Он выпустил рукоять меча и отскочил в сторону. Схватил Агиуса и оттащил его от бившегося в агонии гуивра. Гуивр рухнул на землю, сбив с ног Алана и задев священника. В конвульсиях гигантское тело наконец затихло.Агиус прошептал какое-то слово, затем еще одно. Алан, с дрожащими руками, плача, склонился над ним. Ярость принялась облизывать его лицо, он попытался отогнать ее, но не сумел и только ниже склонился над Агиусом.— Освободи белую лань, — прошептал умирающий. — Владычица, пусть жертва сия сделает меня достойным подвига Твоего Сына.Его глаза закатились, и он, как и гуивр, вздрогнув, испустил дух.Тоска подтолкнул Алана. Пес что-то держал в зубах. Ярость облизала глаза юноши, очистив их от крови чудовища, и Алан увидел солнечный свет и то, что происходит на поле: знамя Сабелы удалялось. С гибелью гуивра, их символа и защиты, люди принцессы растерялись и в панике бежали.Что-то кольнуло Алана в щеку. Он посмотрел на Тоску и увидел, что тот держит в пасти розу, принесенную с другого конца поля. Ее лепестки потемнели, став кроваво-красными, как кровь Агиуса.Алан закрыл лицо руками и зарыдал. XIV. ГРЯДУЩАЯ ВЛАСТЬ 1 Росвита не любила ждать. Неопределенность всегда тяготила ее и мешала думать. Сейчас во дворце, построенном лет восемьдесят назад одним из герцогов Фесса, она мерила шагами зал пиршеств, то входя внутрь, то выходя в распахнутые тяжелые двери, за которыми виднелась панорама города Касселя, раскинувшегося вокруг дворцового холма. Перемычкой дворцовым воротам служила огромная серая с голубым отливом каменная плита. Когда Росвита присмотрелась, то увидела на плите полустертый временем орнамент.Над городом все еще развевались два вымпела. Когда рати Генриха шли через Кассель, жители только-только приходили в себя после праздника святого Микхеля, который отмечали четыре ночи подряд. Госпожа-епископ неустанно уговаривала горожан не следовать хотя бы некоторым из своих полуязыческих обычаев. Но и она не могла помешать традиционному шествию по городу процессии во главе с обнаженной девицей верхом на лошади. А люди благочестивые вынуждены были закрывать ставни. После этой церемонии окна и двери распахивались настежь, и достойные граждане Касселя напивались до потери сознания. Предание умалчивало о том, что побудило бедную девушку появиться на людях в таком виде. Рассказывали только, что святой Микхель чудесным образом окутал ее облаком света, скрыв тем самым от взоров толпы.В опустевший дворец вошла Теофану.— Говорят, эту крепость построили на руинах даррийской, в свою очередь возведенной на месте более древней крепости — огромные камни которой подняли сюда демоны высших сфер… — Принцесса указала на плиту над входом.— Подобно каменным кругам, — ответила Росвита, вспомнив рассказ Бертольда, — кругам, о которых говорят, что они построены великанами.Так сказал ей Гельмут Виллам в тот день, когда они бродили среди остатков каменного круга, и юный Бертольд еще наслаждался дневным светом. Владычица наша! Теперь оставалось только скорбеть о случившемся… Впрочем, по нынешним временам и это было роскошью.— Пойдем, — обратилась Росвита к Теофану. — Почитаем из книги, что дал мне брат Фиделиус. Это поможет скоротать время, пока нет вестей от его величества.Они прошли через залу, в которой лучи света затейливо играли посреди теней от колонн. Огромный камин был пуст и холоден: в жаркий день нигде не разжигали огня, кроме кухни. Слуги, облаченные в кафтаны с изображениями золотого льва Фесса, прятались по углам, в волнении ожидая вестей. Один из них подошел к женщинам и предложил вина. Обе отказались.Юный Эккехард дремал на скамье. Его миловидное лицо напомнило о Бертольде, очевидно потерянном навсегда. Росвита любила Эккехарда, жалея лишь о его пристрастии к ночным пирушкам с бардами, которые в поисках наград бродили от одного королевского двора к другому.— Так и есть, — загадочно произнесла Теофану.— Что так и есть?Принцесса кивнула в сторону младшего брата. Из детей Генриха юноша более других походил на отца: каштановые волосы, круглое лицо и нос с небольшой горбинкой. В тринадцать лет Эккехард был довольно высок и по-щенячьи неловок. Неловкость исчезала, как только он брал в руки лютню. Говорили, король был точно таким же, прежде чем обрел стать и силу.— Все так и есть, — проговорила Теофану. — Музыка и праздники ему дороже будущей власти.Росвита не знала, что ответить, ведь принцесса никогда не говорила ей прямо о своей заинтересованности судьбой трона. Теофану подняла на нее свои темные глаза:— Разве мятеж Сабелы случился не из-за того, что та не была уверена в своем будущем? В муже, чьими землями управляла?