Аббатиса Фирсбарга наконец-то умерла. А моя матушка вовремя проконтролировала выборы преемника. Тебе понравится в Фирсбарге. И думаю, понравится моя матушка. Она человек образованный и умеет читать, хотя и не так хорошо, как мы с тобой. И увы, по-джиннски она читать не умеет, в церковных школах его не преподают…На юг, в Фирсбарг! Лиат смотрела на него. Она и думать не могла раньше, что может быть оторвана от близких людей, которых знала, которым верила и которые последней ниточкой связывали ее с отцом. И как в тайне от Хью она возьмет с собой книгу? Он-то знает, что она захочет сделать это. В Фирсбарге, не зная никого, она будет целиком в его власти.Хью смотрел, наслаждаясь ее растерянностью.— Но не раньше весны, думаю. Спешить некуда. Ненавижу путешествовать поздней осенью.Она не сказала ничего, только сильнее натянула одеяло, будто оно могло защитить ее.— И долго мы будем притворяться? Я знаю, ты хорошо образована. Ты постоянно выдаешь себя словами, манерой говорить, знаниями, которых не должна иметь. Мне скучно, Лиат. Мне никогда не было так скучно, как в последние два года, которые я провел в этой северной глуши, общаясь с благословенной паствой. Черт возьми, Лиат, можем же мы заключить перемирие и разговаривать, как должно культурным людям. Я готов предложить тебе сделку. — Он приостановился, давая возможность оценить свое великодушие: — Я научу тебя аретузийскому, если ты дашь мне несколько уроков джиннского. Королева София при жизни желала обучить всех нас языку Аретузы. Она была племянницей аретузийского императора, как ты знаешь, я думаю. Наша воспитательница, мать Моника, сочла возможным, чтобы те из нас, избранные, кто был отдан под ее присмотр, действительно знали этот язык. На случай, если кто-то из нас возглавит посольство в те земли. И вот однажды я спросил ее, не может ли она заодно научить нас и джиннскому. «Язык этот годится только для язычников и колдунов», — отвечала она. И одно это вселило в меня желание выучить его, хотя об этом я не обмолвился ни словом. Но до знакомства с твоим отцом я не встречал никого, кто знал бы его. Так что, мое сокровище? Что скажешь?Лиат понимала: что-то во всем этом было не так. До тех пор, пока она не давала ему ничего, она была в безопасности. Но уверенность была поколеблена. Может быть, он заслуживал некоторой симпатии, оторванный от роскоши королевского двора и заброшенный в глухомань, где не было равного ему. Неудивительно, что он обихаживал отца. А выучив аретузийский, она сможет перевести комментарии к древнему тексту в «Книге тайн». И возможно, разберет странный древний язык…— Не знаю… — ответила она низким голосом.Он улыбнулся. Она вмиг поняла, что потеряла что-то важное, что он выиграл схватку и встал на путь победы в войне между ними. Она соскочила с кровати, прижалась к стене, чтобы сохранить расстояние между ними, и выскользнула из кельи. Подальше — на кухню. К тяжелой, но безопасной работе. А Хью неожиданно и не к месту запел песню:
Владычица славится Своей красой,Господь могуч Своей десницей,Благословенны мы, Их дети.Слава, слава, слава почиет в их взоре.Слава воле Их.
