https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/bolshih_razmerov/
Сегодня их потомки ежедневно и буднично рисковали жизнью, водя вверх по горе группы всевозможных туристов, что слетались к Эвересту, и спасая тех, кто попадал в беду.
Невысокие, коренастые, с монголоидными чертами лица, шерпы составляли костяк всякой альпинистской экспедиции, какая только предпринималась в Гималаи. Об их искусстве и выдержке слагались легенды; недаром их прозвали «богами горы». И хотя шерпы постоянно поддерживали контакт с современным миром, они сумели сохранить свою традиционную религию и обычаи. За это Лекси ими просто восхищалась.
Будучи тибетскими буддистами из секты Ньинма-па, шерпы по-прежнему выращивали или вскармливали большую часть своей пищи. Стада яков обеспечивали шерсть для одежды, шкуру для обуви, кости для инструментов, навоз для топлива и удобрений, а молоко, масло и сыр для еды.
Большинство шерпов, которые работали в горах, говорили по-английски, и Лекси много раз делила блюдо «даал бхаат» – рис с чечевицей и пикантное варево из мяса яка и картошки под названием «шьякпа» с этими отважными профессорами ледопадов и следопытами, проводниками и носильщиками, а также спасателями, что жили у подножия Эвереста. Народ открытый и щедрый, шерпы так же охотно делились секретами своего ремесла, как и своим до невозможности сладким чаем, который они пили из западных термосов, или рисовым пивом под названием «чан», традиционно варившимся в каждом шерпском хозяйстве.
Большая часть того духовного родства, какое Лекси находила у себя с шерпами, основывалась на их общей профессии. Ее работа – тренировка навыков выживания в экстремальных условиях и походы научных экспедиций в антарктическую пустыню – являлась современным эквивалентом стародавнего заработка шерпов. Если она допускала ошибку (или даже если она ее не допускала), в экстремальном климате Гималаев смерть всегда витала где-то рядом, всегда имелась в потенциале.
Гора Эверест, пусть даже теперь более прирученная, чем за всю ее мрачную историю, по-прежнему оставалась непредсказуемым убийцей и навеки обречена была таковым оставаться. Сотни трупов были рассеяны по скалистым пикам или погребены под тоннами снега и льда, где их уже никогда было не найти. Большинство этих трупов принадлежало шерпам.
Что касалось Лекси, то собственная смерть не особенно ее страшила. Она уже видела, как погибают другие, в том числе и те, кого она любила, а несколько раз и сама чуть не умерла. Когда человек так часто оказывается лицом к лицу со смертью, для него ее могущество несколько ослабевает, а страх перед ней притупляется. Личная гибель была вероятностью, которую Лекси вполне могла принять и допустить. А вот чего она совершенно не выносила, с чем она никогда не могла примириться, так это со смертью другого человека, за которого она несла ответственность.
Нежданный порыв ветра и град мелкого снега мигом добавили в кровь Лекси адреналина. Наклонив голову, она стала прислушиваться, ловя тот многозначительный рокот, который возвестил бы о сходе лавины. Когда ничего такого не последовало, Лекси перевела дух и приготовилась возобновить свое восхождение.
В этот самый момент на поясе у нее зазвонил мобильник, врываясь в природный ландшафт этого эпического мира подобно некоему электронному вандалу.
Лекси молча прокрутила в голове длинную цепочку нецензурных выражений. А затем повесила ледоруб на запястье и потянулась вниз проверить цифровой ряд на дисплее дьявольского устройства. Мигающий там номер Лекси не узнала и испытала сильнейшее искушение проигнорировать звонок. Однако мобильник продолжал трезвонить, а потому она сорвала с себя маску и приложила его к уху.
– Кто это? – раздраженно спросила Лекси.
Голос на том конце оказался певуче-бархатным, приправленным безупречным английским выговором.
– Мисс Вудс? Рад с вами познакомиться.
Лекси сунула маску в карман и без всякого ответа продолжила восхождение.
– Меня зовут Максвелл Стаффорд, – вкрадчивым тоном произнес мужчина. – Я представляю «Вейланд индастриз».