— Разве алчность и зависть не причина множества грехов?Теофану невинно улыбнулась:— Так учит церковь, достойная сестра Росвита.Принцесса была достаточно взрослой, чтобы иметь собственную свиту — так же, как и ее сестра Сапиентия. Но король держал обеих при себе, не давая собственных земель в управление. Раздражало ли это Теофану, Росвита сказать не могла, как не могла сказать, не обижена ли она тем, что сестра вместо нее сопровождает отца во время сражения. Каменное лицо принцессы не выдавало ее мыслей.Росвита бережно развернула тряпицу, в которой лежал фолиант. Осторожно перевернула первую страницу. Изящный почерк Фиделиуса был твердым, начертания и завитки выдавали принадлежность писавшего к старой салийской школе. Это Росвита могла сказать точно: изучив множество книг, она научилась распознавать стили разных стран, городов и даже монастырей.Шелест переворачиваемых страниц казался шепотом Фиделиуса, доносящимся откуда-то из-под земли, сквозь пространство и время. Теофану сидела позади, терпеливо сложив руки на коленях. Росвита читала вслух:— «Господь и Владычица даруют женам величие и славу, укрепляя их разум. Вера делает их сильнее и богаче, подобно ладьям, везущим великое сокровище. Одна из них — госпожа Радегунда, земное житие которой я, недостойный и смиренный Фиделиус, дерзаю воспеть и ее величие изложить в словах. Завершая пролог, начну само житие». — Росвита вздохнула и продолжила: — «Блаженная Радегунда, величайшая из жен…»Эккехард громко вскрикнул и проснулся, скатившись со скамьи на ковер. В воротах появилась служанка Теофану.— Посланец от короля! — громко произнесла она.Росвита дрожащими руками закрыла книгу и завернула в тряпицу. Поднялась и поспешила к воротам. Теофану, сохраняя спокойствие, последовала за ней. Эккехард что-то громко говорил, и слуги бестолково суетились вокруг, помогая ему подняться. Кастелян и прислуга Лютгарды сгрудились вокруг Росвиты и Теофану.Посланцем была Хатуи, молодая женщина из «королевских орлов», которую Генрих взял к себе в личную свиту. Оставив лошадь во дворе, она вошла и склонилась перед ними.— Ваше высочество, принцесса Теофану, — заговорила она, глядя той прямо в глаза. — Король Генрих сообщает, что его сестра Сабела отказалась от всех условий и битва уже началась.— Кто побеждает? — спросила Теофану.— Не знаю. Я ехала быстро, не оглядываясь.— Принесите меду, — приказала принцесса.Стоя на дворцовом пороге, она всматривалась в расстилавшийся внизу город. Перед ней открылся огромный квадрат, пересеченный двумя широкими улицами, которые делили его на четыре одинаковые части. Между полуразрушенной каменной стеной и нынешним городом, от окраин до городских ворот, тянулись сады, огороды и пастбища для скота. За стенами лежали бескрайние поля, засеянные ячменем и рожью.Куда делись люди, населявшие Кассель прежде? Бежали ли они в Аосту, в город Дарр, откуда начиналось их государство? Или погибли от вражеского меча и мора, опустошивших просторы старой Империи? Или вовсе исчезли без следа, как случилось это с несчастным Бертольдом? Природа наделила Росвиту любознательностью. «Знание всегда искушало меня», как сказал брат Фиделиус. В минуты волнения ее жажда новых знаний особенно обострялась. Возможно, Генрих погиб, и все, сделанное им, тоже близко к гибели. Может, он совершает теперь страшное преступление, проливая родную кровь. От подобных междоусобиц, пишут хронисты, и погибла Даррийская Империя. И в то время, когда королевство вот-вот рухнет, она стоит здесь, размышляя об истории Касселя!— Пойдем, — позвала она Теофану, — нужно ждать.Принцесса покачала головой:— Нужно седлать лошадей. И собирать лекарей. Мы должны либо помогать раненым, которых привезут сюда, либо бежать.— Бежать?Сверкая глазами, Теофану напоминала королеву со старинных мозаик, но оставалась спокойной, слишком спокойной…— Если победит Сабела, мы с Эккехардом должны избежать плена любой ценой. Даже если придется уйти в Кведлинхейм, к тете Схоластике.Росвита приложила руку к груди и поклонилась в знак уважения рассудительности молодой принцессы. Теофану, конечно, права. Она была достойной дочерью королевы Софии, которая знала искусство правления при дворе Аретузы и славилась изощренностью в интригах.В этом, вероятно, и крылись причины выбора, который сделал Генрих. Открытая и прямолинейная Сапиентия не всегда была способна принять верное решение. Холодная же и непроницаемая Теофану обладала умом и чутьем, но не харизмой, коей должен обладать властитель от Бога. Неудивительно, что король желал передать трон незаконному сыну Сангланту. 