Кроме того, в свое время было очень мудро сказано, что «история знает немного случаев, когда водный рубеж оказывался эффактивной преградой на пути превосходящих сил противника, ведущего наступление»{218}.
И действительно, 27 сентября нам стало известно, что русские уже форсировали Днепр южнее Киева, в районе Переяслава. Мы получили приказ немедленно ликвидировать созданный противником плацдарм, и с этой целью в наше распоряжение были переданы 7-я танковая и 20-я гренадерская моторизованная дивизия. Двигаясь вверх по реке к русскому плацдарму, мы столкнулись с войсками противника, наступающими в южном направлении. Наши танки, не развертываясь, прямо с хода вступили в бой, русские в беспорядке отступили к излучине реки и там так прочно закрепились, что выбить их оттуда уже не удалось.
Следующие две недели на нашем фронте было совсем спокойно. Тактика создания «зон пустыни» приносила свои плоды, и русские были еще не в состоянии на этом участке предпринять широкое наступление. 48-й танковый корпуе входил в 8-ю армию, которая оборонялась на фронте свыше 300 км от Кременчуга до района южнее Киева. Этой армией командовал генерал Вёлер, а начальником штаба у него был очень способный генерал Шпейдель. В полосе 8-й армии русские имели только один плацдарм южнее Переяслава, против которого и действовал 48-й танковый корпус. Не могло быть сомнений в том, что русские вновь попытаются наступать в этом районе. По данным войсковой и агентурной разведки на плацдарм непрерывно прибывали подкрепления. Русские навели через Днепр несколько переправ, причем проявили настолько большое искусство в этой области, что сумели построить мосты для переправы войск и лошадей с настилом ниже уровня воды.
Немецкие войска лихорадочно готовились к отражению предстоящего наступления русских; 7-я танковая дивизия была изъята из состава нашего корпуса, но у нас еще оставалась 20-я гренадерская моторизованная дивизия, а 19-я танковая и 1-я пехотная дивизии были на подходе. Под руководством командующего артиллерией 48-го танкового корпуса был составлен план огня, предусматривавший сосредоточение огня артиллерии всех дивизий по любому угрожаемому участку или исходному положению противника.
В общем плане огня важная роль отводилась зенитной артиллерии. Мы пришли к выводу, что борьба с танками входит в задачу всех боевых средств и каждого отдельного солдата. Противотанковые рвы, заграждения на дорогах, всевозможные препятствия на местности, минные поля – все было направлено на то, чтобы заставить русские танки двигаться по заранее подготовленным коридорам. Все препятствия прикрывались огнем – обычная тактическая мера предосторожности, которой, к сожалению, слишком часто пренебрегали.
О готовящемся наступлении ясно свидетельствовало то "обстоятельство, что противник неоднократно проводил значительными силами разведку боем. Русские прорыли траншеи от своего рубежа по направлению к нашим позициям с тем, чтобы пехота могла одним броском достичь нашего переднего края. Кроме того, увеличилось число перебежчиков. Ночная воздушная разведка установила интенсивное движение моторизованных колонн в направлении плацдарма, а аэрофотосъемка позволила выявить большое количество новых артиллерийских позиций. Самым лучшим и надежным источником информации была наша радиоразведка, а на последнем этапе подготовки, накануне наступления, когда русская артиллерия начала пристрелку, мы получили ценные данные и от подразделений АИР{219}.
В 6 час. 30 мин. 16 октября русские атаковали позиции 48-го танкового корпуса. В это время я находился на одном из передовых наблюдательных пунктов 19-й танковой дивизии и был вынужден оставаться там в течение целых двух часов. Артиллерийская подготовка была действительно очень сильной. Передвигаться было совершенно невозможно, так как по участку в один километр-вели огонь до 290 орудий, причем за два часа русские израсходовали полуто-радневную норму снарядов. В глубину артиллерия подавляла оборону до командных пунктов дивизий включительно. Боевые порядки двух дивизий, оборонявшихся в первом эшелоне, обстреливались с такой интенсивностью, что было совершенно невозможно определить направление главного удара русских. Некоторые орудия вели огонь прямой наводкой с открытых огневых позиций. После двухчасовой артиллерийской обработки местность, на которой оборонялись наши войска, напоминала собой перепаханное поле; многие огневые средства оказались выведенными из строя, несмотря на то, что они были хорошо укрыты в окопах. Внезапно русская пехота с танками, двигаясь плотными цепями за огневым валом, атаковала на узком фронте наши позиции.
