И я пришел к твердому убеждению, что нез
ависимо от того, было ли вообще возможно укрепить австро-венгерское гос
ударство, ошибка обеих партий сводилась к следующему: немецкая национал
ьная партия совершенно правильно ставила вопрос о принципиальных целя
х немецкого возрождения, но зато она имела несчастье выбрать неправильн
ый путь к цели. Она была партией националистической, но, к сожалению, недос
таточно социальной, чтобы действительно завоевать массу. Ее антисемити
зм зато покоился на правильном понимании значения расовой проблемы, ее а
нтисемитская агитация не базировалась на религиозных представлениях.
В то же время ее борьба против католицизма была со всех точек зрения и в ос
обенности с тактической Ц неправильной.
Христианско-социальное движение не обладало ясным пониманием целей не
мецкого возрождения, но зато счастливо нашло нужные пути, как партия. Эта
партия поняла значение социальных вопросов, но ошибалась в своем способ
е ведения борьбы против еврейства и не имела ни малейшего понятия о том, к
акую подлинную силу представляет собою национальная идея. Если бы христ
ианско-социальная партия кроме своего правильного взгляда на значение
широких народных масс обладала еще правильными взглядами на значение р
асовой проблемы, как это было у немецко-национальной партии, и если бы сам
а христианско-социальная партия была настоящей националистической па
ртией, или если бы немецкое национальное движение кроме своего правильн
ого взгляда на конечную цель, верного понимания еврейского вопроса и зна
чения национальной идеи обладало еще практической мудростью христианс
ко-социальной партии, в особенности в вопросе об отношении последней к с
оциализму, Ц тогда мы получили бы именно то движение, которое по моему гл
убокому убеждению уже в то время могло бы с успехом направить судьбы нем
ецкого народа в лучшую сторону. Всего этого не оказалось в действительно
сти, и это в главной своей части заложено было в самом существе тогдашнег
о австрийского государства. Таким образом ни одна из этих партий не могл
а удовлетворить меня, потому что ни в одной из них я не видел воплощения св
оих взглядов. Ввиду этого я не мог вступить ни в ту, ни в другую партию и не м
ог таким образом принять какое бы то ни было участие в борьбе. Уже тогда я
считал все существовавшие политические партии неспособными помочь нац
иональному возрождению немецкого народа Ц возрождению в его подлинно
м, а не только внешнем смысле слова. В то же время мое отрицательное отноше
ние к габсбургскому государству усиливалось с каждым днем. Чем больше уг
лублялся я в изучение вопроса иностранной политики, тем больше я убеждал
ся, что австрийское государство может принести немецкому народу только
несчастье. Все ясней и ясней становилось мне и то, что судьбы немецкой нац
ии решаются теперь только в Германии, а вовсе не в Австрии. Это относилось
не только к политическим проблемам, но в не меньшей мере и к общим вопроса
м культуры. Так что и здесь, в области проблем культуры или искусства, авст
рийское государство обнаруживало все признаки застоя или по крайней ме
ре потери всякого сколько-нибудь серьезного значения для немецкой наци
и. Более всего это можно было сказать относительно архитектуры. Новейшее
строительное искусство не могло иметь сколько-нибудь серьезных успехо
в в Австрии уже потому, что после окончания постройки Ринга в Вене вообще
уже не было сколько-нибудь крупных построек, которые могли бы идти в срав
нение с германскими планами. Так моя жизнь становилась все более и более
двойственной: разум и повседневная действительность принуждали меня о
ставаться в Австрии и проходить здесь тяжелую, но благодетельную школу ж
изни. Сердцем же я жил в Германии. Тягостное гнетущее недовольство овлад
евало мною все больше, по мере того как я убеждался во внутренней пустоте
австрийского государства, по мере того как мне становилось все более ясн
о, что спасти это государство уже нельзя, и что оно во всех отношениях буде
т приносить только новые несчастья немецкому народу. Я был убежден, что э
то государство способно чинить только препятствия и притеснения каждо
му действительно достойному сыну немецкого народа и, наоборот, способно
поощрять только все ненемецкое. Мне стал противен весь этот расовый конг
ломерат австрийской столицы. Этот гигантский город стал мне казаться че
