Солнце уже коснулось сопок перед ними, и его лучи окрасились в зловещий красный цвет.
Однако его свет все еще слепил Лосева, мешая рассмотреть детали местности впереди, поэтому фигура стрелочника предстала перед ним неожиданно, когда до нее оставалась всего пара сотен метров.
В первое мгновение ему показалось, что человек стоит прямо на колее движения и через несколько секунд угодит под колеса поезда. Но почти сразу же он увидел, что колея в этом месте раздваивается и стрелочник стоит в середине развилки.
Он что-то делал там, и Лосев сразу же схватился за бинокль и за турель пулеметной установки, опасаясь диверсии.
Но человек занимался вполне мирным делом. Он всего лишь переводил стрелку, и только теперь Лосев его узнал…
Та же лихо сдвинутая набок красная фуражка, та е куртка и футляр с флажками. Та же рыжая бородка и неприятная ухмылка на лице…
Поезд резко свернул в левую колею, громко застучав колесами по клиньям стрелки, и фигура стрелочника пронеслась мимо Лосева. Ему показалось, что, перед тем как исчезнуть за поворотом, человек вновь поднял руку и приветственно помахал им в след.
«Какого черта он тут делает?!» – изумился Лосев, не веря собственным глазам. Но он успел хорошо рассмотреть человека и узнал его. Это был тот же самый стрелочник, которого они оставили на вокзале Южноуральска трое суток назад. Почти две с половиной тысячи километров отделяло их теперь от этого вокзала, и для того, чтобы оказаться в этом месте, стрелочник должен был воспользоваться транспортом, скорость которого превышает пятьдесят километров в час. В зоне захвата не было такого транспорта…
И вдруг ужасная мысль мелькнула в голове Лосева, вытеснив оттуда все остальные: «Этот мерзавец перевел стрелку! Теперь поезд идет по другому пути, нас заставили сойти с главной магистрали, и мы несемся невесть куда со Скоростью пятьдесят километров в час! Что там, впереди, тупик? Засада?»
Но это было бы слишком просто для стрелочника, способного перемещаться с места на место. Лосев почувствовал, как его охватывает паника, он схватил бинокль и до рези в глазах стал всматриваться в колею впереди.
«Надо сказать Суркову, чтобы тот сбавил скорость»! Но было уже слишком поздно.
Раздвинув темные покровы леса, на них надвигалась огромная скала, полностью перегородившая колею, по которой шел поезд.
«Сейчас мы врежемся в нее, я не успею добраться до паровозной будки!» – с ужасом подумал Лосев. Он беспорядочно замахал руками и что-то крикнул, лишь сейчас пожалев о том, что они так и не разработали систему связи или хотя бы условных сигналов между постами. Единственное, чего он добился – так это то, что паровоз лихо засвистел, продолжая нестись вперед.
Суркову из кабины машиниста, расположенной намного выше платформы, было видно, что железнодорожная колея уходит в туннель, начинавшийся у подножия скалы. И он, стараясь следовать полученным от Лосева инструкциям, потянул за проволочное кольцо, оглушительным свистом предупреждая остальных о том, что сейчас станет темно.
Лосев почувствовал удар темноты почти физически – возможно, потому, что его тело каждой своей клеточкой ждало другого удара.
И только через несколько секунд понял, что темнота эта не была полной. Синеватые сполохи света то появлялись, то исчезали на стенах туннеля. Какая-то слизь, светившаяся еще более глубоким, синим светом, капала с его потолка, и только теперь Лосев начал понимать, что ему напоминает этот свет. Он вскочил и со всей скоростью, на которую только был способен, стал карабкаться по раскачивавшейся на стыках платформе к паровозной будке.
Наконец в синеватом полумраке в окне паровозной будки возникло лицо Суркова.
– Тормози!
– Но мы же… Мы остановимся внутри этого туннеля! Его надо проскочить как можно скорее!
– Тормози, тебе говорят!!
Лосеву наконец удалось распахнуть дверцы кабины и забраться внутрь, всей тяжестью своего тела он повис на тормозном рычаге, с ужасом понимая, что снова опоздал.
Все ярче и ярче перед ними полыхал голубой за навес пространственных ворот…
Поезд, со скрежетом и воем, выбрасывая из-под колес снопы искр, продолжал двигаться вперед.


Глава 38

Как только поезд выскочил с противоположной стороны туннеля, железнодорожная колея кончилась, словно отрезанная ножом.
Скорость, почти погашенная усилиями Лосева Суркова, была, однако, достаточной для того, что бы колеса передней платформы достигли конца рельсов, соскользнули с них и врезались в сухой песок.
