5 Он вполз наверх уже на заре. Лиат уже давно спала, но он все не мог уйти, сидел, глядя на нее и на огонь, всю ночь подбрасывая в камин дрова.Отец уже проснулся.— Алан! — Он отпихнул Ужас и опустил ноги на пол. Поднявшись и потянувшись, граф нахмурился. — Открой-ка ставни.Тот повиновался. Кожу, как куча комаров, кольнули иголочки холодного ветра.— Закрой, — сказал Лавастин, окинув его взглядом. — Мы об этом не говорили? Ты должен особенно остерегаться.— Остерегаться чего?— Надеюсь, ты не будешь мне рассказывать, что ты выходил по нужде, когда у нас есть здесь горшок и есть кому его выносить? — (Алан покраснел, поняв, о чем думал его отец.) — Где ты был?— Внизу, в зале, говорил с…— Только говорил?— Только говорил, ничего больше!— Может быть, несправедливо ожидать от тебя слишком многого. Редкий мужчина в твоем возрасте сдержится, когда под носом находится лакомый кусочек… Если Бог хотел бы, чтобы мы оставались чистыми, как ангелы, нас скроили бы немного иначе.— Но я не…— Это «орел». Ты знаешь, что они приносят присягу? Им не разрешено общение такого рода ни с кем, кроме своих же «орлов», под страхом быть изгнанными. Хотя, конечно, ты парень симпатичный, язык подвешен, да и король далеко. У всех у нас есть маленькие слабости.— Но мы не…— Значит, все-таки «орел».— Отец, мы разговаривали. Ты же знаешь, я всегда говорю тебе правду. Я услышал, что она плачет, пошел посмотреть. Я утешал ее, и это все. Не можешь ли ты послать вместо нее другого вестника к королю?— Почему она не может вернуться ко двору? Это ее долг.— У нее при дворе враг.— У «орла» при дворе враг? С чего бы кто-то вообще заметил «орла»? Может быть, она провинилась перед королем?— Нет, совсем не то. Один аристократ, аббат, преследует ее и хочет сделать своей любовницей.— Хм… — Лавастин подошел к ставням и снова открыл их, застыв в потоке ледяного воздуха. Он нагнулся, высматривая что-то во дворе.Ни у кого не могло появиться и тени сомнения, что Лавастин правит здесь. У него не было роста и стати короля Генриха или его собственного двоюродного брата Джефри. Но, даже стоя босиком, в одной ночной рубахе, он выглядел правителем, настолько уверенно он смотрел вокруг. В его песочного цвета волосах блестела седина; немолодой, он не был и стар, то есть ему не угрожали упадок сил и утрата жизненной энергии. Алан мог только мечтать о такой уверенности, позволяющей простым движением руки, открывающей окно, показать всему миру, что ты твердо стоишь на ногах и по праву занимаешь свое место под солнцем. Тетя Бел была столь же уверена в себе, как и его приемный отец, Генри.— Это вполне понятно, если сей джентльмен достаточно нахален. Станет она его наложницей, ее выкинут из «орлов». А когда она и ему наскучит, ей не к кому будет обратиться, кроме родни.— У нее нет родни.— Тем более. Разумная девушка, вдвойне разумная. Ей лучше с «орлами». — Он закрыл одну ставню, оставив вторую открытой, подозвал Ужас, Страх, Счастье, Страсть и привязал их к кольцу в стене. — Но я не понимаю, почему она доверилась тебе.Алан заколебался. Он хотел было сказать: «Потому что она так же дика, как собаки, и доверяет мне», но не решился.— Даже не знаю, — промолвил он наконец. Лавастин заметил его колебание:— Алан, я понимаю, эта симпатичная «орлиха» могла тебе понравиться, но ты тоже понимаешь, почему именно тебе надо быть особенно осторожным.Он уже был неосторожен со служанкой леди Альдегунды, соблазнявшей его под деревьями. И если бы не бесчинство собак, он поддался бы овладевшему им грубому желанию. Научил ли его чему-нибудь этот случай?— Я не стал бы, раз я женюсь на леди Таллии.Это уже слишком. Он сел на скамью и уткнулся лицом в бок Тоски. Густая вонь псины выбила из него все нечистые мысли, во всяком случае большинство из них, потому что образ Таллии слишком прочно засел в нем, чтобы что-то могло его выбить. И почему, собственно, такие мысли считаются нечистыми? Разве вожделение не от Владычицы и Господа, которые постановили, чтобы мужчина и женщина вместе создавали детей?— Чего бы ты не стал, раз женишься на леди Таллии? — с любопытством спросил Лавастин.— Она такая святая, чистая. Было бы нехорошо, если бы я пришел к ней не таким же чистым, как она.— Это возвышенное чувство, Алан, я могу только гордиться тобой и уважать его в тебе. Тем более хорошо, что «орел» сегодня покинет Лавас. Если в тебе разовьется симпатия к ней, то трудно будет сохранить чистоту по отношению к будущей невесте.Алану потребовалось какое-то мгновение, чтобы понять эти слова. Он поднял голову. Непривязанные собаки рванулись к нему, прыгая вокруг и облизывая ладони.