- Я уйду. Но, уходя, еще раз повторяю,
что сэр Жиль не будет похоронен на этом поле. Он будет погребен там, где
просил, - в море.
Граф побагровел от ярости.
- С таким нахальством я еще никогда не сталкивался! - взорвался он. -
Клянусь Небесным Воинством, ты можешь сколько угодно твердить, что твой
приятель, этот чертов рыцарь, будет похоронен в море. Можешь даже
попытаться утащить отсюда его тело. Но как только начнется перемирие - а
это точно случится через двадцать четыре часа, а то и раньше, - я пошлю по
твоему следу достаточно людей, чтобы они загнали тебя, как кролика, и
вернули его кости и вонючую плоть на них туда, где они должны лежать.
- Вашей светлости не придется ждать двадцать четыре часа, - злобно
прошипел Мальвин из-за спины короля Франции, - это обещаю я, министр
Франции.
- Ну так попробуйте вдвоем остановить меня! - бросил Джим и
развернулся, собравшись идти за телом Жиля - если он уже умер, - чтобы
отправиться с ним к далекому Английскому Проливу, переплыв через который
они оказались в этой стране.
- Минутку, - раздался голос Каролинуса.
На глазах у Джима вновь, будто из ниоткуда, к флагу вышел Каролинус.
Вот только не на Джима он смотрел и не к Джиму обращался. Он говорил с
графом.
- Не угодно ли вашей светлости выслушать меня...
- Ступай прочь, колдун! - взвыл граф. - Я не желаю больше слышать ни
слова на эту тему! Вопрос исчерпан. Понял? Исчерпан. Вся власть здесь в
моих руках, и я сказал, что будет дальше. Вам всем надо бы это понять.
Он опять повернулся к королю, будто затем, чтобы продолжить беседу.
Каролинус вытянул руку и схватил Джима за плечо.
- Подожди здесь, - попросил Каролинус, сурово взглянув в лицо Джиму.
Джим не двинулся с места. Неожиданно стремительными шагами Каролинус
направился к латникам, обступившим тело сэра Жиля, и скрылся в толпе. Джим
ждал: однако, поскольку ничего не происходило, он опять повернулся лицом к
королю и графу, оживленно обсуждавшим тему часовен, которые надо
воздвигнуть на поле, чтобы можно было помолиться за тех, кто будет лежать
в двух братских могилах.
Они по-прежнему не обращали на Джима ни малейшего внимания, а тому
сказать было нечего. Так что он стоял себе и стоял, вполуха прислушиваясь
к дискуссии. За беседой Джим следил не очень внимательно, потому что ум
его был напряжен как никогда. Ему надо опустить тело Жиля в морские волны
так, чтобы при этом ничего не случилось. Причем сделать это надо было уже
не в уме, а на самом деле.
Тут вдруг перед его глазами мелькнула фигурка в голубом камзоле, и
перед Джимом предстал принц Эдвард. Лицо юного принца пылало.
- Что я слышу, милорд! - обратился он к графу Камберленду. - Моему
храброму сэру Жилю не разрешают покоиться там, где он пожелает?
С явным усилием граф Камберленд подавил чувства, которые давеча
одолевали Джима. Он попытался вразумить принца.
- Дело всего лишь в необходимых условиях перемирия, о которых я, как
представитель англичан, договорился с королем Иоанном, - сказал он. -
Чтобы наше перемирие действительно имело место и удовлетворяло как Англию,
так и Францию, мы решили построить на этом поле две часовни и вырыть две
большие могилы - одну для французских рыцарей, павших в этой битве, а
другую - для тех английских рыцарей, которых постигла та же участь. Быть
погребенным там - большая честь, не говоря уж о том, что молитвы о душах
павших, возносимые в этой часовне, будут весьма полезны погибшим.
Принц сверкнул глазами.
- Вы не ответили на мой вопрос, граф! Я спросил, будет ли сэр Жиль
похоронен там, где он желает, или нет?
- Ваше высочество, - ответил граф, - необходимо, чтобы он лежал
вместе с остальными английскими рыцарями, павшими в этой битве.
- Наперекор своему желанию?
- Сожалею, ваше высочество, но это так, - торжественно произнес граф.
- И наперекор _м_о_е_м_у_ желанию?
Разумеется, графу в храбрости никак нельзя было отказать. Но при этих
словах принца он все-таки бросил быстрый взгляд на короля Иоанна.
Французский же монарх как раз в этот миг отвернулся и погрузился в
созерцание битвы, полностью выбыв из беседы. Тогда Камберленд вновь
перевел глаза на своего собеседника. Темная тень гнева понемногу наползала
на лицо аристократа, и Джим понял, что на сей раз проснулось упрямство
графа.
- Мне бы не хотелось ни в чем прекословить вашим желаниям, ваше
высочество, - ответил граф, - но вы еще, прошу прощения, молоды, и хотя
отчасти знаете этот мир, но основы межнациональной политики, которые...