Многочисленные самолеты русских на бреющем полете атаковали уцелевшие опорные пункты. Атака русской пехоты представляет собой страшное зрелище: на вас надвигаются длинные серые цепи дико кричащих солдат, и чтобы выдержать это испытание, обороняющимся нужны стальные нервы. В отражении таких атак огромное значение имеет дисциплина огня. Вначале русским удалось вклиниться в нашу оборону, но во второй половине дня танки, которые держались нами в резерве, сумели до некоторой степени восстановить положение. В результате мы отошли всего километра на полтора.
В последующие дни атаки русских повторялись с неослабевающей силой. Дивизии, пострадавшие от нашего огня, были отведены, и в бой брошены свежие соединения. И снова волна за волной русская пехота упрямо бросалась в атаку, но каждый раз откатывалась назад, понеся огромные потери. На нашей стороне основную тяжесть боя выносили на своих плечах артиллерия и танки. Мы обладали гибкой системой огня, позволяющей нам обеспечить сосредоточенный огонь там, где это было наиболее необходимо, а также наносить удары по скоплениям русской пехоты на исходных рубежах. Где бы русским ни удавалось совершить глубокое вклинение, оно – ыстро локализовалось, а через несколько часов наши танки контратаковали фланги образовавшегося выступа. Сражение длилось больше недели, и 48-й танковый корпус начал ослабевать. Тогда армия подтянула на угрожаемый участок свой последний резерв – 3-ю танковую дивизию.
В это время командир 48-го танкового корпуса генерал фон Кнобельсдорф находился в отпуске, и его замещал генерал Хольтиц. Почти все свое время он проводил на передовых позициях и лично руководил боевыми действиями на тех участках, где складывалась наиболее опасная обстановка. Однажды вечером он беседовал со мной о ходе боевых действий и выразил беспокойство по поводу страшного нажима русских на нашем фронте. Затем он занялся прогнозами на будущее. Он видел, как массы советских войск надвигаются на нас, словно гигантские волны океана. Опрокидывая на своем пути все преграды, они будут продвигаться все дальше и дальше и в конце концов поглотят Германию. Он хотел поехать к самому Гитлеру и рассказать ему всю правду о неравной борьбе и безвыходном положении на фронте. Он заявил, что подаст в отставку – может быть, его уход явится тревожным сигналом, который заставив Гитлера принять новые решения.
Я постарался сделать все возможное, чтобы на цифрах доказать генералу, что даже русские резервы должны иссякнуть. Я указал на чрезвычайно высокие потери, которые они понесли от действий его собственного корпуса, сражавшегося с непревзойденной храбростью и мужеством, и высказал мысль, что наступит день, когда даже наступление русских выдохнется. Но все мои доводы мало повлияли на него, и он остался тверд в своем решении. Он не верил, что наши войска могут продержаться еще хоть один день, и хотел избавить их от такого тяжелого испытания. Войска становились все слабее, а надежды на смены или на подкрепления не было абсолютно никакой. На следующее утро он уехал из штаба корпуса полный решимости изложить свои взгляды перед Гитлером.
Через два дня после отъезда генерала фон Хольтица русские атаки на фронте 48-го танкового корпуса прекратились. На первый взгляд казалось, что генерал был чересчур пессимистически настроен, но зимой 1945 года, когда советские войска ворвались на территорию моей страны, я часто вспоминал об этой памятной беседе.

ГЛАВА XVI
КИЕВСКИЙ ВЫСТУП
ПОБЕДА ПОД ЖИТОМИРОМ
Крупное наступление русских на Днепре теперь шло полным ходом. Южнее Переяслава 48-й танковый корпус успешно отразил все атаки, но на остальном фронте дело обстояло не так благополучно. К середине октября генерал Конев захватил три плацдарма восточнее Кременчуга, а затем нанес сильный удар в направлении Кривого Рога, не менее известного своей железной рудой, чем Никополь марганцем. 25 октября был сдан Днепропетровск, и, видимо, дело шло к тому, что мы скоро потеряем всю излучину Днепра. Надо сказать, что если бы мы в тот период оставили этот район, отход принес бы нам только пользу. Однако настойчивые требования Гитлера удержать Никополь и Кривой Рог как важные для германской промышленности центры привели к тому, что группа армий «Юг» была вынуждена занять крайне невыгодные со стратегической точки зрения позиции.
