиса под командой Сэнсея, и, едва не сшибив Федю, вовремя отскочившего с дороги, вышибла бампером ворота.— На аэродром! — командовал Фрол. — Быстрее! Нас ждать не будут.Сэнсей и его люди ничего не поняли. Только минут через до них начало что-то доходить, послышались вопли:— Подстава! Ушли! Кинули, с-суки! — и еще что-то в этом роде.Со стороны гаражей с ревом и солярным дымом вырвалс «КамАЗ». В кузов его влезли почти все бойцы «Белой куропат ки». Пока они грузились, толкаясь и мешая друг другу, «газель» уже катила по краю оврага. «КамАЗ» уже миновал то место, где Сарториус беседовал с Таней-Викой. Правда, скорость пришлось снизить. Когда «газель», переехав овраг, взбиралась на противоположный склон, «КамАЗ» оказался совсем близко.— Ваня! Достань их! В колеса! — приказала Вика. Соловьев приложился, коротко простучала очередь, а затем звонко лопнул правый передний баллон.— А-а-а! — из кузова заваливающегося набок грузовика в ужасе завопило два десятка голосов.Лязг и грохот свалившейся в овраг и покатившейся под откос машины разом заглушил эти истошные вопли.«Газель» уже петляла по просекам, подбираясь к законсервированному аэродрому.На КПП стоял прапорщик, который хорошо знал в лицо фрола, Вику, Валерку и Ваню.— Привет! — сказал он, махая дневальному солдатику, чтоб поднимал шлагбаум. — Ждут вас уже… Дуйте, пока я тут главный…Фрол вынул из-за пазухи десять зеленых бумажек с портретом Бенджамина Франклина.— На, — сказал он. — Может, до следующей зарплаты дотянешь…— Даст Бог, — вздохнул прапорщик, — обещали, что через пару месяцев будет…На рулежке огромного пустого поля одиноко маячил «Ан-12». «Газель» устремилась к нему. С самолета, видимо, тоже углядели машину. Задняя аппарель стала плавно открываться, а винты помаленьку вращаться.«Газель» подъехала к транспортнику как раз в тот момент, когда аппарель открылась полностью. К автомобилю от самолета подошли два человека в синих потертых куртках с воротниками на рыбьем меху и в мятых ушанках.— Недолго ждете? — спросил Фрол.— Ничего, время есть. Мы ж вроде как на вынужденную сели. Машина же старинная. Но вам бы тоже телиться не стоило. Закатывайте вашу игрушку. Вот бортинженер Жора, он поможет разместиться.Наим развернул «газель» и задом заехал по аппарели в салон. Еще через полчаса, когда все вольные пассажиры вылезли из кузова, а «газель» была как следует закреплена в салоне, самолет, не спрашивая разрешения на взлет — не у кого было, разве что у прапорщика с КПП, — оторвался от взлетно-посадочной полосы и поднялся в небо… ТЯЖКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ Глава тяжело посмотрел на Рындина. Тут, в этом взгляде, было все: и презрение, и осуждение, и ненависть, и желание стереть с лица земли. А голос прозвучал, как ни странно, участливо, даже с жалостью:— Андрей Ильич, как же так? Что у нас творится, а? Эта история в Сидоровском районе просто ужас какой-то…— Бандитские разборки, . — выдавил Рындин, — прокуратура уже работает.— С прокуратурой разговор особый будет. А вот вашей службе такие истории — это не плюс. С Теплова я тоже не снимаю ответственности. Но тут и наркотики, и терроризм, и незаконное оружие — целый букет… Да, мне обещали, что пока, до президентских, ничего лишнего не скажут. Но ведь Сорокин опять от вас ушел. И Бог знает, где он объявится и что еще выкинет. Может быть, под самые выборы.— Все, что ему надо было взять, он взял, — устало сказал Рындин. — Теперь ему у нас нечего делать.— Вы наш разговор у меня на дне рождения помните? Все, что говорилось об интересах господина Соловьева, вы запомнили? И о своих личных, кстати, тоже.