У него был великолепный голос. 3 Утром наступили первые заморозки. Лиат проснулась от тревожного сна на рассвете. Все тело болело. Плотнее завернувшись в одеяло, она прижалась к деревянной стене. Больно было разгибать пальцы и дотрагиваться до чего-либо. Тонкая наледь покрывала дерево, отрывая примерзшие поленья, она кусала губы от боли. Пришлось бороться со щеколдой, открывая ее, чтобы пробраться в теплую кухню. Погода резко изменилась, и это было хуже, чем просто холод.Она развела огонь и долго стояла около, дрожа и кашляя, потом отпила из ковша теплой воды. Немного согрелась. Лиат оглянулась, поблизости никого не было, она окунула руки в котел с водой, давая им отогреться. Огонь трещал, полыхая и обжигая лицо, но это ее не заботило. Она что-то услышала — голос, шаги, виновато выдернула руки из котла и стала пересыпать ржаную муку для лепешек.Хью появился в дверях:— Холодно! Чертовски холодно. Ненавижу холод. Ненавижу эту промерзшую глухомань и чертовски не хочу здесь зимовать. Надо было убираться отсюда на юг месяц назад, когда я получил новости, а сейчас слишком поздно. — Он пересек комнатку, привычным жестом приподнял подбородок Лиат, заставляя смотреть в глаза. — Отвратительно выглядишь, как паршивая крестьянка, огрубевшая от мужской работы в полях, с обветренным лицом и сопливым носом. Иди натопи мою комнату. Приготовь завтрак. А затем убирайся. Не могу тебя видеть.Он дал ей пощечину. Было больнее обычного, кожа не успела согреться. Лиат выбежала из кухни, стараясь сдержать слезы. В келье было теплее, чем на кухне. Она добавила в жаровню тлеющих угольев и склонилась над теплом. На столе валялся аккуратно обработанный кусок пергамента со свеженаписанными и не высохшими еще буквами. Она попыталась прочесть написанное.— Пошла вон! — Хью возник у нее за спиной и ударил по затылку. — Ты воняешь. Убирайся!Несчастная девушка отправилась на кухню. Она тянула время, как можно дольше делая кашу и лепешки и накрывая для него стол. Но слишком растягивать работу она не могла: вскоре Хью вышел из кельи и отправил ее на улицу. Она прижала руки к локтям и быстро пошла к харчевне. Надо было сходить за мясом к миссис Бирте. Это была веская причина. Но только она дошла туда и немного отдышалась у очага, завистливо глядя, как одинокий путешественник, сидя за столом, доедает скудный ужин, в дверях появился Хью.Он не произнес ни слова. А она скорее умерла бы, чем устроила сцену. Миссис Бирта вышла из кухни с мясом, заботливо упакованным, — ведь это было для Хью. Она поздоровалась с ним, но тот ответил кивком. Из задней комнаты появилась Ханна и смотрела, как Лиат принимает у Бирты продукты и идет в сторону двери. Хью шел чуть позади, будто вел ее под уздцы. Путник тоже поднял глаза. Это был седеющий, изрядно уставший от дороги и непогоды мужчина. Он с интересом наблюдал за происходящим. Выходя, Лиат чувствовала его взгляд на своей спине.Перешагнув порог, Хью ударил ее. Слава Богу, он был в перчатках, и удар не был так силен.— Я что, разрешал тебе идти сюда?— Надо было принести мясо…Он ударил вновь. Не имея возможности защититься, Лиат заслонила щеку рукой. Но больно было все равно. В таверне происходило какое-то движение. Кто-то наблюдал за ними.— Будешь спрашивать моего дозволения. Всегда, когда собираешься куда-то. Жди меня здесь.Хью вернулся обратно. Лиат ждала.Ханна попыталась тихонько окрикнуть ее:— Лиат…Дверь открылась, и Хью вышел. За ним семенила миссис Бирта, будто была его служанкой.— Ну конечно, достопочтенный брат, — говорила она со сладким выражением лица. — Мой мальчик Карл будет доставлять вам все необходимое.Она бросила злой взгляд на Ханну, и та убежала за угол таверны.— Пошли, Лиат. — Хью крепко взял ее за руку и потащил за собой. Она высвободилась и пошла сама. Он не произнес ни слова, пока шли. Ни слова за весь последовавший день, но подстерегал ее повсюду и бил всякий раз, когда ему казалось, что она пытается согреться.Она почти не спала эту ночь. Следующие дни выдались такими же, а дальше время слилось в один непрерывный поток холода и безысходности. Лиат потеряла ему счет. Погода оставалась холодной, но не морозной. Она устроила свою грязную соломенную постель поближе к свиньям. Боров Троттер любил ее больше других и позволял прижиматься к широкой спине.Однажды, чистя лошадей, она услышала голос Ханны. Она метнулась к двери. Там стоял Хью, тихо и холодно разговаривая с Ханной:— Продукты носит твой брат Карл. И никто другой. Так мы условились с твоей матерью.— Прошу вас, почтенный брат, дайте мне только поговорить с…— Я сказал тебе, уходи.Ханна повернулась и увидела Лиат.— Хочешь поспорить со мной, детка? — спросил Хью.Ханне оставалось только уйти.— Возвращайся к работе, — бросил Хью, обращаясь к Лиат. Она вернулась в конюшню, не сумев даже оглянуться на уходившую подругу.