– По-го-ди-те, – процедила Лекси, погружая в стену свой ледоруб, – сейчас сама догадаюсь. Вы нам опять судебный иск предъявите?
– Нет, вы не поняли. Я говорю от имени самого мистера Вейланда.
– Интересно. И что этому главному в мире загрязнителю окружающей среды от нас нужно?
– Мистера Вейланда интересуете лично вы, мисс Вудс.
Лекси всадила в лед одну из кошек и обеими руками ухватилась за страховочную веревку.
– Он предлагает финансировать фонд, с которым вы уже целый год как связаны, – сказал Максвелл Стаффорд. – Если только вы согласитесь с ним встретиться.
Какой-то момент Лекси колебалась. Как профессиональный проводник и исследователь она уже давно связала себя с Фондом ученых-экологов, интернациональной группой, которая активно ратовала за сохранение жизни на Земле – человеческой и всей прочей. Виды животного мира пугающими темпами исчезали с земли. Лекси охотно соглашалась с членами фонда, которые считали, что утрата хотя бы одного вида подвергает оставшиеся еще большей опасности.
Подобно веревке, на которой в данный момент висела Лекси, фонд был подлинным спасением для многих – решающим фактором между неизбежностью жизни и окончательностью смерти. И хотя это предложение сильно напоминало сделку с дьяволом, она не могла не задуматься о том, что это было за соглашение. С деньгами Вейланда ее любимый фонд, ныне сам находящийся на грани вымирания, смог бы проделать поистине замечательную работу.
– Когда?
– Завтра.
– Полагаю, вам известно, как отчаянно нам нужны деньги, – заметила Лекси. – Но завтра – очень проблематично. Чтобы вернуться обратно в мир, мне потребуется неделя.
Пока говорила, Лекси продолжала взбираться. Всего в нескольких метрах над ней была вершина Тумбу, высшая точка ледопада – замерзшая река, образовавшая гладкую ледяную площадку размером с теннисный корт.
– Я сообщил об этом мистеру Вейланду, – сказал Стаффорд.
Лекси махнула ледорубом, уперлась кошкой и подтянулась за веревку.
– И что он сказал? – спросила она, еще раз подтянувшись.
– Он сказал, что недели у нас нет.
Забрасывая руку за край ледопада, Лекси внезапно обнаружила, что упирается взглядом прямо в превосходную пару коричневых оксфордских ботинок. По-прежнему вися на веревке, Лекси подняла глаза и увидела лицо симпатичного негра в снаряжении для умеренно холодной погоды. За его спиной в ожидании стоял «Белл-212». Дверца вертолета была раскрыта.
Лекси отцепила страховочную веревку и ухватилась за галантно предложенную мужчиной руку.
– Прошу вас, мисс Вудс, – сказал Максвелл Стаффорд, указывая на вертолет, который тут же начал набирать обороты.
Затем Стаффорд взял Лекси под руку и повел ее к раскрытой дверце. Голосом достаточно громким, чтобы пробиться сквозь рев мотора, он сказал:
– Мистеру Вейланду очень не терпится начать.
ГЛАВА 4
Пирамиды Теотиуакана, Мексика, настоящее время
В тридцати милях от Мехико, у подножия господствующей над равниной «Пирамиды Солнца», под пристальным взором вырубленного в камне ока солнечного божества ацтеков Уицилопочтли сотни мужчин и женщин упорно трудились на невыносимой жаре.
Потные поденщики терзали землю кирками и лопатами, отбрасывая комья почвы на грохоты – большие бочки с днищами из проволочной сетки, используемые для отделения камней больших и малых, кусков металла или керамики, а также всего остального крупнее мексиканского песо. Ученые-археологи и аспиранты ползали на четвереньках, тыча в землю садовыми лопатками, чтобы выковыривать оттуда осколки гончарных изделий и свинцовые шарики, четыреста лет назад вылетевшие из ружей конкистадоров.