м-то вроде воплощения кровосмесительного греха. С раннего возраста я го
ворил на диалекте, на котором говорят в Нижней Баварии. От этого диалекта
я отучиться не мог, а венского жаргона так и не усвоил. Чем дольше я жил в эт
ом городе, тем больше я ненавидел эту хаотическую смесь народов, разъеда
вшую старый центр немецкой культуры. Самая мысль о том, что это государст
во можно сохранить еще на долгое время, была мне просто смешна. Австрия по
хожа была тогда на старинную мозаику из мельчайших разноцветных камешк
ов, начавших рассыпаться, потому что скреплявший их цемент от времени вы
ветрился и стал улетучиваться. Пока не трогаешь этого художественного п
роизведения, может еще казаться, что оно живо по-прежнему. Но как только о
но получит хоть малейший толчок, вся мозаика рассыпается на тысячи мельч
айших частиц. Вопрос заключался только в том, откуда именно придет этот т
олчок. Мое сердце никогда не билось в пользу австрийской монархии, а всег
да билось за германскую империю. Вот почему распад австро-венгерского г
осударства в моих глазах мог быть только началом избавления немецкой на
ции. Ввиду всего этого во мне сильнее росло непреодолимое стремление уех
ать наконец туда, куда, начиная с моей ранней молодости, меня влекли тайны
е желания и тайная любовь. Я надеялся, что стану в Германии архитектором, з
авоюю себе некоторое имя и буду честно служить своему народу в тех преде
лах, какие укажет мне сама судьба. С другой стороны, я хотел, однако, остать
ся на месте и поработать для того дела, которое издавна составляло предм
ет моих самых горячих желаний: я хотел дожить здесь до того счастливого м
омента, когда моя дорогая родина присоединится наконец к общему отечест
ву, т. е. к германской империи. Многие и сейчас не поймут того чувства страс
тной тоски, которое я тогда переживал. Но я обращаюсь не к ним, а к тем, котор
ым судьба до сих пор отказывала в этом счастье или которых она с ужасной ж
естокостью лишила этого счастья, после того как они им обладали. Я обраща
юсь к тем, которые, будучи оторваны от родного народа, вынуждены вести бор
ьбу даже за священное право говорить на своем языке; к тем, кто подвергает
ся гонениям и преследованиям за простую преданность своему отечеству, к
тем, кто в тяжелой тоске во сне и наяву грезит о той счастливой минуте, ког
да родная мать вновь прижмет их к сердцу. Вот к кому обращаюсь я и я знаю Ц
они поймут меня! Только те, кто на собственном примере чувствуют, что озна
чает быть немцем и не иметь возможности принадлежать к числу граждан люб
имого отечества, поймут, как глубока тоска людей, оторванных от родины, ка
к непрестанно терзается душа этих людей. Эти люди не могут быть счастлив
ы, не могут чувствовать себя удовлетворенными, они будут мучиться вплоть
до той самой минуты, когда наконец откроются двери в отчий дом, где они то
лько и смогут обрести мир и покой. Вена была и осталась для меня самой тяже
лой, но и самой основательной школой жизни. Я впервые приехал в этот город
еще полумальчиком и я покидал в тяжелом раздумье этот город уже как впол
не сложившийся взрослый человек. Вена дала мне основы миросозерцания. Ве
на же научила меня находить правильный политический подход к повседнев
ным вопросам. В будущем мне оставалось только расширять и дополнять свое
миросозерцание, отказываться же от его основ мне не пришлось. Я и сам толь
ко теперь могу отдать себе вполне ясный отчет в том, какое большое значен
ие имели для меня тогдашние годы учения. Я остановился на этом времени не
сколько подробнее именно потому, что эти первые годы дали мне ценные наг
лядные уроки, легшие в основу деятельности нашей партии, которая в течен
ие всего каких-нибудь пяти лет выросла от маленьких кружков до великого
массового движения. Мне трудно сказать, какова была бы моя позиция по отн
ошению к еврейскому вопросу, к социал-демократии или, лучше сказать, ко вс
ему марксизму, к социальным вопросам и т. д., если бы уже в тогдашнюю раннюю
пору я не получил тех уроков, о которых я рассказал выше, благодаря ударам
судьбы и собственной любознательности. Несчастье, обрушившееся на мою р
одину, заставило тысячи и тысячи людей поразмыслить над глубочайшими пр
ичинами этого краха. Но только тот поймет эти причины до конца, кто после м
ногих лет тяжелых внутренних переживаний сам стал кузнецом своей судьб
ы». (Выделено мной. Ц В.Т.)

