Саймон решил рассказать.
– Ладно, – сказал он, – посмотрим, что это вам даст... – Со спокойной объективностью он описал события последних дней. Ничего не упустил, не сделал никаких выводов, ожидая, что скажет Понти.
– Это ясно как день, – заявил наконец детектив. – Вы думаете, что англичанин Астон убит в Неаполе, потому что опознал Дестамио как некоего Картелли. Но Дестамио подтвердил вам свое происхождение, а здесь, в Палермо, вы узнали, что Картелли много лет как мертв. Похоже, вы, как говорят американцы, рубите не то дерево?
– Возможно. – Саймон допил вино. – Но в таком случае, как вы объясните связь между убийством Астона и внезапным интересом Дестамио к моей персоне, деньгами, которые он мне дал, и попыткой меня убить?
– Если есть какая-то связь, то могут быть только два объяснения: или Дестамио был раньше Картелли, или Картелли – это Дестамио.
– Не иначе.
– Но обыкновенный мошенник не мог занять место Дестамио, одного из главарей мафии. И если человек, погибший в банке, был не Картелли, то кто?
– Эти загадки я и должен решить и собираюсь копать настолько глубоко, пока не докопаюсь.
– Если пока кто-то другой не выкопает для вас могилу, – вздохнул Понти и глубоко затянулся.
Саймон улыбнулся и заказал кофе.
– Мне повезло, что вы ввязались в это дело, – сказал Понти чуть погодя. – Вы взбаламутили воду, и на поверхность может выплыть Бог весть что, возможно, ценное и для меня. В моем положении приходится быть осторожным. А вот вы неосторожны. Возможно, вы не верите в силу и возможности этих людей, хотя допускаю, что для вас это безразлично. Но я вам помогу чем могу. За это прошу сообщить мне все, что станет вам известно насчет мафии.
– Охотно обещаю, – ответил Саймон.
Он не счел нужным уточнить, что при всем удовольствии, которое доставит ему возможность поделиться добытыми сведениями, главное, на что он наткнется, по праву будет считаться его собственной добычей.
– Вы могли бы начать с рассказа о том, что знаете о Дестамио, – сказал Святой.
– Ну, это вам не особенно поможет. В основном это гипотезы и догадки. Все тут или члены мафии, или слишком боятся, чтобы говорить. Но, судя по кругу его знакомств, по образу жизни и расходам, по страху, который он вызывает, можно сделать вывод, что он действует на высшем уровне организации. Остальные члены его семьи кажутся не вовлеченными в мафию, что, вообще-то, невиданное дело, но я за ними приглядываю.
– Увидев его племянницу Джину, я понимаю, за кем вы приглядываете. Кто еще входит в его семью?
– Сестра донна Мария, истинная «фачча тоста» Faccia tosta (итал.) – дословно: неподвижная (твердая) поверхность; здесь: глухая стена.

. И старый дядюшка, очень дряхлый. У них дом за городом, это старое баронское поместье, заброшенное и приходящее в упадок.
– Вы должны мне сказать, как туда попасть.
– Хотите снова увидеть Джину? – спросил Понти с понимающей улыбкой.
– Возможно, мне повезет больше, чем вам, – ответил Святой, – и это мне кажется наилучшем местом, чтобы начать зондаж семейных дел Дестамио и его прошлого. Кроме того, подумайте, какое впечатление произведет на него то, что я посетил его дом и познакомился с семьей.
Понти окинул его долгим скептическим взглядом:
– Один из нас сошел с ума, а может, и оба. Но я нарисую вам схему и объясню, как туда проехать.


