Но в любом случае я помню все нужные данные.
— Вы знаете расписание утренних самолетов до Нью-Йорка?
— В девять, по-моему, и в одиннадцать.
— Возьмите на девятичасовой. Это десять по нью-йоркскому времени. В Айдл-уайлд вы прибудете в 11.30, а на Уолл-стрит— к полудню. Найдете меня там.
— Разве это должно происходить в таком ускоренном темпе, мой друг?
— Я думаю, что, — начал Палмер тоном, который, он надеялся, прозвучал не слишком уж торжественно, — я думаю, что каждый день, в течение которого вашей работе мешают, препятствуют, является одновременно и днем, в который, возможно, другие ученые опережают вас.
— Очень хорошо сказано, — сухо произнес Гаусс. — Но у меня огромное, страстное желание узнать, почему вас вдруг так заинтересовали мои дела?
— По многим причинам. Я уже объяснил, что чувствую ответственность за некоторые ваши неприятности. Но я не отрицаю и корыстный мотив.
— Так. И что же это за корыстный мотив?
— Человек, который встретит нас в понедельник за ленчем, — мой старый друг. Его фирма потерпела несколько неудач. Поскольку мы являемся их банком, я знаю, что компания хочет пойти по новому пути. Техника космического века так быстро развивается, что сегодняшний успех может стать завтрашней головной болью. Им ужасно нужен хороший рывок. Я думаю, что вы-то им и нужны. Я нашел, как одним выстрелом убить двух зайцев. Вот в чем дело.
— М-м. Кажется, я начинаю догадываться о личности нашего компаньона за ленчем.
— Давайте на этом остановимся. Вы слишком проницательны для меня.
— Только одно, — настаивал Гаусс. — Он недавно потерял хорошего человека?
— Это — лишь последнее звено в цепи неудач.
— Так. Тогда он также и мой старый друг, nicht wahr [Не так ли? (нем.)]?
— Bis Montag, mein alter Freund. Bis Montag [До понедельника, мой старый друг, до понедельника (нем.)], — парировал Палмер.
— Понимаю. — Несколько секунд Гаусс молчал. Потом: — Очень интересно. Я начинаю думать, что, вполне вероятно, мне это очень понравится.
— Мы должны выработать тактику освобождения вас от контракта с Джет-Тех.
— Последний из пятилетних контрактов истек в прошлом году. С тех пор из-за неудач ракеты «Уотан» на мысе Канаверал [Ныне мыс Кеннеди] я сижу на 90-дневных… э-э, как там они называются?
— Гаусс, я должен сейчас попрощаться.
Немец довольно рассмеялся: — Разве не auf Wiedersehen? [До свидания (нем.)]
— Naturlich. Auf Wiedersehen. [Конечно. До свидания (нем.)]
— Bis Montag. [До понедельника (нем.)]
Палмер повесил трубку и скорчил гримасу телефонному диску. Можно было бы предположить, мысленно сказал он себе, что Гауссу так же, как и мне, разговор по-немецки не должен доставлять удовольствия, хотя бы как некое возвращение к прошлому, к началу наших взаимоотношений. Но, по-видимому, ни один немец никогда не сможет преодолеть внутреннего убеждения, что его родной язык — самый лучший. Ведь, в конце концов, это язык расы господ. Палмер еще раз внимательно изучил свой рабочий план и перечеркнул пункт, обозначенный: «второй звонок Гауссу… корыстный мотив. § 1… компании нужен один хороший рывок». Он также перечеркнул пункт «первый звонок Хейгену… упомянуть Ааронсона… все время стараться уводить разговор от сделки». Потом он опять снял трубку и набрал номер Хейгена. Генерал ответил сам.
— Эдди, снова Палмер. Можешь ли ты пообедать со мной в Нью-Йорке в понедельник?
— Ты чудак, Вуди. Ты же знаешь, у меня тут полно дел.
— Чтобы встретиться с человеком, о котором я говорил.
— Я его встречал.
— Ему нужно подтверждение некоторых моментов, таких, как возможность проводить эксперименты по его собственной инициативе, и прочее.
— Подтверди все, я тебя поддержу.
— Ну, ты знаешь людей такого сорта. Уважающих ранги.
Один взгляд на тебя, и он будет щелкать каблуками.
— Старый армейский дружище, ты считаешь, что оказываешь мне одолжение. Допустим, одолжение. Но не кажется ли тебе, что ты становишься довольно-таки надоедливым.
— Ладно, Эдди. Просто мне не хотелось, чтобы сделка сорвалась.
— Есть такая опасность?
— Ты ведь не считаешь себя единственным покупателем на аукционе?
Хейген помолчал.
— Что это, пожар?
— Точно. — Палмер постарался, чтобы в голосе прозвучал сарказм. — А когда ты вскроешь конверт с деньгами, там окажутся обыкновенные клочки бумаги. Эдди, если ты хочешь отказаться, так и скажи. Но пожалуйста, сделай это сейчас.
— Боже. В котором часу и где?
— Двенадцать тридцать. «Клуб» в деловом квартале.