Организатор этого проекта, профессор Себастьян де Роса, наблюдал за управляемым хаосом с рубежей места раскопок. Де Роса был атлетично сложенным мужчиной, чьи черты лица унаследовали как оливково-кожее тепло его матери-сицилийки, так и словно высеченные из камня аристократические углы его отца-флорентийца. Именно отцу, мужественному летчику, который сражался за Муссолини во Второй мировой войне, прежде чем стать удачливым бизнесменом, Себастьян был обязан своей решимостью и целеустремленностью. От матери к нему перешли замечательное самообладание, терпение и шарм – те качества, которые обожали многие его студенты и коллеги по работе.
Тем не менее, пока профессор бродил по периметру раскопок, приближающийся лимузин с гербом Мексиканских Соединенных Штатов пробил серьезную брешь в характерной невозмутимости Себастьяна. Отмахнувшись от администратора раскопок с банданой на голове, профессор так сменил направление своего маршрута, чтобы пересечься с курсом прибывающего транспортного средства.
Черный лимузин, весь в дорожной пыли, направлялся к участку за главной рабочей площадкой, который был определен как лагерь для персонала. Там были установлены палатки, а с подветренной стороны воздвигнут целый ряд переносных пластмассовых туалетов. Имелась там и столовая с кухней, а также импровизированная душевая в виде бочки, водруженной над выкрашенной масляной краской для водонепроницаемости коробкой из фанеры.
По ту сторону лагеря участок пыльной земли был занят измочаленными пикапами, грязными лендроверами, помятыми джипами и тремя выцветшими желтыми автобусами, которые использовались для транспортировки поденщиков в окрестные мексиканские городишки и обратно. Эти рабочие – плотники, электрики, землекопы – варьировались по возрасту от энергичных тинейджеров до измученных жизненными невзгодами стариков. Все они говорили по-английски, курили американские сигареты, носили пыльные джинсы и с полудня до поздней ночи пили червецу.
Пока Себастьян проходил мимо палаток, чтобы встретить лимузин, он помахал группе аспирантов, которые тоже решили устроить себе перерыв на червецу. Все до единого американцы, они были молоды и полны энтузиазма. Все они носили модную, особого пошива экипировку – шорты Банановой республики, ботинки от Л. Л. Бина, жилеты и пиджаки от Дж. Крю. Как коллегам и ассистентам-археологам, им препоручалась самая неблагодарная работа на площадке, что, разумеется, вполне соответствовало академическому порядку вещей. Так один аспирант в типично прямой американской манере написал на табличке у себя над палаткой: «Ишачить – наша судьба».
Неофитам всегда приходилось нелегко, и Себастьян вспомнил нескончаемые годы изнурительных собственных взносов. Прежде чем омыться во славе опубликованных работ частных грантов и появлений в телепередаче «Доброе утро, Америка», эта чересчур образованная порода должна была заработать все эти радости посредством упорного учения и тяжкого труда на археологических раскопках.
Выше в неофициальной иерархии раскопок стояли специалисты: компьютерщики, инженеры, археологи, антропологи и администраторы. Все они находились в непосредственном подчинении у Себастьяна. Пока он продолжал приближаться к лимузину, эти специалисты, в свою очередь, снова и снова подходили к нему с вопросами, требованиями и предложениями. Профессор же проскальзывал мимо всей этой публики с безмятежным спокойствием и участливыми извинениями, которые обычно исцеляли изрядно потрепанное самолюбие первоклассных профессионалов, чьи требования либо отвергались, либо игнорировались.
К несчастью, фирменный невозмутимый шарм Себастьяна набирал ноль целых и ноль десятых по шкале эффективности государственной чиновницы в слегка помятом костюме, которая вылезала из лимузина, сжимая в ухоженной руке пачку бумаг.
– Мисс Аренас, как я рад вас видеть, – совершенно искренне начал Себастьян, обрадованный тем, что визит наносит всего лишь она, а не ее начальник Хуан Рамирес. Затем он непритворно улыбнулся, отчаянно стараясь уловить в поведении этой женщины хоть какие-то приятные аспекты, на которых можно было бы сосредоточиться.