Глава III
Как Саймон раздобыл музейный экземпляр, и Джина Дестамио стала любезна

1

Приняв решение, Саймон Темплер, не откладывая, собрался нанести визит в поместье семейства Дестамио, поскольку полагал, что чем быстрее будет действовать, тем сильнее дезориентирует Дестамио и тем больше выиграет сам. Но, чтобы произвести надлежащее впечатление, прежде всего нужно было отремонтировать пострадавший костюм.
Кассир подсказал ближайшее заведение, хозяин которого как раз отпирал его после трехчасовой послеобеденной сиесты. В результате весьма оживленной и колоритной дискуссии была согласована цена, учитывающая крайне необходимую срочность, но все же несколько уступавшая стоимости новой вещи. Хотя срок для завершения ремонта и был ограничен получасом, Святой, прекрасно понимая, что в лучшем случае это займет в три раза больше времени, отправился на поиски остального реквизита.
Портной направил его в соседний квартал, где симпатичная вывеска обещала «Превосходные услуги автопроката». Увы, ни одного свободного автомобиля не осталось. Возможно, это было временное явление, вызванное сезонным наплывом туристов. Единственный автомобиль, попавший в поле зрения, был старым, помятым «фиатом-500», основательно разобранным механиком, который при появлении Саймона выполз из-под заржавленных останков, вытирая руки грязной ветошью.
– У вас есть машины внаем?
– Си, синьоре, – умный взгляд мужчины зафиксировал неитальянскую внешность Саймона. – Вы хотите нанять автомобиль?
– Хотелось бы, – осторожно сказал Святой, решив не торговаться из-за цены, которая автоматически удвоилась с того момента, когда хозяин опознал в нем иностранца.
– У нас множество машин, но, черт побери, все уже поразобрали, осталось только это дерьмо.
Было очевидно, что познания хозяина в английском были почерпнуты из такой неиссякаемой лингвистической сокровищницы, как американский армейский лексикон.
– Вы имеете в виду вот это? – спросил Саймон, показывая на раскуроченный «фиат».
– Си, синьоре, это просто игрушка, изумительно вынослив. К вечеру будет готов.
– Мне он не нужен, даже если вы соберете его немедленно. Не потому, что я вам не верю, а просто потому, что это не для меня. Может быть, вы мне подскажете, где можно найти что-нибудь поприличнее.
– Вы, наверное, хотите шикарный автомобиль, «альфа-ромео» или «феррари»?
Задиристый тон вопроса Саймон решил игнорировать, рассчитывая сэкономить время для дальнейших поисков.
– Мне случалось на них ездить. Водил также «бентли», «лагоду», «ягуара», а в добрые старые времена – «хирондел».
– Что, вы ездили на «хиронделе»? Ну и как он?
– Просто дьявол! – с уважением ответил Саймон. – Но это не имеет ничего общего с предметом нашей беседы. Мне по-прежнему нужен автомобиль.
– Хотите увидеть нечто необычное, чтобы уже не вспоминать о «хиронделе»?
– Конечно.
– Идите за мной.
Он провел Саймона сквозь двери внутри гаража на пыльный задний двор. За штабелями ржавого автомобильного хлама и старых покрышек стоял какой-то длинный бесформенный предмет, покрытый брезентом. Благоговейно, словно поднимая вуаль невесты перед супружеским поцелуем, механик развязал шнуры, державшие брезент, и осторожно снял его. Солнечный свет засверкал на кроваво-красном кузове и хромированных деталях, и Святой позволил себе от всей души присвистнуть в знак восторга.
– Неужели это в самом деле то, о чем я подумал?
– Наверняка, – ответил механик, зажмурив глаза от удовольствия. – Перед вами настоящий «бугатти».
– И если я не ошибаюсь, тип «41 Рояль».
– Вы, профессор, я вижу разбираетесь, – сказал хозяин машины, титулуя Саймона с уважением, достойным его эрудиции.
Была когда-то горстка энтузиастов, которая относилась к автомобилям не только как к кондиционированным, моторизованным транспортным средствам для доставки домой покупок; и среди них все еще находились любители, утверждавшие, что только в золотые 1919 – 1930-е годы строились настоящие автомобили; они отвергали все автомобили, построенные после той эпохи, как презренные убожества. Святой не был подобным фанатиком, но его художественный вкус испытывал восхищение перед шедеврами того великого десятилетия.
Сейчас перед ним был один из величайших экспонатов. Имя Эттори Бугатти звучит также магически для энтузиастов автомобилизации, как имя Карла Маркса для поклонников другой веры. Бугатти был эксцентричным человеком, который проектировал автомобили по своему вкусу, не обращая внимания на то, что делали другие конструкторы. В 1911 году, когда все гоночные автомобили были грубо тесанными чудовищами, огромный ревущий «фиат» завоевал Гран При. Этого все ожидали. Но полной неожиданностью было второе место, завоеванное первым гоночным автомобилем марки «бугатти», выглядевшим по сравнению с «фиатом», как муха рядом со слоном, с двигателем в одну восьмую гиганта-победителя. Бугатти и в дальнейшем творил подобные чудеса механики. Потом, в 1927 году, когда все конструировали малые автомобили, он выставил колосса, которого теперь пожирал взглядом Саймон.
– Таких сделали только семь, – бормотал хозяин, заботливо стирая пыль со сверкавшего крыла. – Бугатти сам разбил один, и теперь во всем мире их только шесть.
Гигант – это не преувеличение для подобной машины. Размещенный на раме более четырнадцати футов длиной, закругленный кузов типа «купе-де-вилль» казался уходящим вдаль, если смотреть на ничем не скрытую длину чудовищных размеров капота. Передние крылья гордо вздымались ввысь, медленно опадая сзади и переходя в подножку.
– А вы посмотрите сюда, – механик поманипулировал со сложными замками и зажимами, крепившими капот, и с усилием поднял его. Его просто распирало от гордости, когда он демонстрировал безупречный мотор, который больше подошел бы для локомотива, чем для автомобиля. В длину тот был не менее пяти футов.
– Я слышал, что бугатти заводится с полоборота.
– Вот именно. Соно раффинате Sono rafinate (итал.) – изысканный звук.