— Нет, я помню, не беспокойтесь. А вот ваше волнение мне непонятно. Вы ведь совсем недавно говорили об индульгенции.— Да. Только я забыл сказать, что многое будет зависеть от Соловьева.— Я догадывался, что это так. Может быть, и постарался бы с большим энтузиазмом. Но могу вам сообщить, что все это уже не так.— В смысле?— Есть информация, что от Соловьева-старшего, возможно, уже ничего не зависит. Он вчера арестован. Инкриминируется статья 78-прим. Незаконный экспорт оборонных технологий. Кстати, по материалам, собранным на него нашим управлением. А если очень постараться, то там можно и 64-ю накопать. Все эти обхаживания мистера Сноукрофта и Резника даром не прошли.— Вот как… — У Главы явно испортилось настроение.— Да-да, представьте себе. И могу в чисто приватном порядке сообщить, что в ближайшее время у нас может появиться небольшая следственная группа из Москвы, которая начнет работу по определению вашего личного участия в этом вопросе.— Это вы серьезно? — нахмурился Глава.— Вообще-то, я уже много лишнего сказал.— И из каких это соображений?— Считайте, что из гуманных. Дело в том, что там еще кое-какие неприятные выходы просматриваются. На ваши контакты в соседней области, где осенью прошлого года был убит руководитель ТОО «Роберт» Соловьев Валентин Борисович, родной младший брат Антона Борисовича. Как ни странно, он вел дела с той же самой фирмой, на счет которой господин Сорокин просил перевести три миллиона мелкими купюрами…— По-моему, вы, Андрей Ильич, элементарным шантажом занимаетесь. Не владея, кстати, серьезной информацией.— Возможно, но боюсь, что этой информацией владеют в другом месте. Я просто указал вам хвостик от ниточки, за которую могут потянуть те, кому ваша индульгенция не совсем с руки.— И все-таки, чего вы добиваетесь?— Спокойствия. Только спокойствия.— Знаете, конечно, где абсолютное спокойствие существует? — усмехнулся Глава.— Знаю, но не спешу туда. Мне пока неплохо и тут. А вот некоторые раздражители хотелось бы устранить.— Какие?— Те, которые нас постоянно беспокоят.— Я ведь не могу вам прямо ответить. Хотя и знаю, о чем речь. А то вы еще запишете это на диктофон, который у вас, может быть, в галстуке запрятан.— Нет у меня таких приборов, к сожалению. А вот у господина-товарища Сорокина есть такие, какие даже японцам и американцам не снились. Вот и лови его после этого.— Плохому танцору известно что мешает. Ладно, Андрей Ильич, давайте считать, что наш разговор пока закончен. Насчет своих соображений по обеспечению спокойствия и устранению раздражителей еще раз подумайте. Желаю здравствовать!Рындин вышел из кабинета. Глава высунулся следом, якобы для того, чтоб передать какое-то указание секретарше, и, убедившись, что чекист покинул приемную, вернулся в кабинет. После этого он отворил дверцу, которая вела в его персональный туалет, и выпустил оттуда Иванцова.— Все слышал, Виктор Семенович? — указывая прокурору на стул, сказал Глава.— В основном все.— И как ты думаешь; кого он имел в виду в качестве «раздражителя»?— Думаю, что меня прежде всего.— О! И у меня такое же мнение. Замазал ты его в прошлогодней истории, а в этой он и сам порядком замазался. Исчезни ты — вот он и обретет желанное спокойствие. Как думаешь, Сорокина он нарочно отпустил?— Сложно сказать. Сами знаете, что за поимку Сорокина он не столько перед своим директором отвечает, сколько перед Бариновым. И уж за разгром «Куропатки» и лутохинского объекта он спросит.— С вас обоих, между прочим.