Она снова уставилась в окно и промолчала всю оставшуюся дорогу. Я не сумел изложить все это нужными словами. Наверное, Сьюз сможет. А если нет — никто не сможет.Мы приехали в мотель чуть позже десяти и нашли Сьюзен в кофейной, где она пила кофе и читала «Нью-Йорк таймс».— Все нормально? — спросила она.— Да, как и должно быть.— Он предупредил одного из них, — сказала Пам Шепард. — И тому удалось скрыться.Сьюзен вопросительно посмотрела на меня:— Хоук?— Вы в этом что-нибудь понимаете? — спросила Пам Шепард.— Возможно.— Я не понимаю.— И я готова поспорить, что он не представил вам соответствующих объяснений, верно? — спросила Сьюзен.— Едва ли.— А в основном все прошло удачно? — спросила Сьюзен.Я кивнул.— Вы возвращаетесь домой, Пам?— Вероятно, да. Еще не задумывалась об этом по-настоящему. Но вот я здесь, всего в полумиле от дома. Вероятно, я возвращаюсь.— Хорошо.— Я позвоню Харву, — сказал я. — Быть может, предложу ему присоединиться к нам, чтобы мы могли все обговорить, а потом Сьюз побеседует с вами немного.— Да, — сказала она. — Я очень боюсь встречи с ним. Хочу увидеть его вместе с вами и без детей.Я вернулся в номер, позвонил Шепарду и рассказал ему обо всем, что произошло. Через десять минут он появился. Я встретил его в фойе.— Пауэрс в тюрьме? — спросил он.— Думаю, еще нет, — ответил я, взглянув на часы. — К настоящему моменту они завели на него дело, его адвокат договаривается о залоге, Кинг сидит в приемной и ждет того момента, когда сможет отправиться домой.— Боже праведный, — произнес Шепард. — Ты хочешь сказать, что он окажется на свободе, зная, кто подставил его?— Иногда жизнь бывает такой сложной, — сказал я.— Но, Бога ради, разве он не станет разыскивать нас? Ты не говорил мне, что его отпустят под залог. Он будет нас преследовать. Узнает, что мы его обманули, и придет.— Если бы я сказал тебе, ты не согласился бы. За тобой он не придет.— Они что, с ума спятили, отпускать такого человека под залог? У тебя нет никакого права так распоряжаться моей жизнью.— Он не станет преследовать тебя, Шепард. Тебя в кофейной ждет жена.— Господи, как она?— В порядке.— Нет, я имею в виду ее психическое состояние? Что она говорила обо мне? Сказала, что вернется домой?— Она сидит в кофейной с моей подругой Сьюзен Силверман. Она захотела увидеть тебя и пожелала, чтобы мы присутствовали при этом, а как ей следует поступить, решите вы сами. На данный момент, как мне кажется, она планирует остаться дома. Так что не испорти все.Шепард глубоко вздохнул и выпустил воздух через нос. Мы вошли в кофейную. Сьюзен и Пам Шепард сидели друг против друга в кабинке. Шепард стоял и смотрел на Пам. Она посмотрела на него и сказала:— Привет, Харв.— Привет, Пам.— Садись, Харв. — Он сел рядом с ней. — Как ты поживал? Все хорошо?Он кивнул. Смотрел на свои руки, крепко сжатые, лежащие на столе.— Дети в порядке?Он снова кивнул. Протянул к ней правую руку и положил ладонь, растопырив пальцы, на ее спину между лопатками. Его глаза были мокрыми, голос глухим.— Ты вернешься?Она кивнула:— На время. — Ее голос тоже стал напряженным.— Навсегда, — сказал он.— На время, по крайней мере.Его ладонь медленно двигалась по кругу между ее лопатками. Лицо стало мокрым.— Что бы ты ни пожелала, — сказал он сдавленным голосом, — что бы ты ни пожелала, я все для тебя сделаю, мы можем все начать сначала, и через год я снова буду наверху ради тебя. Все, все, что хочешь.— Я не хочу, чтобы ты был наверху, Харв. — (Я чувствовал себя соглядатаем.) — Все не так просто, все иначе. Они считают, что мы должны обратиться за психиатрической помощью. — Она кивнула на меня и Сьюз.