Южнее Запорожья генерал Толбухин овладел Мелитополем и наступал мимо Перекопского перешейка к устью Днепра. Манштейн высказывался за эвакуацию войск из большой излучины реки, но Гитлер настаивал на контрударе для спасения Никополя и Кривого Рога. 2 ноября Манштейн выполнил требование Гитлера и добился тактического успеха. Удар был нанесен во фланг войскам Конева, которые в результате были вынуждены отступить назад к Днепру. Но в 500 км северо-западнее войска маршала Ватутина крупными силами форсировали Днепр севернее и южнее Киева. 3 ноября с занятых плацдармов в наступление перешли тридцать стрелковых дивизий, двадцать четыре танковые бригады и десять бригад мотопехоты. Немецкая оборона была смята, и 6 ноября специальный приказ маршала Сталина возвестил о взятии Киева.
Русские стремительно развивали достигнутый успех. 7 ноября их передовые части достигли Фастова, расположенного в 65 км юго-западнее Киева, 11 ноября они были под Радомышлем, в 90 км западнее Днепра, а еще через два дня их танки ворвались в предместье крупного города Житомир. Широкий и глубокий клин, вбитый русскими в немецкую оборону, грозил отсечь группу армий «Юг» от группы армий «Центр», поэтому необходимо было принимать срочные контрмеры (см. схему 46).
6 ноября Манштейн решил сосредоточить все наличные танковые дивизии в районе Фастов, Житомир с целью нанесения удара на Киев, и 48-му танковому корпусу было приказано без задержки переместить свой командный пункт южнее Фастова. 7 ноября я развернул наш командный пункту Белой Церкви, примерно в 25 км южнее Фастова. Теперь мы были подчинены 4-й танковой армии. В нашу задачу входило создание проходящего через Фастов оборонительного рубежа с целью прикрыть сосредоточение танковых дивизий. Но русские не дали нам времени этого сделать. Фастов, гарнизон которого состоял из двух батальонов войск охраны тыла{220} и одного батальона, сформированного из возвращающихся из отпуска солдат, был захвачен противником вечером 7 ноября. К сожалению, в бой под Фастовом преждевременно была введена 25-я танковая дивизия. История этой дивизии очень печальна. Она была сформирована в Норвегии и с августа 1943 года проходила подготовку во Франции. Дивизия была совершенно не готова к боевым действиям, но, несмотря на совет генерала Гу-дериана, генерал-инспектора бронетанковых войск, была переброшена на Украину и введена в бой. Положение усложнялось еще и тем, что по указанию группы армий «Юг» весь колесный транспорт дивизии должен был выгрузиться в районе рердичева, а танки – в Кировограде, то есть почти в 200 км юго-во-сточнее. Учитывая создавшуюся критическую обстановку западнее Киева, командование группы армий «Юг» решило сразу после выгрузки направить всю технику на колесном ходу в район боевых действий. Вечером 6 ноября дивизия получила приказ командующего 4-й танковой армией с максимальной быстротой совершить марш к Фастову и удержать его «любой ценой» совместными усилиями с полком танковой дивизии СС «Рейх», причем танковый полк 25-й дивизии мог прибыть лишь через несколько дней.
Подобные приказы и распоряжения потребовали бы даже от очень опытной дивизии и ее штаба чрезмерного напряжения сил, а для неподготовденных частей они были просто пагубными. Днем 7 ноября передовой отряд 146-го мотострелкового полка встретил южнее Фастова русские танки Т-34 и обратился в паническое бегство. В страшном беспорядке эти необстрелянные части бежали, и хотя командир дивизии генерал Шелл лично навел порядок и собрал свои части, им с большим трудом удалось оторваться от русских, уничтоживших почти весь их транспорт. Днем 8 ноября фон Шелл прибыл в наш штаб под Белой Церковью, а его дивизия перешла в наше подчинение.
9 ноября танковый полк этой дивизии прибыл из Кировограда вместе с первым офицером штаба дивизии майором графом Пюклером, моим старым другом, с которым я служил еще в 7-м кавалерийском полку. 25-я танковая дивизия получила теперь приказ сделать все возможное, чтобы задержать русских, наступающих на юг и юго-запад. Благодаря умелому руководству генерала фон Шелла дивизия продвинулась до восточной окраины Фастова, где была остановлена намного превосходящими силами русских. Эти действия позволили выиграть время для сосредоточения танков и подготовки решительной контратаки. К сожалению, 25-я танковая дивизия понесла настолько тяжелые потери в личном составе и технике, что в течение нескольких недель не могла использоваться ни в каких наступательных действиях. Опыт 25-й танковой дивизии еще раз показал, что в боях против русских закаленные части могут добиться преимущества искусным маневрированием, в то время как плохо подготовленные войска имеют небольшие шансы на успех{221}.
В это время верховное командование изучало создавшееся в районе Киева положение и поспешно подтягивало подкрепления из Италии и с Запада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59