– Что произошло?! Мы во что бы то ни стало должны были проехать этот туннель! В нем слишком опасно, я предполагаю, что на его стенах образовалась ядовитая слизь…
Лосев едва сдержался, чтобы не сказать все, что он думает об ученых в роли машинистов, но вместо этого лишь произнес:
– Посмотри вокруг!
Здесь было на что посмотреть. Солнце стояло в зените. Вместо вечерних сумерек они очутились в середине жаркого знойного дня.
Вокруг скалы, подступая вплотную к остаткам полотна, теснились заросли никогда не виданных на Земле гигантских хвощей.
И уже через несколько секунд на них обрушилась безжалостная жара этого мира.
– Здесь не меньше пятидесяти, может быть, даже больше, – прохрипел Сурков. Раскаленный воздух перехватывал ему дыхание.
Вдоль состава, из прохладной глубины туннеля, бежал Зуров, но его бег сразу же сменился на ходьбу, как только он попал в освещенное солнцем пространство.
Пот лил с него градом, когда он очутился рядом с ними.
– Что произошло?
– Мы прошли через ворота и попали в другой мир.
– Какие ворота?! Никто из нас не ел этих проклятых грибов!
– Верно. Есть два типа ворот – одни ведут в только что построенные на основании наркотического бреда миры, в них может пройти только тот, кто находится под действием наркотика, содержащегося в них.
Но есть другие ворота… Они соединяют реально существующие в нашей Вселенной миры.
Всеми этими пространственными переходами управляет Гифрон. Но второй тип ворот соединяет лишь небольшое количество миров, только те, куда была занесена его спора…
– В таком случае у нас остается надежда вернуться… – Секунду Лосев не понимал, что Сурков имеет в виду, и долго смотрел на него вопрошающим взглядом, прежде чем до него дошло. Если миров немного, то шанс попасть после перехода обратно в свой мир достаточно велик. Даже если выбор конкретного мира происходит случайно.
Конечно, если Гифрон захочет специально закрыть для них дорогу в родной мир, они не попадут на Землю. Но зачем ему это?
– Мы должны попробовать… Если понадобится, мы будем пробовать много раз, пока не вернемся обратно.
– Ворота остались внутри туннеля, за нами. Как ты думаешь, они действуют в обратную сторону?
– Это совсем не обязательно. В мире, где мы теперь очутились, другие пространственные координаты, и ворота могут находиться в другом месте.
– Тогда давай проверим те, что остались в туннеле. Вдруг нам повезет?
– Ты прав, – согласился Лосев и, обращаясь уже к Суркову, сказал: – Мы вернемся в туннель, а ты следи за давлением пара в котле и глаз не спускай с этих зарослей. Если увидишь там какое-то движение, сразу стреляй ракетой. Неважно, попадешь ты куда-нибудь или нет. Это будет для нас сигналом. Ты все понял?
– В общем, да, вот только давление в котле…
– Ну, так что с ним?
– Слишком много дыр… И слишком мало осталось топлива. Еще минут тридцать, и мне нечем будет его поддерживать.
– Мы постараемся вернуться раньше.
Проходя мимо пассажирского вагона, они увидели в окнах испуганные лица женщин.
«И все же они остались на месте, не побежали выяснять, что случилось, при первых признаках опасности. Если так будет продолжаться и дальше, из нас получится неплохой отряд», – подумал Лосев.
Коротко объяснив, что произошло, он посоветовал женщинам перебраться в заднюю часть вагона, оставшуюся внутри туннеля и защищенную от прямых солнечных лучей.
Оба сразу же почувствовали разницу температур, как только ступили под своды туннеля, словно с плеч сняли раскаленную каменную плиту.
Пространство между колеёй и стеной туннеля было совсем узким – тридцать-сорок сантиметров, не больше. Им приходилось пробираться очень осторожно, чтобы не задеть натеки светящейся слизи, покрывавшей большую часть стены, вдоль которой они шли.
Сурков сказал, что она может быть ядовита. Вряд ли у него были для этого какие-то конкретные основания, но приходилось соблюдать осторожность, особенно в тех случаях, когда сталкиваешься с чем-то неизвестным. Это правило сохранило жизнь не одному сотруднику Управления внешней безопасности.
Они миновали заднюю пулеметную платформу и теперь могли идти посредине колеи. Ослепительный солнечный свет едва пробивался вслед за ними. Чем дальше они удалялись от поезда, тем плотней становился голубоватый мрак туннеля, окружавший их со всех сторон.
Они медленно продвигались вперед, каждую минуту ожидая новой опасности. Далеко впереди, почти не отличаясь от остальных стен, появилось овальное пятно, перегораживавшее железнодорожную колею.
– Кажется, переход сохранился, зря ты опасался… – с надеждой проговорил Зуров.
– Это может быть тупик. Часть стены, покрытая светящейся слизью. Мы должны подойти ближе. – Лосев ни на минуту не давал себе возможности расслабиться.