— Что они могут знать о нас, обо всем?— Я не останусь, если мы не обратимся за помощью, Харви. Мы не просто несчастливы, мы — больны. Нам нужно лечиться.— К кому мы пойдем? Я никого не знаю.— Сьюзен нам скажет, — сказала Пам. — Она разбирается в подобных вещах.— Если это поможет мне вернуть тебя, я готов. — Его голос стал спокойнее, но слезы по-прежнему текли. Он продолжал поглаживать ее по спине. — Все, что хочешь.Я встал.— Ребята, у вас все должно получиться. А пока я сделаю один звонок.Они не обратили на меня особого внимания, и я почувствовал себя таким же полезным, как водопроводный кран на часах. Из номера позвонил Кленси в прокуратуру графства Саффолк.— Спенсер, — сказал я. — Пауэрса уже выпустили из каталажки?— Сейчас проверю.Примерно три минуты я слушал невнятные звуки, доносившиеся из трубки. Потом снова раздался голос Кленси:— Да.— Чудесно.— Ты же знал, что он не будет сидеть. Понимаешь, как бывает.— Да, спасибо. — Я повесил трубку.В кофейной Пам говорила:— Это очень тяжело. Очень тяжело жить в центре внимания других людей.Официантка принесла мне еще чашку кофе.— Что же нужно было делать? — говорил Харв. — Не любить тебя, сказать детям, чтобы перестали любить тебя, что ты не можешь этого вынести? Так я должен сделать?Пам Шепард покачала головой:— Просто... нет, конечно, я хотела быть любимой, но быть единственной, которую любишь ты, которую любят дети, быть центром всего, чувствовать все это... не знаю... ответственность, вероятно. Мне хотелось закричать и убежать.— Господи, — Харв покачал головой, — мне бы твои проблемы, чтобы кто-нибудь слишком любил меня. Я бы тут же поменялся с тобой местами.— Вряд ли.— Да, но я не стал бы поступать так же, как ты. Я даже не знаю, где ты была. Ты знаешь, где был я.— И чем занимался. Ты — полный идиот.Харв взглянул на меня:— Спенсер, сволочь, ты сказал ей.— Был вынужден.— Я делал это ради тебя и ради детей. Хорошим я был бы мужчиной, если бы позволил своему бизнесу утонуть в канализации, чтобы и тебе, и детям досталось только по куску дерьма.— Видишь, — сказала Пам, — всегда ради меня. Всегда ответственность лежит на мне. Ты все делаешь только ради меня.— Ерунда. Я делаю то, что положено мужчине. Нет ничего особенного в мужчине, который заботится о семье. Я посвящаю семье всю свою жизнь. Это не отклонение. Это правильное поведение.— Подавление собственного "я" — уже отклонение, — сказала Сьюзен.— А именно? — прежде сдавленный голос Шепарда вдруг зазвенел. Он говорил слишком громко.— Харв, — сказал я, — не кричи на Сьюз.— Я не кричу. Господи, Спенсер, она пытается убедить меня, что самопожертвование и жизнь ради семьи могут быть признаками болезни.— Нет, она не говорит этого, Харв. Она просит тебя задуматься, почему ты ничего не можешь совершить для себя, в собственных интересах. Почему ты все принимаешь только на условиях самопожертвования.— Я... я не принимаю... я могу делать все, что хочу... для себя самого.— Например?— Ну, черт, я... Мне нужны деньги, хорошие вещи для семьи... и... черт! Ты вообще на чьей стороне?Пам Шепард закрыла лицо ладонями.