— Прочь! — прикрикнул Алан. Они мешали сосредоточиться. — Но я не… Я и не думал даже… — забормотал он, но вдруг умолк. На фоне открытого окна он ясно видел выражение лица графа и понял, что оно означает. Не Алан соблазнялся вестницей короля, а сам Лавастин.Вот как появился на свет он сам! Молодой человек, увидев привлекательную молодую женщину, решил заполучить ее любыми средствами, и его совершенно не интересовало ее мнение.— Ведь матери Церкви учат, что мы должны чистыми приблизиться к брачному ложу! — почти вызывающе провозгласил он, ужаснувшись тому, что увидел отца в таком неприглядном свете. Генри-купец всегда был вне всяких подозрений и упреков.Лавастин склонил голову и полуотвернулся:— Итак, я слышу совершенно справедливый упрек.— Извини, отец. — Как у него повернулся язык сказать такое, хотя, конечно, и справедливо!Но Лавастин лишь слегка улыбнулся и подошел к Алану, чтобы жестом, похожим на прикосновение молящегося к реликварию, дотронуться до его волос:— Не надо извиняться за правду. Я хочу, чтобы ты знал, что я сделал выводы из своих ошибок. Я давно уже взял за правило ограничиваться шлюхами и замужними женщинами, и никогда не афиширую своих отношений.— Отец! Но ведь матери Церкви требуют от нас… Граф бурно рассмеялся и подозвал Стойкость. Она в последнее время вела себя беспокойно: приближался период течки. Самцы уже обращали на нее внимание.— Я не настолько силен, сын. Мы должны верно оценивать свои возможности. Иначе можно впустую растратить силы, стремясь достичь недостижимого. — Он привязал Стойкость в стороне от остальных и свистнул Тоске и Ярости. Привет, как всегда, валялся под кроватью. — Впусти слуг, Алан, — добавил Лавастин, кивнув на дверь.— А как насчет «орла», отец?Лавастин стоял на коленях, вытаскивая Привета за передние лапы. Собака повизгивала и пыталась по возможности отсрочить свое изгнание из укрытия.— Проклятое собачье упрямство. — Граф ободряюще потрепал собаку и подтолкнул ее к стене. После этого он обернулся к Алану: — Хорошо, мы оставим «орла» здесь. В этом есть своя логика, не так ли? Она знает Гент. Она ходила по городу и помнит его улицы и стены. Но главное — она прошла через этот потайной туннель. Какая нам польза от ее знания Гента, если она будет при короле? — Он поднял указательный палец, как дьякон, перстом указующий в небо и грозящий аудитории. — Но смотри. Никаких…— Отец, я даже и не помышлял…Лавастин улыбнулся:— Может быть, не помышлял. Пока во всяком случае.— Тогда ты тоже должен это пообещать! — неожиданно потребовал Алан, задержавшись на пути к двери.Стойкость гавкнула, и вся свора подняла невообразимый гам.— Цыц! Прекратить, жалкие твари! — не особенно сердясь, прикрикнул на них граф. Он не мог на них сердиться. Точно так же как не мог рассердиться на слова Алана. Получив наконец наследника, которого он давно желал и почти отчаялся когда-либо получить, граф не мог, да и не хотел, на него сердиться, хотя требование, надо признать, было нахальным.— Хорошо. Она останется у нас… гм… в неприкосновенности. После Святого Сормаса мы отправимся в Гент. Возьмем город, заберем Таллию и вернемся домой. Заберем Таллию. Как сундук с золотом или драгоценный кубок, который король приготовил в качестве приза. Может быть, такой она теперь и была, когда ее родители лишились своего положения и всех привилегий? Но эти изменения не коснулись ее прав на наследство и королевской крови обоих королевских домов: правящего дома Вендара и бывшей правящей династии Варре.Слуга тихо постучал в дверь.— А если мы не возьмем Гент?Лавастин посмотрел на Алана так, как будто услышал фразу на неизвестном ему языке:— Они дикари, Алан. Мы — цивилизованные люди. Гент пал из-за неподготовленности, застигнутый врасплох. С нами такого случиться не может. Однако хватит разговоров. Мы потратили слишком много времени на обсуждение простого «орла», который приносит пользу, когда летает, а некогда сидит привязанный к столбу для всеобщего обозрения и восхищения его опереньем и осанкой. Давай-ка займемся делами. 6 Санглант уже много месяцев почти не говорил. Даже в ответ на насмешки. Разве что обращаясь к собакам. Часы, может быть даже дни, понадобились ему, чтобы найти слова, выражающие то, что он хотел сказать.Но он составил их вместе, не без труда. Он всегда готов к борьбе. До последнего дыхания. Он не даст Кровавому Сердцу и его псам победить себя.— Кровавое Сердце!Это его голос? Грубый, скрипучий, хриплый, казавшийся звериным в сравнении с легкими беглыми тонами Эйка, голоса которых странно контрастировали с их грубыми, твердыми, как металл, телами. Они были похожи на флейту Кровавого Сердца.