, вы правы, он рвется с места, как горячий конь. Хорошо отлаженный, заводится сразу. Сейчас я вам покажу.
Механик включил зажигание, поставил ручной газ, потом засунул в отверстие огромную заводную ручку. Кивнул Святому, приглашая его театральным жестом.
– Попробуйте сами, профессор.
Саймон приблизился, осторожно дослал заводную ручку на место и одним ловким движением энергично сделал пол-оборота. Без кашля и храпа мотор сразу ожил с ревом, который все же не заглушил удивительно приятного металлического звука, немного напоминавшего звук швейной машины.
– Да, – Святому пришлось немного повысить голос, – на нем я бы с удовольствием поездил пару дней.
– Нет, нет, – запротестовал хозяин – это невозможно, я его не сдаю в прокат. Слишком большая ценность, ему место в музее. Я только хотел его вам показать...
Голос его сорвался при виде банкнотов, которые разворачивал Святой. Сумма, на которой Саймон остановился, возможно, была экстравагантно высока, но он так не считал, получая в результате огромное удовольствие воспользоваться таким раритетом. А кроме того, это были деньги Аль Дестамио.
Итак, получив пиджак за то время, что ушло на оформление проката автомобиля, заполнив и подписав неизбежные бумаги. Святой сел да руль, включил первую скорость и легко отпустил сцепление. С радостной дрожью могучее создание рванулось вперед и через открытые ворота помчалось по дороге, в то время как его владелец растроганно махал ему вслед.
Для автомобилиста с изысканным вкусом вести автомобиль марки бугатти – примерно то же, что слушать классическую симфонию в первоклассном исполнении. Легкая динамика и идеальный контакт с дорогой – вот те черты, которых прежде всего добивался Бугатти и, будучи человеком бескомпромиссным, достиг этого в полной мере. Руль нежно вибрировал в руках Святого, словно часть живого тела, ощущавшего его легчайшее прикосновение; управлять машиной было так же легко, как, резать масло горячим ножом. Несколько труднее было с тормозами, поскольку синьор Бугатти строил свои машины, чтобы они ездили, а не стояли, но и с ними удалось справиться, умело понижая передачи и помогая дополнительно ручным тормозом. Восхищенный Саймон, минуя кучки веселых оборванцев и зевак на выезде из города, нажал на клаксон, который издал низкий, похожий на сирену звук. Мотор радостно взревел под длинным красным капотом, и автомобиль принялся пожирать километры сельских пейзажей. Приметы карты, набросанной Понти, стремительно пролетали мимо Саймона, и вот за последним поворотом он увидел перед собой поместье семейства Дестамио. С явным сожалением он свернул с дороги и остановил машину в тени дерева.
Высокая стена с толстым слоем битого стекла наверху окружала резиденцию, закрывая дом до самой крыши. Саймон нажал кнопку возле массивных деревянных ворот с железными оковками и стал терпеливо ждать, пока, наконец, заскрежетал допотопный замок и со скрипом распахнулась калитка. Низенькая загорелая женщина в фартучке служанки смотрела подозрительно.
– Буона сера Buona sera (итал.) – добрый день.

, – приветливо сказал он. – Меня зовут Темплер, я хотел бы видеть донну Марию.
Он смело шагнул вперед, и служанка впустила его. Его целью было создать впечатление, что его ждут, и на этом основании продвинуться как можно дальше, но этого оказалось недостаточно, чтобы проникнуть внутрь дома.
На террасе, окруженной балюстрадой, и тянувшейся вдоль всего фасада дома, служанка движением руки указала ему в сторону садовой мебели:
– Прошу подождать здесь, синьор. Я доложу донне Марии. Как, вы сказали, ваша фамилия?
Саймон повторил и, не садясь, стал разглядывать постройки тяжеловесной и отталкивающей архитектуры, с облупленной штукатуркой, выкрашенной в блеклый розовый цвет, с давно некрашенными рамами, что создавало резкий контраст на фоне старательно поддерживаемого в безупречном состоянии сада. Услышав за спиной тяжелое, одышливое дыхание, он обернулся.
– Донна Мария, – сказал Святой, улыбаясь так обаятельно, как только мог, и протягивая руку. – Мое им Саймон Темплер. Я старый друг вашего брата Алессандро. Когда он узнал, что я собираюсь в Палермо, просил меня нанести вам визит.

2

Женщина стояла неподвижно, глядя на руку Саймона, как на дохлую рыбу. Это выражение лица прекрасно подходило к линии ее рта и раздутых ноздрей. У нее были черные усики, а тяжелая масса волос, стянутая назад, имела цвет матовой стали. На голову ниже Саймона, но по крайней мере в два раза шире, вся эта туша была втиснута в корсет настолько жесткий и неэластичный, что в форме, которую он придавал ее фигуре, мало что осталось человеческого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23