Однажды ранним утром на дороге показался Ивар. Он сидел на мерине, завернувшись в большой меховой плащ, лицо его побелело от холода и печали.Лиат рубила дрова. Он остановил лошадь, глядя на нее. Она давно никого не видела, и теперь он показался ей призраком.— Лиат! — Он говорил тихо и быстро. — Поехали со мной. Я знаю, что делать. Геро поможет мне спрятать тебя, а потом я… — Он повернул голову и прислушался. Ее звал Хью.Она бросилась к Ивару, схватила его за руку и вскарабкалась на лошадь, закинув ногу в стремя. Ивар повернул лошадь и погнал что есть силы. Конь был вынослив и спокойно нес обоих, хотя мог идти только тяжелой рысью. Они почти добрались до графского замка, когда Хью настиг их. Он обогнал их коня и, перегородив дорогу, обнажил меч.— Ты вооружен, мальчик? Или надеялся убежать просто так?Ивар был вооружен одним только кинжалом. Он остановился.— Лиат, слезай с лошади, — сказал Хью.Она повиновалась.— Лиат, — попытался возразить Ивар, — ты не можешь так просто…— С тобой мы сейчас поговорим, — сказал Хью. — Можешь пойти со мной к графу Харлу. Или я поговорю с ним сам. Мне без разницы. Лиат, иди за моей лошадью.Она пошла, опустив голову. Ходьба могла ее согреть. Девушка спотыкалась не от усталости, а от собственного бессилия. Она не заметила, как они перешли ров, частокол и вошли во двор графского замка. Она смотрела под ноги, смотрела на ноги Хью, за которым следовала по дорожке, ведущей в замок, по каменной лестнице, в графские покои. Она слышала, как чьи-то голоса произносят ее имя, имя Ивара. Она не могла поднять глаз и посмотреть на лица.Кастелян провел их в комнату графа Харла. Старый граф лежал в постели под грудой одеял. Рядом с ним стоял лысый и гладко выбритый священник и что-то писал под его диктовку. В комнате было тепло. Лиат подошла к камину. Но Хью схватил ее и оттащил обратно — на прежнее место, рядом с собой на сквозняк.— Граф Харл, — вежливо начал он. Он удостоил графа всего лишь коротким кивком. Это было наивысшим проявлением надменности, и если бы Лиат не ненавидела его так, она бы восхитилась его поразительной самоуверенностью: простой бастард обращался с истинным графом, как со своим вассалом. Но мать его была маркграфиней, а семья куда более могущественной, чем род Харла. — Этот ваш юноша только что пытался похитить мою рабыню.Лиат осмелилась посмотреть на Ивара, стоявшего у двери. По его пылающему лицу стекали слезы. Его унижали за то, что он пытался освободить ее! Но она не осмелилась заговорить.Харл запустил руку в седую бороду и смотрел на Хью с явным неудовольствием. Человек с клеймом раба на щеке молча вошел в комнату и добавил в жаровню углей. Лиат почему-то вздрогнула. Харл, не обращая внимания на раба, продолжал смотреть на сына:— Это правда, Ивар?— У меня есть немного серебра… Недостаточно, но… Мне могут помочь другие… Выплатить сумму ее долга.— Она не продается, — сказал Хью спокойно. — Отпустить и распоряжаться ее свободой могу только я.— Ты не ответил на мой вопрос, Ивар.Ивар посмотрел на Лиат, затем понурил голову:— Да, господин отец.