Кровавое Сердце шевельнулся на троне, как бы возвращаясь к жизни:— Это мой песий принц ко мне обратился? Я думал, ты уже разучился говорить. Чего ты хочешь?— Ты не можешь убить меня, Кровавое Сердце. И собаки твои не могут.Тот молчал, поглаживая кончиками пальцев лежащий у него на коленях боевой топор и флейту, заткнутую за сверкающий золотом и серебром пояс. Кажется, он был раздражен.— Научи меня своему языку. Пусть твой жрец научит меня читать по костям.— Зачем? — спросил Кровавое Сердце насмешливо, нос нотками интереса. Казалось, он слегка повеселел. А может, рассердился. — Зачем тебе это? Ты ведь лишь пес.— Псы тоже лают и гложут для развлечения кости.В ответ Кровавое Сердце захохотал. Ничего не сказав, он вскоре убыл на ежедневную инспекцию реки и мастерских.Но на следующий день жрец присел на безопасном расстоянии от Сангланта и начал обучать его языку Эйка и читать по гравированным костям. И каждый день, усыпляемый приглушенным голосом и явным интересом Сангланта — а интерес принца был неподдельным, — он придвигался чуть ближе.Даже псы умеют терпеть. Часть четвертаяЛОВЕЦ СЕРДЕЦ ВЗГЛЯД ИЗ-ПОД ЗАВЕСЫ 1 Сложный рельеф местности и горные цепи мешали королевскому двору найти подходящий путь из герцогства Авария в Вейланд. «Орел» мог двигаться от дворца в Экштатте прямо на запад, по тропам, непроходимым для тяжелых повозок королевского обоза. И после нескольких недель, проведенных в Экштатте, двор отправился на север по Старой Аварийской дороге, ведущей в город и епископство Вертбург. Хоть и не столь удобная, как магистраль Хельвег — Ясный Путь, пронизывающая Саонии и Фесе, дорога позволяла королевскому поезду продвигаться без особых проблем, хотя и медленно.Старые крепости, королевские имения и монастыри обеспечивали путешественников ночлегом и пищей. Простой народ толпился вдоль дорог, наблюдая за движением королевской колонны. Как заметил Инго, судя по энтузиазму населения, король уже лет пять не проезжал здесь. Ханна не видела ничего особенного в реакции населения, как не видела она разницы и между странами с их холмами, лесами, пашнями, деревнями, церквами и поместьями феодалов. И все же холмы здесь были круче и выше, чем она привыкла видеть в Хартс-Рест; вместо более привычных глазу дуба, вяза и липы преобладали бук и ель. Местное наречие было почти непонятно из-за особенностей диалекта.Каждый день путешествия с двором короля приносил Ханне что-то новое. Впереди скакали герольды, возвещавшие приближение короля. Перед колонной двигалась группа солдат и слуг, расчищавших дорогу от снега и мусора, приводивших дорогу в порядок. Во главе колонны ехал король с благородными спутниками. За ними следовало войско, численность которого постоянно увеличивалась по мере присоединения к королю все новых дворян и их отрядов. Далее ехало множество слуг, за которыми тащились телеги и повозки, грохотавшие и раскачивавшиеся на разбитых колеях, скользившие по льду и вязнущие в грязи. Заключала шествие центурия «львов».Конечно, это было не все. За колонной следовали бродяги, нищие, надеявшиеся наняться на работу мужчины и жен-шины, проститутки, мелочные торговцы, бездомные слуги, просители, мародеры, надеющиеся найти добычу после грядущих сражений. Постоянно кто-то присоединялся к колонне, другие отставали от нее.— Это всегда так? — спросила Ханна у Хатуи. Пятнадцать дней назад они оставили Экштатт. Сейчас она вместе с группой «орлов» остановилась на гребне, с которого открывался вид вниз на север, на епископский город Вертбург, и на юг, на вьющуюся между полей и теряющуюся в лесу дорогу, откуда показался хвост кортежа. Король поднимался на холм. Рядом на спокойной лошади ехала принцесса Сапиентия в последней стадии беременности. С нее не спускали глаз Гельмут Виллам, сестра Росвита и отец Хью. От городских ворот Вертбурга уже отделилась встречная процессия во главе с епископом и местным графом.— Когда начнет таять, мы будем уже в Майни, — сказала Хатуи. — Там несколько королевских дворцов, в которых можно переждать половодье. Путешествовать весной — дело неблагодарное. Как у тебя дела, Ханна?Ханна отнеслась к вопросу серьезно. Она хорошо понимала, что имела в виду Хатуи.— Достаточно хорошо. С принцессой Сапиентией нет непреодолимых затруднений. Как говорила моя мать, мудрые советчики и куча собственных проблем помогут излечить любую хворь.— Ты теперь ее знаменосец?— Не спорю, она, конечно, вспыльчива, горда и безрассудна, но, насколько я слышала, она долгое время жила в тени своего брата, принца Сангланта.— В общем, да, — подтвердила Хатуи.— И если у нее сейчас большая свита, то это объясняется в основном тем, что все ожидают назначения ее наследницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71