- Я сказал: _м_о_е_м_у_?! - взорвался принц.
- Ваше высочество, - взмолился граф, и лицо его потемнело, - да
поймите же вы! Здесь я командую английскими силами. Армия может иметь
только одного командира. Как командир, я своей честью и ответственностью
перед вашим монаршим отцом должен решать, что лучше, а что хуже для всего
войска. Сожалею, но сэр Жиль будет похоронен здесь. Это необходимо. Вы и
сами должны это понимать.
- Я понимаю одно: передо мной стоит наглый граф, который осмелился
перечить своему принцу, - принц уже почти кричал. - Вы забыли, что сэр
Жиль не был под вашим командованием, не был в рядах вашей армии. Он, как и
добрый рыцарь, стоящий рядом со мной, входил в группу, посланную, чтобы
вызволить меня из ужаснейшего плена; они прекрасно справились с этим! Он
находился под моим командованием, а не вашим. Он будет похоронен там, где
хочет, - в море, и больше нигде!
- Я бесконечно сожалею, ваше высочество, - упрямо продолжал свое
граф, - но никак не могу допустить, что он не находился под моим
командованием. Все англичане, сражавшиеся и погибшие в этой битве,
подчиняются мне. Он будет лежать вместе с остальными.
Джим, стоявший рядом с принцем, вздрогнул; он никак не мог придумать,
что делать в этой ситуации. Он не раз уже замечал, что аристократы в этом
мире живут так, будто не сходят с театральных подмостков: сейчас
повторялось то же самое. Граф просто исполняет роль, к которой, по его
мнению, подготовила его жизнь. Он не отступает от своей власти ни на йоту,
несмотря на то что таким образом рискует нажить себе смертельного врага,
принадлежащего к королевской фамилии, да к тому же и первого наследника
английского престола.
Если принц в дальнейшем займет место своего отца, то графа в будущем
может ожидать лишь полный крах и опала. Но может быть, принц уже сейчас в
силах расправиться с графом, а то и просто казнить его, не дожидаясь
восшествия на престол. Однако рыцарь и граф не может пойти на попятную.
Соответственно и принц чувствовал, что ему брошен вызов. Просто
немыслимо, чтобы какой-то граф в чем-то перечил английскому кронпринцу.
Так что положение таково, что никто не мог отступить. Джим лихорадочно
искал какой-нибудь предлог, чтобы прервать диалог графа и принца, когда
Эдвард продемонстрировал, что он и сам может найти решение.
- Хорошо же, спесивый граф! - выкрикнул принц. - Ты добился своего! Я
был прав с самого начала! Я отправляюсь на поле и поведу за собой столько
англичан, сколько смогу собрать. Тогда посмотрим, победим ли мы сегодня!
- Мой юный брат! - король Иоанн рванулся вперед и поднял руку, чтобы
остановить юношу.
Но принц Эдвард уже развернулся на каблуках.
- Коня мне! - провозгласил он. - Готовьтесь следовать за мной на
по...
Он осекся на полуслове. Все задрали головы к небу. Тогда и принц
развернулся и поднял голову, глядя прямо на запад, в небо над английскими
позициями. Джим последовал его примеру.
То, что на первый взгляд казалось огромной кучей черных пятнышек, по
мере приближения все яснее принимало форму множества драконьих тел.
Картина была волнующей. Джим лучше разбирался в подобных вещах
благодаря своему опыту существования в драконьей туше; переждав первый
приступ изумления, он умерил свое не в меру буйное воображение и решил,
что в небе сотни две драконов, вряд ли больше. Но если особо не
всматриваться, то казалось - и не только ему, но, конечно, и всем
остальным, - что драконы заполнили собой все небо. Воздух буквально кишел
тысячами тел.
Когда первые ряды драконов поравнялись с английскими позициями, в
воздух взвилось несколько стрел. Но драконы летели слишком высоко, чтобы
лучники могли нанести им какой-нибудь урон. Они надвигались, и тень
понемногу ложилась на поле сражения, все схватки на котором прекратились.
Противники, отчаянно рубившиеся мгновение назад, сидели на конях,
по-прежнему не выпуская из рук мечей, и смотрели, задрав головы, на
надвигающуюся драконью тучу.
Джим не удержался от вздоха облегчения. Никто не услышал его.
"Что ж, - подумал он, готовый засмеяться от счастья, - лучше поздно,
чем никогда".
Драконы приближались. Когда они появились над самим полем, то
остановились в движении вперед, поймали термалы и принялись кружить над
головами солдат, каждый сам по себе. Чтобы полностью закрыть солнечный
свет, их было маловато, но казалось, что драконы легко покроют своей тенью
всю землю под собой.