Харл вздохнул и посмотрел на Хью:— Чего ты хочешь?— Ничего, кроме графского слова, подтверждающего, что это не повторится.Надежда исчезла. Хью боялся, что Ивар найдет способ освободить ее. Все знали, как Харл не любит Хью.— Хорошо, — сказал старый граф. Он смотрел на священника, будто на таракана в своей тарелке. — Это никогда не повторится.— Могу ли я быть в этом уверен? — спросил Хью.Граф Харл покраснел так же, как его сын: Лиат смотрела, как краска заливает его морщинистые щеки.— Сомневаешься в моем слове? — вкрадчиво спросил старик. Тон, каким был задан вопрос, заставил ее задрожать. Одно дело заслужить графскую неприязнь, и совсем другое — его ненависть.Хью улыбнулся неприятно и зло. На его красивом лице эта улыбка была вдвойне отвратительна.— Конечно же, нет, господин граф. Я никогда не поставлю под сомнение ваши достоинства. Но ваш сын молод и вспыльчив. А моя собственность мне нужна.В первый раз за время разговора Харл посмотрел на Лиат, взором таким тяжелым, что она не смогла отвести глаз. Он оценивал ее: зубы, лицо, сложение, молодость, силу. Но что он думал, она не могла понять. Наконец старик перевел взгляд на Хью.— Можете не беспокоиться, святой отец. Вашей собственности ничто не угрожает. В Кведлинхейме есть монастырь, оказавший услугу мне и моей первой жене много лет назад. Я всегда хотел отблагодарить их и теперь посылаю туда Ивара, чтобы он стал монахом. Он не будет вас беспокоить.У Лиат перехватило дыхание. Ивар побелел. Губы Хью раздвинулись, нет, не в улыбке, но лицо его наполнилось удовлетворением, почти непристойным.— А теперь уходи, — бесцеремонно сказал Харл. — Будь так добр. У меня много работы. Ивар! Останься со мной.Ивар проводил Лиат долгим, исполненным отчаяния взглядом. Солдаты отвели их за ограду, где ждала пегая кобыла.— Сядешь на лошадь со мной вместе, — приказал Хью.— Лучше пойду пешком.Он сильно ударил ее. Так сильно, что, не уклонись она, снес бы ей полголовы.— Ты сядешь на лошадь, — повторил он, затем вскочил в седло сам и, едва Лиат села перед ним, натянул поводья. Обратный путь показался долгим. Они не разговаривали. Но было тепло.Ночью грянул настоящий мороз. Стало ужасно холодно. Лиат не спала. Она дрожала, прижимаясь к своим четвероногим и хрюкающим друзьям. Несколько раз подымалась, чтобы попрыгать с ноги на ногу, и так до рассвета. Она так устала от работы, что однажды Хью застал ее дремавшей стоя. Или не однажды. Голова и плечи привыкли к его ударам и уже не различали ничего.На следующую ночь небо затянуло облаками и пошел снег. Стало легче и немного теплее. Всю неделю шел снег, но было ясно. И все же холодно весь день напролет. Надев на себя всю свою одежду, она дрожала от холода. К вечеру закоченела совсем. Она боролась. Старалась двигаться постоянно, хотя и устала смертельно, даже на кухне, поворачиваясь, топая ногами, пытаясь немного согреться. Но не могла. Холод постепенно съедал ее.Когда стемнело, он выгнал ее из теплой кухни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64