Одним из наиболее ценных навыков, которым Себастьян выучился, взрослея в длинной тени своего отца, общительного, в высшей степени энергичного и обманчиво покладистого главы собственного импортно-экспортного бизнеса, была способность сосредоточиваться на позитивных моментах при взаимодействии с людьми. В случае мисс Аренас он в итоге остановился на ее прелестных, достаточно разумных глазах и восхитительной чистоплотности.
– Я вижу, вы получили мой отчет – любезно сказал он женщине и с любопытством взглянул на ее кулак, безжалостно душащий его совершенно невинные бумаги. – А у вас уже нашлось время его прочесть?
– Все это весьма тревожно, доктор де Роса. Действительно весьма тревожно, – сказала Ольга Аренас, замминистра культуры Мексиканских Соединенных Штатов. – Вы уже три месяца обещаете результаты, но пока что мы ровным счетом ничего не увидели. Этот отчет только подтверждает вашу несостоятельность. Когда министр его прочтет, он будет в ярости.
– Мы уже рядом, – безупречно солгал Себастьян. – Совсем рядом.
Женщина нахмурилась.
– Вы уже полтора года «рядом».
Потея, мисс Аренас потянула за лацканы своей слегка помятой пиджачной пары и с прищуром взглянула на яркое дневное солнце. Чувствуя ее гнев, Себастьян подумал, что ему следует найти более достойное применение негативной энергии этой женщины. Надеясь, что его лекция студентам на тему «Моцион истощает эмоцию» с тем же успехом сработает и на практике, он бодро направился прямиком через заваленный всевозможным мусором центр оживленной площадки. Мисс Аренас на своих высоких каблуках нетвердо заковыляла следом.
– Археология не является точной наукой, – сообщил ей Себастьян.
Мисс Аренас уже открыла рот, чтобы заговорить, но ее ответ утонул во внезапном реве бензинового мотора. Рев этот к тому же сопровождался громкими криками восторга.
Доктор де Роса ободряюще махнул рукой сотрудникам, которым все-таки удалось запустить генератор, – двум инженерам-электрикам и двум спецам по электронике, уволенным в отставку из Военно-морского флота Соединенных Штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Невысокие, коренастые, с монголоидными чертами лица, шерпы составляли костяк всякой альпинистской экспедиции, какая только предпринималась в Гималаи. Об их искусстве и выдержке слагались легенды; недаром их прозвали «богами горы». И хотя шерпы постоянно поддерживали контакт с современным миром, они сумели сохранить свою традиционную религию и обычаи. За это Лекси ими просто восхищалась.
Будучи тибетскими буддистами из секты Ньинма-па, шерпы по-прежнему выращивали или вскармливали большую часть своей пищи. Стада яков обеспечивали шерсть для одежды, шкуру для обуви, кости для инструментов, навоз для топлива и удобрений, а молоко, масло и сыр для еды.
Большинство шерпов, которые работали в горах, говорили по-английски, и Лекси много раз делила блюдо «даал бхаат» – рис с чечевицей и пикантное варево из мяса яка и картошки под названием «шьякпа» с этими отважными профессорами ледопадов и следопытами, проводниками и носильщиками, а также спасателями, что жили у подножия Эвереста. Народ открытый и щедрый, шерпы так же охотно делились секретами своего ремесла, как и своим до невозможности сладким чаем, который они пили из западных термосов, или рисовым пивом под названием «чан», традиционно варившимся в каждом шерпском хозяйстве.
Большая часть того духовного родства, какое Лекси находила у себя с шерпами, основывалась на их общей профессии. Ее работа – тренировка навыков выживания в экстремальных условиях и походы научных экспедиций в антарктическую пустыню – являлась современным эквивалентом стародавнего заработка шерпов. Если она допускала ошибку (или даже если она ее не допускала), в экстремальном климате Гималаев смерть всегда витала где-то рядом, всегда имелась в потенциале.
Гора Эверест, пусть даже теперь более прирученная, чем за всю ее мрачную историю, по-прежнему оставалась непредсказуемым убийцей и навеки обречена была таковым оставаться. Сотни трупов были рассеяны по скалистым пикам или погребены под тоннами снега и льда, где их уже никогда было не найти. Большинство этих трупов принадлежало шерпам.