На поле наконец услышали герольдов. Оружие вернулось в ножны или на
седла, откуда его давеча взяли. Щиты опустились. Казалось, что англичане и
французы, покрытые драконьей тенью, стали одной дружеской компанией. По
крайней мере, теперь они все услышали весть о перемирии, провозглашенную
английскими и французскими герольдами.
- Что их сюда привело? - послышался за спиной Джима удивленный голос
короля Иоанна. - Зачем они прилетели?
Джим обернулся к королю и графу.
- Они прилетели на помощь англичанам, ваше высочество, - ответил
Джим. - Воспользовавшись своим положением Рыцаря-Дракона, я некоторое
время назад заключил с ними соглашение. Они прибыли немного позже, чем я
надеялся. - Граф уставился на Джима. Граф взял себя в руки первым.
- Раз уж так Получилось, то вы, быть может, желаете обсудить условия
капитуляции, ваше высочество? - спросил он.
- Нет, - отрезал Джим.
Граф рванулся было к нему. Но затем, поняв, что ситуация изменилась,
проглотил брань, крутившуюся у него на языке.
- Могу ли я спросить, почему, сэр Рыцарь-Дракон? - наконец спросил
он, изо всех сил пытаясь удержаться в рамках вежливости.
- Потому что к большему благу и вящей славе не только Англии, но и
Франции, - пояснил Джим, - этому дню суждено закончиться перемирием.
Поверьте мне, милорд и ваше величество. Так и должно быть.
Граф и король еще раз обменялись быстрыми взглядами и вновь перевели
глаза на Джима. Слов не было. Да, в общем-то, что в этом удивительного? Уж
теперь-то им просто не о чем было говорить.

41
День выдался тихий; воды Английского Пролива были спокойны, а
корабль, на котором плыли Джим, Брайен, Дэффид, Арагх вместе со всеми
своими людьми и лошадьми, был заметно больше той посудины, которая некогда
привезла из Англии во Францию Джима, Брайена и Жиля.
Однако когда судно остановилось, чтобы друзья смогли осуществить
церемонию погребения сэра Жиля, началась сильная килевая качка, и Джим
заподозрил, что не только горстка латников и суровых лучников, каким-то
образом примкнувшая к их команде, но и многие другие желали бы, чтобы с
этим делом покончили как можно быстрее и корабль поплыл бы дальше. Дело не
в том, что слабому желудку легче переносить качку на движущемся судне: но
люди хотели быть как можно ближе к твердой земле Англии.
И все же ни Джим, ни Брайен, ни Дэффид не имели ни малейшего желания
как-либо укорачивать процедуру погребения тела Жиля морскими волнами. Они
не смогли взять в плавание священника, поэтому Джим сам прочел
погребальную службу, надеясь, что пробелы в знании латыни у тех, кто стоял
вокруг него, не позволят заметить ошибки и пропуски там, где его подвела
память.
День был сухой, но небо потяжелело. Серое море и серые облака будто
бы обнесли оградой открытое пространство, вмещавшее в себя людей, стоящих
рядом с досками, на которых при полном вооружении и в доспехах лежал сэр
Жиль, готовый, едва доски будут подняты, соскользнуть в свой последний
приют.
Джим закончил службу. Он обернулся и кивнул Тому Сейверу и остальным
латникам, стоявшим у досок.
Те подняли концы досок, и сэр Жиль заскользил к морской воде,
плескавшейся всего в нескольких футах ниже борта корабля. Латники в
последний момент отвели глаза, но Джим, Брайен и Дэффид, перегнувшись
через борт, следили за последним путем своего Соратника.
Хорошо, что они так сделали.
Когда сэр Жиль погрузился в воду, произошло одно событие, которое
весьма встревожило бы латников, если бы они наблюдали за погребением, но
для трех друзей картины лучше этой было не сыскать.
Как только закованная в латы фигура скрылась в волнах, произошло как
бы чудо. Доспехи разлетелись точно так же, как лопнул панцирь на Джиме,
когда он добирался до дома Каролинуса. Тут же из воды вынырнул серый
морской тюлень и, прежде чем вновь нырнуть в серые воды Английского
Пролива и навсегда скрыться из глаз, весело подмигнул друзьям. Те отошли
от борта корабля.
- Ты знаешь, что произошло? - в благоговейном страхе спросил Джима
Брайен.
Джим покачал головой и улыбнулся.
- Нет, - понизив голос так, чтобы его слышали только Брайен и Дэффид,
ответил он. - Но я не удивляюсь.
- И что, он теперь всегда будет тюленем? - так же приглушенно
поинтересовался Дэффид.
- Не знаю, - сказал Джим. - Может быть. Подожди...
Он вновь вернулся к борту и покачал головой, так и не ответив на
вопрос лучника. С самого вечера, когда закончилась битва, а он вызвал
Департамент Аудиторства и подал иск на Мальвина, Джим пребывал во власти
необъяснимой депрессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72