— О Господи, — простонала она. — О Господи, за что мне все это? 27 Спустя некоторое время Шепарды отправились домой, беспокойные, неуверенные, но в одной машине, взяв с нас обещание, что мы со Сьюзен вечером пообедаем у них. Дождь прекратился, показалось солнце. Мы со Сьюзен отправились на пляж рядом с Си-стрит, плавали и лежали на песке. Я слушал репортаж о встрече «Сокс» и «Индиане» по маленькому красному портативному «Панасонику», который подарила мне на день рождения Сьюзен. Сьюзен читала Эриксона, с Нантекет-саунд дул легонький ласковый ветерок. Интересно, когда объявится Пауэрс? С этим ничего не поделать. Когда объявится, тогда и объявится. Подготовиться к этому невозможно.— "Сокс" проиграл Кливленду, — раздался голос диск-жокея, и полилась мелодия «Лети, малиновка, лети».Я выключил приемник.— У них получится, как ты думаешь? — спросил я.Она пожала плечами:— Он выглядит не очень обнадеживающе, да?— Да, но он любит ее.— Я знаю. — Она замолчала. — А у нас получится?— Да. У нас уже получилось.— Уже?— Да.— Это означает, что восстанавливается статус-кво?— Нет.— Что же это означает?— Означает, что я сделаю тебе предложение выйти за меня замуж.Сьюзен закрыла книгу. Долго смотрела на меня, не говоря ни слова. Потом улыбнулась:— На самом деле?— Да.— Из-за происшедшего?— Думаю, да. Ты согласишься выйти за меня?Она снова замолчала. Вода в проливе была спокойной. Спокойные волны, зеленые и полновесные, бесшумно накатывались на нас, ласково разбивались о берег.— Не знаю, — сказала Сьюзен.— У меня сложилось другое впечатление.— У меня тоже.— У меня сложилось впечатление, что ты хочешь выйти за меня замуж и сердишься, что я еще не сделал тебе предложения.— Неуслышанные песни всегда кажутся более сладкими?— Нет, не это.— Доступность не сделала тебя менее заслуживающим любви. Это... Я не знаю. Не правда ли, удивительно? Мне кажется, я хотела, скорее, удостовериться в твоих чувствах, доказательством которых было бы твое предложение, а не совершить этот акт на самом деле.— Совершение акта не явилось бы для нас чем-то новым.— Ты понимаешь, что я имею в виду.— Да, понимаю. Что собираешься предпринять по поводу своего решения? Выйдешь за меня замуж?— Не знаю. Ты, конечно, можешь пригрозить оставить меня, а я не хочу тебя терять.— Ты не потеряешь меня.— Да, мне тоже так кажется. Это одна из приятных черт твоего характера. В некотором роде я обладаю свободой проявлять нерешительность. Мне ничего не угрожает, и я свободна сомневаться, если ты понимаешь, что я имею в виду.— Тебе не удастся поколебать мою уверенность.— Я и не хочу этого.— Здесь не идет речи о «свободна ты» и «свободен я». Мы вместе. И никаких вопросов, как любили мы говорить еще в школе.— Как это похоже на тебя. — Сьюзен улыбнулась. — Но я не хочу бросать тебя и начинать жить с другим мужчиной. Я испытываю колебания не потому, что хочу поэкспериментировать. Я уже занималась этим. Знаю об этом все, что необходимо знать. Мы оба знаем. Я отдаю себе отчет, что будет достаточно сложно делить себя между тобой и кем-нибудь еще в баре для одиноких сердец.— Это точно.— Но нужно еще кое-что обдумать.— А именно?— Где мы будем жить?Я по-прежнему лежал на спине, она полусидела, опершись на левый локоть, ее темные волосы упали на лицо. Внутренняя энергия, исходящая из нее, почти ощущалась физически.— Ага, — сказал я.Она наклонилась и поцеловала меня в губы.— Еще одна твоя очаровательная черта. Ты так быстро все понимаешь.— Тебе не потребуется бросать свою работу, свой дом.— Или город, в котором я живу почти двадцать лет, в котором у меня друзья, свой жизненный уклад, к которому я отношусь достаточно трепетно.— Я не смогу там жить, Сьюз.