— Может быть, еще более уединенное место — возле витрины Мейси. [Мейси — крупнейший магазин-небоскреб в Нью-Йорке.]
— Да или нет?
— Пошел к черту. До свидания.
— Пока. — Не успел Палмер повесить трубку, как вошла Эдис с чашкой кофе.
— Целый час, чтобы приготовить кофе?
— Я не хочу, чтобы ты пил даже эту чашку, Вудс. Тебе следует скорее выспаться.
— Скоро лягу. — Палмер тяжело вздохнул и начал маленькими глотками пить кофе. Потом со стуком поставил чашку на стол. — Не можешь ли ты сделать один телефонный звонок?
— Кому?
Палмер пододвинул к себе справочник по Манхэттену и начал его листать.
— Ты позвонишь от имени генерала Хейгена и закажешь хороший столик возле окна к двенадцати тридцати в понедельник.
— Я должна быть секретаршей Эдди?
— Ты просто звонишь от его имени.
— Он член этого клуба?
— В том-то и дело. Я — нет, он — да. Понятно?
Эдис прищурила свои светло-карие глаза.
— Я не совсем уверена, что ты осознаешь все свои действия. И у меня ужасное чувство, что и ты тоже не уверен в себе.
— Позвони.
— Сейчас?
— Первая Фаза закончилась. Чем скорее ты позвонишь, тем скорее начнется Вторая Фаза.
— А после моего звонка ты пойдешь спать?
— Почему ты так заботишься о моем здоровье?
— Разве каждая преданная, верная своему долгу жена не делает этого?
Он поднял глаза, стараясь прочесть на ее лице, что она хотела этим сказать. Долго они молча смотрели друг на друга. Наконец она сняла трубку.
— Давай, — сказала она.
Глава шестидесятая
Палмеру показалось, что последующие сорок восемь часов тянулись намного дольше обычного. Но и в эти долгие часы он не мог взглянуть на себя со стороны. Вторая Фаза состояла из стольких частей, что почти не оставалось времени для размышлений. Вместо этого Палмер кидался вперед, сознательно увеличивал скорость, спал урывками, стараясь обмануть время, подгонял его под свой рабочий план. Позже, когда у него появилась возможность анализировать, он обнаружил лишь одно-единственное реальное свидетельство этого взрыва активности: счет за телефонные переговоры — главным образом междугородные — на сумму свыше 300 долларов.
По настоянию Эдис в субботу после ленча он в конце концов лег спать, поставив будильник на семь часов вечера. И, проснувшись в это время — шесть часов на Среднем Западе, — он начал звонить в Чикаго.
Большинство тех, с кем он говорил, готовились к обеду дома или где-нибудь в другом месте. Они проявляли заинтересованность, но им было некогда, то есть они находились именно в таком душевном состоянии, на какое и рассчитывал Палмер. Куда-то спеша, они не имели времени на детальное обсуждение проблемы. Все это были те, кого отец Палмера называл «мальчики», различные партнеры по бизнесу, представители компаний — клиентов банка старого Палмера, банкиры из других банков, маклеры, услугами которых в течение многих лет пользовался Палмер, а до этого и его отец, — услугами в сделках; закадычные друзья старшего Палмера по покеру или по охоте и многие друзья самого Палмера. В целом он сделал больше тридцати таких звонков, и каждый из них, если отшелушить приветствия, расспросы о здоровье и делах, легкие двусмысленности, приветы семье и прочие украшения деловой беседы, сводился к главным тезисам, написанным Палмером в нескольких вариантах.
— Билл (или Джек, или Фил, или, в одном случае, Джиббзи),-в конце концов говорил Палмер,-я помню, ты здорово скупал акции Джет-Тех на распродаже в июне прошлого года. Много их у тебя?
Здесь в зависимости от полученного ответа начинались варианты. Если человек больше не имел существенных запасов акций Джет-Тех, то Палмер, облегченно вздыхая, поздравлял его и по возможности быстрее заканчивал беседу намеком на «крупные неприятности» завтра, после открытия биржи, или самое позднее во вторник. Если же его собеседник имел большое количество этих акций, Палмер выражал свои мысли несколько определеннее. Взволнованным тоном он высказывал беспокойство, заявляя, что, несмотря на связывающее его обязательство хранить тайну, он высоко ценит право дружбы, ну, хотя бы на незначительный и, разумеется, очень неопределенный намек. «Я буду продавать свои собственные в понедельник, когда откроется биржа», так заканчивался этот вариант ключевой части беседы, «потому что во вторник после полудня продать их, даже по дешевке, будет мечтой».
К десяти часам вечера в субботу Палмер завершил свои телефонные переговоры с поясом времени Чикаго и Скалистых гор и перешел на Западное побережье, где уже наступило семь часов вечера.
До половины двенадцатого ночи обзванивал он этот район, после чего снова позвонил в отель в Паско, штата Вашингтон, где муж Джейн, по всей вероятности, уже отдыхал за чтением какойнибудь интересной книги. Однако портье ответил, что в номере никого нет, и Палмер попросил оставить заказ.
Около часа ночи Эдис уговорила его снова лечь спать, но, когда в четыре часа зазвонил телефон, Палмер тут же вскочил с постели к отводной телефонной трубке.