Что касалось Лекси, то собственная смерть не особенно ее страшила. Она уже видела, как погибают другие, в том числе и те, кого она любила, а несколько раз и сама чуть не умерла. Когда человек так часто оказывается лицом к лицу со смертью, для него ее могущество несколько ослабевает, а страх перед ней притупляется. Личная гибель была вероятностью, которую Лекси вполне могла принять и допустить. А вот чего она совершенно не выносила, с чем она никогда не могла примириться, так это со смертью другого человека, за которого она несла ответственность.
Нежданный порыв ветра и град мелкого снега мигом добавили в кровь Лекси адреналина. Наклонив голову, она стала прислушиваться, ловя тот многозначительный рокот, который возвестил бы о сходе лавины. Когда ничего такого не последовало, Лекси перевела дух и приготовилась возобновить свое восхождение.
В этот самый момент на поясе у нее зазвонил мобильник, врываясь в природный ландшафт этого эпического мира подобно некоему электронному вандалу.
Лекси молча прокрутила в голове длинную цепочку нецензурных выражений. А затем повесила ледоруб на запястье и потянулась вниз проверить цифровой ряд на дисплее дьявольского устройства. Мигающий там номер Лекси не узнала и испытала сильнейшее искушение проигнорировать звонок. Однако мобильник продолжал трезвонить, а потому она сорвала с себя маску и приложила его к уху.
– Кто это? – раздраженно спросила Лекси.
Голос на том конце оказался певуче-бархатным, приправленным безупречным английским выговором.
– Мисс Вудс? Рад с вами познакомиться.
Лекси сунула маску в карман и без всякого ответа продолжила восхождение.
– Меня зовут Максвелл Стаффорд, – вкрадчивым тоном произнес мужчина. – Я представляю «Вейланд индастриз».
– По-го-ди-те, – процедила Лекси, погружая в стену свой ледоруб, – сейчас сама догадаюсь. Вы нам опять судебный иск предъявите?
– Нет, вы не поняли. Я говорю от имени самого мистера Вейланда.
– Интересно. И что этому главному в мире загрязнителю окружающей среды от нас нужно?
– Мистера Вейланда интересуете лично вы, мисс Вудс.
Лекси всадила в лед одну из кошек и обеими руками ухватилась за страховочную веревку.
– Он предлагает финансировать фонд, с которым вы уже целый год как связаны, – сказал Максвелл Стаффорд. – Если только вы согласитесь с ним встретиться.
Какой-то момент Лекси колебалась. Как профессиональный проводник и исследователь она уже давно связала себя с Фондом ученых-экологов, интернациональной группой, которая активно ратовала за сохранение жизни на Земле – человеческой и всей прочей. Виды животного мира пугающими темпами исчезали с земли. Лекси охотно соглашалась с членами фонда, которые считали, что утрата хотя бы одного вида подвергает оставшиеся еще большей опасности.
Подобно веревке, на которой в данный момент висела Лекси, фонд был подлинным спасением для многих – решающим фактором между неизбежностью жизни и окончательностью смерти. И хотя это предложение сильно напоминало сделку с дьяволом, она не могла не задуматься о том, что это было за соглашение. С деньгами Вейланда ее любимый фонд, ныне сам находящийся на грани вымирания, смог бы проделать поистине замечательную работу.
– Когда?
– Завтра.
– Полагаю, вам известно, как отчаянно нам нужны деньги, – заметила Лекси. – Но завтра – очень проблематично. Чтобы вернуться обратно в мир, мне потребуется неделя.
Пока говорила, Лекси продолжала взбираться. Всего в нескольких метрах над ней была вершина Тумбу, высшая точка ледопада – замерзшая река, образовавшая гладкую ледяную площадку размером с теннисный корт.
– Я сообщил об этом мистеру Вейланду, – сказал Стаффорд.
Лекси махнула ледорубом, уперлась кошкой и подтянулась за веревку.