2 Ханне не везло сегодня с людьми церкви. Ее остановила диакониса, требуя лошадь. Как и у прежнего священника, внешность и властный голос говорили о ее высоком чине, хотя облачена она была в простую рясу. Ханна не могла ей помочь, ее лошадь уже забрали. Более того, она не хотела отпускать женщину, которая могла стать ценной пленницей, хотела удержать ее, пока солдаты принцессы Сапиентии отражали новую атаку. Ханна приставила острие копья к ее груди.— Простите, госпожа диакониса. Но все, кто находится в обозе, теперь в распоряжении его величества.Диакониса рассмеялась:— Ну конечно, дитя. Ты не знаешь, кто я такая?Ханна покачала головой и повернулась в сторону леса, пытаясь увидеть солдат из войска принцессы. Большинство обозных были убиты или ранены, оставшиеся бесцельно метались между повозками. В нескольких шагах лежали два мертвых стражника. А чуть дальше какие-то люди помогали забраться на повозку женщине в епископском облачении.— Владычица! — выдохнула она. — Да ведь это епископ Антония!— Нельзя дать ей уйти, — твердым голосом проговорила диакониса. — Найди мне лошадь или отыщи мою племянницу и приведи ее сюда.Племянницу?! Ханна наконец догадалась, кто перед ней. Присмотревшись к женщине, она увидела знакомые черты и тогда упала на колени, склонив голову.— Простите, ваше преосвященство.— Забудь, — выпалила Констанция. — Я не хочу, чтобы Антония бежала. И не могу остановить ее сама.Ханна повиновалась. Она побежала к лесу. Отряд Сапиентии возвращался, и солдаты несли развевающееся саонийское знамя.— Ваша тетя, епископ Констанция, ищет защиты! — крикнула «орлица», хватая за поводья лошадь маленькой принцессы. — Она просит вас остановить епископа Антонию.Лицо Сапиентии вспыхнуло.— Капитан! — крикнула она. — Найдите Констанцию и возьмите ее под охрану. Остальные — за мной!Она взнуздала лошадь и сорвалась с места так быстро, что Ханна едва успела выпустить из рук поводья. Человек тридцать поскакало за ней, остальные колебались, ожидая от старого капитана подтверждения приказа. Тот неразборчиво выругался, а затем повысил голос, чтобы солдаты могли его слышать:— Десять человек отправятся к обозу за госпожой-епископом. Тем, кто остался! Приказываю следовать за мной к месту битвы! — Повинуясь, люди построились в боевой порядок. — «Орлица»! Тоже останешься с Констанцией!Ханна кивнула, радуясь приказу человека, который знал, что делает. А тот поскакал в сторону, где шла битва, исхода которой никто не знал.Наконец все было кончено. Несмотря на сопротивление Сапиентии, епископ Антония с клириками стала королевской пленницей. Под одной из повозок обнаружили Беренгара. Мокрые штаны красноречиво свидетельствовали о его испуге. Ханна даже пожалела несчастного, которого сразу повели к епископу Констанции. Та отнеслась к его появлению безразлично, и девушка поняла почему. Она не раз в своей жизни встречала таких людей, с постоянно разинутым ртом, припадками растерянности или приступами беспричинного смеха. Принц Беренгар — простак, жалкая пешка в чужих руках. Он ничего не значил в большой игре, затеянной великими князьями.Куда важнее была епископ Антония, которую, видимо, забавляло то, что она оказалась в руках недавней пленницы. Ханна подумала, что добросердечная скромность этой женщины гораздо симпатичнее обыкновенной дворянской надменности. И все же на переговорах с Вилламом та впала в ярость, не вязавшуюся с ее обликом… И была еще одна пленница, прятавшаяся за спинами клириков.— Таллия! — ласково сказала Констанция. — Подойди сюда. Мы не причиним тебе вреда.Девушку заставили выйти вперед. От слез лицо ее покраснело. Ей нечего было сказать, и оставалось, в сущности, только одно — отдать себя целиком на милость Констанции.Ханна продолжала разглядывать клириков Антонии. Ей никогда не случалось видеть людей церкви, пребывавших в столь жалком состоянии: казалось, все они больны чем-то вроде сифилиса: красные пятна на руках и лицах, сыпь на подбородках. Некоторые кашляли, а один, только что отнявший руку ото рта, с ужасом смотрел на оставшийся в ней сгусток крови. Неужто чума?— Больные должны быть отдельно от остальных, — сказала Констанция принцессе, подумав, видимо, о том же самом. — Таллия с Беренгаром останутся при мне.— А они не больны? — спросила Сапиентия, слезая с лошади.Принцесса вдосталь наездилась по лесу, выискивая, с кем бы ей еще сразиться. Вернувшись, она собралась было отправиться к месту битвы, но Констанция, пользуясь правом старшей родственницы, остановила ее. Хотя епископ Отуна была только четырьмя-пятью годами старше Сапиентии, но ее авторитет был намного выше авторитета юной принцессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64