– Во всех наших бедах виноват этот проклятый стрелочник!
– О чем ты? – не понял Зуров.
– Ты не заметил на путях человека в красной фуражке?
– Нет.
– Значит, мне показалось… Но все равно… «„Во всем виноват стрелочник“. Раньше в эту пословицу наши предки вкладывали простой и понятный смысл. За ошибки начальства должен отвечать тот, кто последним стоит на социальной лестнице. Но я имел в виду другого стрелочника, того, что переводит колею событий в новое русло и изменяет нашу судьбу. Вот он действительно отвечает за все, что с нами происходит».
Им пришлось пройти еще метров двести, прежде чем стало окончательно ясно, что ворота перехода сохранились. Спутать их плывущую, похожую на светящуюся жидкость поверхность было невозможно ни с чем. Лосев совсем уж было поверил в то, что им наконец-то повезло, когда за их спинами глухо ударил ракетный взрыв.
Молча переглянувшись, оба побежали обратно.
Сурков сидел в паровозной будке, без сил прислонившись к стене и равнодушно глядя сквозь щель в дверце топки на угасающий огонь. Стрелка манометра давно упала ниже зеленой черты, обозначавшей рабочее давление, и он знал, что теперь, для того чтобы стронуть с места их поезд, понадобится не меньше получаса.
Казалось совершенно невозможным в чудовищную жару, придавившую его безвольное тело, открывать раскаленное жерло топки и бросать туда лопатой уголь. Даже сама мысль об этом причиняла невыносимые страдания.
«Надо было остаться в Южноуральске!» – думал Сурков. Сейчас, по сравнению с окружавшим его сюрреалистическим миром, «бубновые» казались милыми ребятами. «Нам никогда отсюда не выбраться, – шептали его губы. – Мы все поджаримся, в этом чертовом пекле…»
Он глянул на солнце, надеясь на то, что этот бесконечный день когда-нибудь кончится, но оно ни на йоту не изменило своего положения на небосклоне с тех пор, как ушли Лосев с Зуровым, хотя ему казалось, что с этого момента прошло уже часа два.
В это время его затуманенное жарой сознание отметило какое-то движение в зарослях, за которыми ему было поручено следить.:
Равнодушным взглядом он следил за колышущимися под ветром верхушками хвощей. Вот только ветра никакого не было и в помине.
Нечеловеческим усилием воли он заставил себя подняться на ноги и высунуться в окно будки.
Три или четыре прыгающих ящера неслись к паровозу огромными скачками. Их головы на тонких шеях, увенчанные зубастыми полуметровыми пастями, раскачивались значительно выше кабины, и Сурков подумал, что им не составит ни малейшего труда добраться до него.
Эта мысль отрезвила его и заставила наконец действовать. Совершенно механически, даже не задумавшись о том, что он делает, он развернул плечом расположенную на крыше паровозной будки турель с установками безоткатных пушек и направил их жерла в сторону ящеров.
Прицеливаться времени уже не было. Вместо этого он рванул сразу все четыре спуска.
С ядовитым шипением, оставляя за собой дымные хвосты, ракеты вырвались из направляющих труб и унеслись в заросли.
На пути бегущих ящеров неожиданно встала стена огня, и грохот четырех разрывов слился в один.
Когда Лосев и Зуров выбежали из туннеля, положение Суркова было критическим. Два уцелевших после разрывов ящера рвали зубами железную Дверцу кабины, и, судя по свисавшим с нее клочьям металла, сопротивляться бешеному натиску ей осталось немного.
На боку одного ящера виднелись темные полосы от осколков, второй почти не пострадал и громко ревел, сокрушая преграду, отделявшую его от желанной добычи.
Единственным положительным моментом в сложившейся ситуации было то, что ящеры напали на Суркова с противоположной от Лосева и Зурова стороны, и те, не сговариваясь, бросились вперед, к пулеметной платформе, застрявшей в песке.
В тот момент, когда самый активный ящер оторвал верхнюю часть дверцы и отшвырнул ее в сторону, Лосев развернул установку, поймал в перекрестье бронированное костяными пластинами брюхо и нажал гашетку.
Очередь скорострельного зенитного пулемета, ленты которого были начинены вперемежку разрывными и бронебойными пулями, способна разрезать даже танковую броню. Ящера она развалила почти пополам. Второй, увидев, какая участь постигла его сородича, развернулся и бросился к зарослям. Следующая очередь настигла его уже среди хвощей. И череп хищника раскололся, как яичная скорлупа.
Лосева не слишком обрадовала эта победа. В любую секунду из зарослей могли показаться новые хищники – а запас патронов не бесконечен.
На такой жаре запах крови и трупов будет усиливаться с каждой минутой, и скоро здесь соберутся все стервятники этого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51