— Нет, нет, ничего не случилось, Тим. Прости, что оставил заказ. Это моя оплошность. Который там час у тебя? Час ночи?
— Я помогал бригадным генералам надрызгаться. Так что я не в состоянии постичь твои тонкости, Вудс. Имеет это отношение к немецкому прыгуну с места на место?
— Боюсь, что да. Он твердо намерен перейти. Но трудность в том, что я даже не знаю, на чьей стороне я сам. Мы финансируем обе компании. Старой он нужен, но и новой тоже. И боюсь, что старая виновата в дикой халатности в отношении заключения с ним контрактов. Он сейчас на 90-дневных контрактах, и это, конечно, не дает ему чувства уверенности.
— Черт знает, что ты говоришь. — Тим помолчал. — Может быть, он не стоит долгосрочных контрактов? Они бы не рисковали, если бы боялись потерять действительно первосортного специалиста.
— Та, другая компания, кажется, довольно-таки сильно хочет заполучить его.
— Вуди, скажи, почему ты надоедаешь мне со всем этим в час ночи? Почему вообще ты надоедаешь мне со всем этим делом? В свое время это привлечет внимание соответствующих властей. Я не вижу причины, почему ты стараешься ускорить естественный ход вещей.
— И не думал ничего ускорять. Просто мне нужна информация.
Муж Джейн тихо застонал.
— Какая информация, Вудс? И старайся покороче.
— Если хочешь, я могу позвонить завтра. Или ты позвони мне…— Палмер сделал паузу.-…за мой счет, — добавил он улыбаясь.
— Послушай, — взорвался Тим, — будь так любезен, изложи свою…
— Хорошо, — прервал его Палмер успокаивающим тоном, — хорошо. Но имей в виду, если это секретная информация, о которой не должна знать широкая публика, зачем…
— Давай начинай, дружище.
— Сию минуту, — заверил его Палмер и торопливо перешел к самому непозволительному вопросу, какой только смог придумать. — Я бы хотел знать, насколько большое значение придается запуску «Уотан». Они так регулярно терпят неудачи, можно предположить, что весь проект уже устарел, если он вообще не перечеркнут. Так что я хотел бы зн…
— Вудс. — Голос Тима звучал глухо, деревянно. — Ты пьян?
— Между прочим, я спал, когда раздался твой звонок.
— «Твой звонок!» — взревел Тим.
— Да, конечно, совершенно верно. Прости.
— Вудс, иди спать или иди к черту, но в любом случае повесь трубку.
— Тим, я сказал какую-то глупость? — наивно спросил Палмер.
— Спокойной ночи. — Резкий щелчок, и линия замолчала.
Улыбаясь в темноте, Палмер вернулся в постель.
— Что это было? — сонно спросила Эдис.
— Просто немного подразнил гусей.
Полежав до пяти, так и не заснув, Палмер встал. Следующие несколько часов он потратил на вычеркивание выполненных пунктов плана и на краткую перепись оставшихся дел. В первую очередь предстояло несколько междугородных звонков, которые он не смог завершить прошлым вечером. Во что бы то ни стало надо было предотвратить любые обратные звонки. Так, например, ни в коем случае не дать Тиму Карви дозвониться до него. К полудню до мужа Джейн, несомненно, дойдет, что готовится какое-то важное событие. Поддразнивания Палмера пока достаточно сбили его с толку, и он был не в состоянии задать ни одного действительно убийственного вопроса. Но заветное слово «Уотан» в конце концов породит целый рой вопросов, и Палмер не хотел бы оказаться вынужденным отвечать ни на один из них.
Однако самое важное оставалось на конец воскресенья — звонок к Бернсу, и Палмер должен был его сделать как можно позднее вечером. После полудня он потратил некоторое время на разработку различных путей, по которым может пойти беседа. Когда же Палмер наконец позвонил, он был очень доволен, встретив в этом разговоре так мало из предусмотренных им препятствий.
— …звоню узнать, как чувствует себя ваша челюсть.
— Прекрасно. И это все?
— Не совсем.
— Конечно, вы звоните не для извинения, — ровным тоном отметил Бернс. — Люди вашего типа никогда этого не делают.
— Вы довольно-таки хорошо изучили «мой тип», не правда ли?
— Да, конечно, — согласился Бернс. — У нас есть особое имя для вас. Вы — БАП.
— Кто?
— Белый. Англосакс. Протестант.
— Как и Джо Лумис?
— Ладно, Палмер. Это все?
— Совершенно очевидно, что есть БАПы и БАПы. Некоторым БАПам вы верите.
— Давайте закончим разговор.
— Я позвонил главным образом потому, что беспокоюсь из-за вас.
— Вам и следует беспокоиться: завтра утром я взорву вас на кусочки.
— Меня беспокоила ваша собственная неосторожность, Мак. Мне не дает покоя одна мысль. Вы поставили все на одну лошадь.
— Что?
— Разве нужно объяснять, Мак? Вы же умный человек. У вас тайная сделка с одной группой БАПов и открытая — с другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92