– И что он сказал? – спросила она, еще раз подтянувшись.
– Он сказал, что недели у нас нет.
Забрасывая руку за край ледопада, Лекси внезапно обнаружила, что упирается взглядом прямо в превосходную пару коричневых оксфордских ботинок. По-прежнему вися на веревке, Лекси подняла глаза и увидела лицо симпатичного негра в снаряжении для умеренно холодной погоды. За его спиной в ожидании стоял «Белл-212». Дверца вертолета была раскрыта.
Лекси отцепила страховочную веревку и ухватилась за галантно предложенную мужчиной руку.
– Прошу вас, мисс Вудс, – сказал Максвелл Стаффорд, указывая на вертолет, который тут же начал набирать обороты.
Затем Стаффорд взял Лекси под руку и повел ее к раскрытой дверце. Голосом достаточно громким, чтобы пробиться сквозь рев мотора, он сказал:
– Мистеру Вейланду очень не терпится начать.
ГЛАВА 4
Пирамиды Теотиуакана, Мексика, настоящее время
В тридцати милях от Мехико, у подножия господствующей над равниной «Пирамиды Солнца», под пристальным взором вырубленного в камне ока солнечного божества ацтеков Уицилопочтли сотни мужчин и женщин упорно трудились на невыносимой жаре.
Потные поденщики терзали землю кирками и лопатами, отбрасывая комья почвы на грохоты – большие бочки с днищами из проволочной сетки, используемые для отделения камней больших и малых, кусков металла или керамики, а также всего остального крупнее мексиканского песо. Ученые-археологи и аспиранты ползали на четвереньках, тыча в землю садовыми лопатками, чтобы выковыривать оттуда осколки гончарных изделий и свинцовые шарики, четыреста лет назад вылетевшие из ружей конкистадоров.
Организатор этого проекта, профессор Себастьян де Роса, наблюдал за управляемым хаосом с рубежей места раскопок. Де Роса был атлетично сложенным мужчиной, чьи черты лица унаследовали как оливково-кожее тепло его матери-сицилийки, так и словно высеченные из камня аристократические углы его отца-флорентийца. Именно отцу, мужественному летчику, который сражался за Муссолини во Второй мировой войне, прежде чем стать удачливым бизнесменом, Себастьян был обязан своей решимостью и целеустремленностью. От матери к нему перешли замечательное самообладание, терпение и шарм – те качества, которые обожали многие его студенты и коллеги по работе.
Тем не менее, пока профессор бродил по периметру раскопок, приближающийся лимузин с гербом Мексиканских Соединенных Штатов пробил серьезную брешь в характерной невозмутимости Себастьяна. Отмахнувшись от администратора раскопок с банданой на голове, профессор так сменил направление своего маршрута, чтобы пересечься с курсом прибывающего транспортного средства.
Черный лимузин, весь в дорожной пыли, направлялся к участку за главной рабочей площадкой, который был определен как лагерь для персонала. Там были установлены палатки, а с подветренной стороны воздвигнут целый ряд переносных пластмассовых туалетов. Имелась там и столовая с кухней, а также импровизированная душевая в виде бочки, водруженной над выкрашенной масляной краской для водонепроницаемости коробкой из фанеры.
По ту сторону лагеря участок пыльной земли был занят измочаленными пикапами, грязными лендроверами, помятыми джипами и тремя выцветшими желтыми автобусами, которые использовались для транспортировки поденщиков в окрестные мексиканские городишки и обратно. Эти рабочие – плотники, электрики, землекопы – варьировались по возрасту от энергичных тинейджеров до измученных жизненными невзгодами стариков. Все они говорили по-английски, курили американские сигареты, носили пыльные джинсы и с полудня до поздней ночи пили червецу.