— Конечно не сможешь. Посмотри на себя, Ты бескомпромиссный человек. Взрослый, великий, всех защищающий папаша. И в то же время ты самый большой ребенок, которого мне доводилось встречать. Тебе будет нечего делать в пригороде, в отдельном доме, вокруг которого надо подстригать лужайку. Ты не сможешь иногда ходить в клуб поплавать. Ты ведь уже задушил одного человека, да?— Да, его звали Фил. Фамилию так и не узнал, просто Фил. Мне это совсем не понравилось.— Правильно, но тебе нравится работа, в процессе которой может возникнуть подобная ситуация.— Не совсем уверен, что это ребячество.— В лучшем смысле этого слова. Во всем происходящем для тебя есть элемент игры, тревога о способе, а не о результате. Иногда очень близко подходящая к тревоге о благородстве.— Слишком часто речь идет о жизни и смерти, милая.— Конечно, но из-за этого игра становится более значимой. Мои соседи по Смитфилду более серьезные люди. Они имеют дело с успехом или поражением. Большинство из них не находит в этом никакого веселья.— Ты много обо мне думала.— Можешь не сомневаться. Ты не сможешь отказаться от своей работы, я не смогу прекратить свою. Я не хочу переезжать в Бостон. Ты не хочешь жить в Смитфилде.— Могу согласиться, — сказал я. — Можем что-нибудь придумать. Никто не заставляет тебя бросать твою работу или меня — мою.— Нет, вероятно нет. Но подобные вещи необходимо обдумать.— Итак, пока ты продолжаешь твердо заявлять: «Не знаю».— Видимо, так.Я протянул к ней руки и притянул к себе.— Ты — импульсивная стерва, — сказал я. Ее лицо было прижато к моей груди. Поэтому ее голос звучал приглушенно.— С другой стороны, — пробормотала она, — я никогда не брошу тебя.— Это несомненно, — сказал я. — Пойдем пообедаем и совершим акт нашей дружбы.— Может быть, — прошептала Сьюзен, когда мы вернулись в мотель, — мы совершим его до обеда?— А еще лучше, — сказал я, — и до, и после — как ты на это смотришь?— Молодость — это то, на сколько лет ты себя чувствуешь, любимый, — улыбнулась она. 28 В семь тридцать мы позвонили в дом Шепардов, у меня был бумажный пакет с красным венгерским вином, дверь открыл Хоук и навел на меня «кольт-магнум».— Заходите, — сказал он.Мы подчинились. В гостиной находились Кинг Пауэрс, Пауэлл, придурок, которого я сбросил в бассейн, Мейси и Шепарды. Шепарды вместе сидели на диване, рядом стоял Пауэлл с пистолетом в руке, пожирающий их жестким, как гвоздь, взглядом. Мейси торчал у камина со своим изящным дипломатом в руке, Пауэрс сидел рядом в кресле-качалке. Лицо Шепарда было влажным, он выглядел нездоровым. Постоянные избиения могут лишить человека энергии, и Шепард выглядел так, будто с трудом сдерживается, чтобы не рассыпаться на части. Лицо его жены не выражало практически ничего. Она будто зашла в какое-то помещение и притаилась там, ожидая развития событий.— Где дети? — спросил я.— Их здесь нет. — Хоук улыбнулся. — Мне кажется, что Харв и миссис собирались побыть наедине до вашего прихода, поэтому отправили их на весь вечер к соседям. Избавили нас от лишних хлопот.— Заткнись, Хоук, — сказал Пауэрс. — Будешь шутить на собственных похоронах.Хоук подмигнул мне:— Мистер Пауэрс в данный момент очень рассержен, и мне кажется, я знаю на кого.— Мне почему-то показалось, что мы обязательно встретимся, Кинг, — сказал я.— Тебе правильно показалось, мать твою, умник. Я кое что приготовил для тебя, сукин ты сын. Если ты думал, что можешь так легко сделать меня и улизнуть, значит, ты совсем не знал Кинга Пауэрса.— Кинг, — сказал Мейси, — все это приведет к еще большим неприятностям. Нам они не нужны. Лучше уйти отсюда.— Нет, сначала я прикончу этого сукиного сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23