— Обязательно. Вот Рындину и охота, чтоб я не смог ничего в свое оправдание сказать.— Опять мы с тобой во мнениях сходимся, а? — ухмыдьнулся Глава. — Вот что значит давнее знакомство. С полуслова понимаем друг друга.— Ну, с Рындиным вы тоже общий язык нашли, кажется?— Вот тут ты ошибаешься, Виктор Семеныч! С Рындиным общий язык не больно получается. Знаю я их, дзержинское племя. Все время подсидка на уме. Видел, как он меня подкрутил с Соловьевым? Думаешь как, серьезно это? Ты в курсе этого дела?— Нет, это Рындин самостоятельно винтил. Не уверен, что он там и меня не приплел. Ведь он знал, что Сноукрофт и Резник бывали у меня в «Вепре». И на пригородной даче — тоже.— Вот видишь, как он нехорошо себя ведет.— Нехорошо, согласен. Хотя, скажем так, он больше на перспективу работал. Во-первых, набирал материал на период после выборов Президента. Во-вторых, к возможным выборам губернатора. В-третьих, на случай разборки в борьбе за власть, есди бы мы от своей задумки не отказались…— Ну да, конечно. Собрал бы военную хунту вкупе с Проку-диным, младшим Сорокиным и, допустим, Кочетковым. Первым же указом этой самой Береговской «директории» меня отрешили бы и посадили.— Думаю, что и меня тоже, — усмехнулся Иванцов. — А возможно, и сажать не стали бы — в 24 часа именем Свободной Береговии…— Вполне реально. Народу это бы очень понравилось. Соскучились по показательным процессам.— И по расстрелам, очевидно.— Что делать? Впечатление такое, что публике нужно иногда чьи-то кости кидать. Только вот всегда встает вопрос, кого кидать. Очень сложно иногда выбрать. Особенно из двух кандидатов…— Спасибо, что предупреждаете. Значит, я вовремя успел?— Хе-хе-хе! Ты думаешь, что если б ты позже Рындина пр бежал, то я бы его в туалет подслушивать посадил?— Бог его знает, всегда лучше первым прибежать.— Вот за это я тебя и ценю, Иванцов. Я еще по райкому знаю, какой ты быстрый. Опять же связи у тебя в Генпрокурату-пе неплохие. Можешь ты позаботиться насчет дела Соловьева?— Только насчет Соловьева? — прищурился Иванцов. — Или насчет — хм! — другого товарища тоже?— Ну, насчет Соловьева, я думаю, там будет кому заступиться. А вот насчет «другого товарища» — надо бы. Реально это?— Реально. Но только вот Соловьев, поскольку он сына пока не получил обратно и вопрос с Сергеем Сорокиным не решен, может в какой-то момент сделать пакость.— Ну, это уж на его совести будет. Я думаю, что, если ты поможешь распатронить это дело по 78-прим, он не будет особо дергаться насчет прошлогодней истории с иконой. Мне лично, это я тебе откровенно скажу, не так уж неприятно знать, что такой человек, как Иванцов Виктор Семенович, стоящий в области на страже правопоряда и закона, немножко перед ними нечист. Во всяком случае, куда приятнее, чем знать, что Рындин Андрей Ильич, страж и око государево на земле Береговии, на меня компроматы копит. Конечно, сторговаться и с ним можно, но уж больно дорого. Опять же, если он мне будет почасту о своих познаниях напоминать, то я покой и сон потеряю. И материальные убытки могу понести. Поэтому, учитывая наши замечания насчет костей для народа, лучше все-таки больший акцент на твою поддержку делать…— А Рындин?— Вот это сложный вопрос. Как его решать, я не очень знаю, но любое мудрое и взвешенное решение только приветствовал бы.— Радикальные решения иногда тоже бывают мудрые и взвешенные. Или я не прав?— Бывают, бывают. Не спорю. Но только нужно, чтоб мудрости и взвешенности было больше, чем радикализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70