* * *

Повторюсь еще раз, такое цитирование «Майн кампфа
» обусловлено лишь одним Ц стремлением разобраться, чем явилось Копье С
удьбы для мировоззрения А.Гитлера, будущего фюрера нацистской партии. Са
мое удивительное в том, что только в судьбе Гитлера Копье трансформирова
лось в мировоззренческую патологию (чего, например, не произошло ни с Ниц
ше, ни с Вагнером, ни с Чемберленом и еще с сотнями, если не с тысячами тех, к
то видел Копье).
Гитлер же всегда оставался сторонником лозунга: «Приобщитесь к тайне Гр
ааля (имелась в виду вселенская тайна, а не конкретный объект, будь-то Коп
ье или Чаша), и вы получите весь мир!»

Вторая мировая война

1939 года, август.
Буквально за неделю до начала военных действий на территории Польши Гит
лер совершает поездку в Нюренберг. О подготовке вояжа мало кто знал, еще м
еньше народу было посвящено в то, с какой целью фюрер направляется в стар
инный немецкий град. Только самые посвященные (два Ц три человека) понял
и, что Гитлер направляется к Святой Екатерине. Несмотря на слякоть (конец
лета отмечен был длительными дождями), Гитлер прошел пешком метров трист
а, приказав остановить машины своего эскорта за квартал до хранилища Коп
ья.
У Копья фюрер пробыл чуть более получаса, не присаживаясь, он простоял вс
е это время чуть ли не по стойке смирно, в полном одиночестве и молчании.
О чем он размышлял? Это так и останется тайной. Но уже на борту самолета, ше
дшего курсом на Берлин, фюрер подписал приказ о переходе германскими вой
сками польской границы. Публичные выступления Гитлера той поры пестрят
напыщенными фразами о предначертанности собственной судьбы, о великой
миссии германского народа, о необходимсоти защитить Великую Германию о
т славянских варваров.
Ничего вроде необычного, все как всегда.
Но в речи его «закрались» (иного слова и не подберешь) эпизоды библейской
истории (напомним, что Гитлер терпеть не мог всего, что связано с религией
).
Что это было?
Оговорка?
Или сознательно упоминание: либо для того, чтобы привлечь внимание больш
его числа слушателей, либо Ц уже на подсознательном уровне.

* * *

1940 год, май:
Части и подразделения вермахта развернуты на западных границах, уже ник
то не сомневается, что они нанесут удар по Франции и ее союзникам (Бельгии
, Голландии), что в войну всерьез и надолго будет втянута Англия, что рано и
ли поздно в мировую драку придется вмешаться и Соединенным Штатам Амери
ки.
Не сомневался в прогнозах и сам Гитлер. И вновь Ц неожиданная для всех по
ездка в Нюрнберг, на «поклонение» к Копью.
В этот раз фюрер задерживается всего минут на пятнадцать. И вновь, в полно
м одиночестве и молчании. Никто и ничто не имеет право нарушить гитлеров
ских раздумий. Лишь когда он вышел из здания, сопровождавшие отметили: он
был бледен как полотно, его слегка пошатывало, голос заметно дрожал. Отда
в какие-то незначительные распоряжения, Гитлер занял свое место в машин
е Ц позади водителя Ц и как бы нехотя махнул рукой:
Ц Отправляйтесь!
Затем Ц борт самолета, который несет его в сторону будущей линии фронта,
Гитлер решил сам руководить действиями своих войск. Через день после при
бытия фюрера на командный пункт задействованной в операции оперативно
й группы войск, гусеницы германских танков рассекли французскую границ
у. Вторая мировая война вступала в новую свою фазу.
Борман, сопровождавший Гитлера в Нюрнберг (но только Ц до собора), а затем
и во Францию, писал в своих дневниках, что фюрер был «неузнаваем» Ц молча
лив, тих, неповоротлив, малообщителен, весь погруженный в собственные мы
сли. Из душевного ступора его вывели сводки, поступавшие с передовой. Уда
чно складывающаяся для вермахта французская кампания была приятным по
дарком для Германии в ее борьбе против «мирового зла».

* * *

Еще не раз Гитлер совершал стремительные вояжи в Н
юрнберг: и в мае 1941-го (перед началом войны с Россией), и в декабре того же год
а (когда немецкие солдаты замерзали под Москвой), в конце 1942-го (когда в Стал
инграде попала в кольцо 6-я армия фельдмаршала Паулюса), летом 1943-го и 1944 годо
в (когда германские армии терпели поражения на Курской дуге в России и на
северном побережье Франции). Не разочаровался ли фюрер к этому времени в
магических свойствах, коими было наделено Копье? Может быть, может быть…

Сам Гитлер не оставил после себя дневников или мемуаров (политическое за
вещание Ц не в счет), а его окружение хоть и тужилось, но объяснить что-либ
о оказалось не в состоянии…
Мартин Борман считал, что подобные поездки Гитлер совершал ради получен
ия своеобразной энергетической подпитки, концентрации духа перед прин
ятием какого-либо важного и судьбоносного решения.
Гиммлер был менее прозаичен, «Гитлер в Нюрнберге беседовал с духами воин
ов». К этому времени «Аненербе» уже практически сошла с политической сце
ны нацистской Германии и рейхсфюреру приходилось в одиночку заниматьс
я толкованием того или иного явления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40