Пока Себастьян проходил мимо палаток, чтобы встретить лимузин, он помахал группе аспирантов, которые тоже решили устроить себе перерыв на червецу. Все до единого американцы, они были молоды и полны энтузиазма. Все они носили модную, особого пошива экипировку – шорты Банановой республики, ботинки от Л. Л. Бина, жилеты и пиджаки от Дж. Крю. Как коллегам и ассистентам-археологам, им препоручалась самая неблагодарная работа на площадке, что, разумеется, вполне соответствовало академическому порядку вещей. Так один аспирант в типично прямой американской манере написал на табличке у себя над палаткой: «Ишачить – наша судьба».
Неофитам всегда приходилось нелегко, и Себастьян вспомнил нескончаемые годы изнурительных собственных взносов. Прежде чем омыться во славе опубликованных работ частных грантов и появлений в телепередаче «Доброе утро, Америка», эта чересчур образованная порода должна была заработать все эти радости посредством упорного учения и тяжкого труда на археологических раскопках.
Выше в неофициальной иерархии раскопок стояли специалисты: компьютерщики, инженеры, археологи, антропологи и администраторы. Все они находились в непосредственном подчинении у Себастьяна. Пока он продолжал приближаться к лимузину, эти специалисты, в свою очередь, снова и снова подходили к нему с вопросами, требованиями и предложениями. Профессор же проскальзывал мимо всей этой публики с безмятежным спокойствием и участливыми извинениями, которые обычно исцеляли изрядно потрепанное самолюбие первоклассных профессионалов, чьи требования либо отвергались, либо игнорировались.
К несчастью, фирменный невозмутимый шарм Себастьяна набирал ноль целых и ноль десятых по шкале эффективности государственной чиновницы в слегка помятом костюме, которая вылезала из лимузина, сжимая в ухоженной руке пачку бумаг.
– Мисс Аренас, как я рад вас видеть, – совершенно искренне начал Себастьян, обрадованный тем, что визит наносит всего лишь она, а не ее начальник Хуан Рамирес. Затем он непритворно улыбнулся, отчаянно стараясь уловить в поведении этой женщины хоть какие-то приятные аспекты, на которых можно было бы сосредоточиться.
Одним из наиболее ценных навыков, которым Себастьян выучился, взрослея в длинной тени своего отца, общительного, в высшей степени энергичного и обманчиво покладистого главы собственного импортно-экспортного бизнеса, была способность сосредоточиваться на позитивных моментах при взаимодействии с людьми. В случае мисс Аренас он в итоге остановился на ее прелестных, достаточно разумных глазах и восхитительной чистоплотности.
– Я вижу, вы получили мой отчет – любезно сказал он женщине и с любопытством взглянул на ее кулак, безжалостно душащий его совершенно невинные бумаги. – А у вас уже нашлось время его прочесть?
– Все это весьма тревожно, доктор де Роса. Действительно весьма тревожно, – сказала Ольга Аренас, замминистра культуры Мексиканских Соединенных Штатов. – Вы уже три месяца обещаете результаты, но пока что мы ровным счетом ничего не увидели. Этот отчет только подтверждает вашу несостоятельность. Когда министр его прочтет, он будет в ярости.
– Мы уже рядом, – безупречно солгал Себастьян. – Совсем рядом.
Женщина нахмурилась.
– Вы уже полтора года «рядом».
Потея, мисс Аренас потянула за лацканы своей слегка помятой пиджачной пары и с прищуром взглянула на яркое дневное солнце. Чувствуя ее гнев, Себастьян подумал, что ему следует найти более достойное применение негативной энергии этой женщины. Надеясь, что его лекция студентам на тему «Моцион истощает эмоцию» с тем же успехом сработает и на практике, он бодро направился прямиком через заваленный всевозможным мусором центр оживленной площадки. Мисс Аренас на своих высоких каблуках нетвердо заковыляла следом.
– Археология не является точной наукой, – сообщил ей Себастьян.
Мисс Аренас уже открыла рот, чтобы заговорить, но ее ответ утонул во внезапном реве бензинового мотора. Рев этот к тому же сопровождался громкими криками восторга.
Доктор де Роса ободряюще махнул рукой сотрудникам, которым все-таки удалось запустить генератор, – двум инженерам-электрикам и двум спецам по электронике, уволенным в отставку из Военно-морского флота Соединенных Штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28