Казалось, все молекулы разрываются в клочья — и снова группируются, но в каком-то непонятном порядке. Блестящие черные коконы на руках стали более толстыми, грубыми, чешуйчатыми. “Оборони меня Миина, — подумала она. — Что происходит?”
Сквозь завесу боли Джийан заметила, что трое кочевников остановились. Черные как смоль волосы, светлые глаза, кожа, ставшая бронзовой под солнцем пустыни... Они были всего лишь на расстоянии броска камня от места, где к Риане пристали кхагггуны. Краем глаза Джийан заметила легчайшую рябь. Не перемолвившись ни словом, кочевники перестроились, образовав равносторонний треугольник.
Джийан, хоть и скорчившаяся от боли, почувствовала как по позвоночнику пробежало покалывание, словно она наступила на паучье гнездо. Она уже видела такую конфигурацию: громадный равносторонний треугольник из ядровниковых столбов в центре Большого Зала Приемов во дворце регента. Случайно ли кочевники образовали именно эту фигуру? Солнечный свет отражался от фасадов зданий, придавая происходящему какую-то нереальность.
Тигпен предупредила Риану о кхагггунах, как только они вышли на площадь.
— Будь осторожна, — прошептала она, — ты теперь снова среди в'орннов.
— Я знаю, что думают о женщинах мужчины, — ответила Риана. — Сама была мужчиной.
— Ты теперь не просто женщина, а кундалианка, — заметила Тигпен. — Будет труднее, чем тебе кажется.
— Что у нас тут? Хорошенькая юная счеттта? — сказал первый кхагггун, когда все трое окружили ее.
— Свежая кровь, свежее мясо, — засмеялся второй, проводя мозолистой рукой по щеке Рианы.
Третий громко рыгнул, распространяя кислую вонь дешевого нумааадиса.
— Мы прихватим тебя с собой, рабыня. — Он ткнул Тигпен. — А потом снимем шкуру с этой противной твари и приготовим себе обед.
Все трое зашлись пьяным гоготом.
— Здесь друуги, — шепнула Тигпен. — Точно как предсказано.
— Что? — ахнул третий кхагггун.
— Эта тварь говорила? — спросил первый кхагггун.
— Отойдите, — сказала им Риана, но они то ли не услышали, то ли не обратили на нее внимания.
— Ты пьян! — Второй кхагггун приподнял полу дорожного плаща Рианы. — М-м-м... представь, как эти ножки обхватят тебя!
— Зачем представлять, — загоготал третий кхагггун, — когда можно сделать?
Риана заметила, что трое друугов выстроились в форме Священного Треугольника. Она видела его на картинке в “Книге Отречения”. Последние два дня она заучивала книгу наизусть, как раньше “Величайший Источник”. До ид оставался один день; один день до гибели всей жизни на Кунда-ле. Друуги образовывали силовую линию: Канал из этого мира в целый ряд других.
— Я не могу больше ждать, — заявил второй кхагггун. — Давайте-ка ее в переулок.
— Предупреждаю в последний раз, — сказала Риана. — Отойдите.
Теперь они услышали ее и засмеялись.
Риана открыла Третий Глаз и почувствовала, как становится фокусной точкой внимания друугов. Она превратилась в линзу, через которую будет усилена энергия Канала. Их головы наклонились вперед, и неожиданно Риана ощутила, что Канал открыт. У нее под ногами запели силовые ручьи. Пение, подобное ливню с ураганом, подобное шелку, реющему на ветру; гром, скрытый в темных холмах; дикие крики совы в зеленых кронах; снег, взметаемый с холодных вершин Дьенн Мара; паруса, подобные городам на горизонте; кованая медь заката, мостом перекинувшаяся через океан; расплавленный жар полудня; подобная раковине муодда розовость рассвета; туман в объятиях дев; наступление ночи. Странными, дивными словами друуги создали целый мир. И сотворенный ими мир вырвался наружу. Внезапное сотрясение — беззвучное, оглушающее, глубокое — наполнило площадь. Вода из фонтана брызнула во все стороны. Телеги торговцев закачались на колесах, ближайшая к центру треугольника завалилась набок. По булыжникам покатились продукты.
Джийан, по-прежнему охваченная болью, с трудом встала и, задыхаясь и пошатываясь от головокружения, пошла к Риане. И кочевники, и кхагггуны пропали без следа, исчезли в сгущающемся знойном мареве, словно в зыбучих песках. Равнодушные ко всему чтавры хвостами смахивали мух с блестящих боков. Торговец поправлял телегу, пинками отбрасывая испорченные продукты. Старый провидец молчал, как каменный, закрыв лИцо руками; похоже, он плакал. Все остальные разбежались.
Риана повернула голову в сторону Джийан. Лица приближающейся женщины она не видела.
— Твой опал говорил со мной. — Голос девушки был так мягок и мелодичен, что у Джийан перехватило дыхание, ибо она услышала в нем что-то от тенора сына. — Ты звала меня в Серёдку, и вот я здесь. Меня зовут Риана, а это Тигпен. — Она погладила существо, которое держала на руках.
— Добрый день, госпожа, — произнесла Тигпен.
Увидеть раппу, живую и здоровую — и в руках ее ребенка!.. Джийан была потрясена настолько, что на мгновение потеряла дар речи.
— Полагаю, госпожа, ты не ожидала увидеть одну из нас.
— Мягко сказано, Тигпен. — Джийан с радостью ухватилась за отвлекающий разговор, поняв, что не в силах вынести долгожданную встречу. — Но я очень рада видеть тебя. Я никогда не верила в ложь о раппах.
— Благодарю, госпожа.
— Если можно спросить, кто были эти кочевники, что так неожиданно вмешались?
— Друуги. Во всяком случае, так называется их племя.
— Я ничего не знаю о них, Тигпен.
— Как и ты, они рамаханы. По крайней мере их предки были рамаханами.
— Значит, слухи верны. Друуги — отколовшаяся часть моего народа.
— Так гласит одна теория. По другой, они прямые потомки Великой Богини, истинный род рамахан.
Джийан склонила голову набок.
— Ты чудесная малышка, верно? Тигпен засмеялась.
— При первой встрече и Дар Сала-ат сказала что-то подобное.
Риана улыбнулась.
— Как нам называть тебя?
Джийан заглянула в глубину глаз Рианы, и Дар позволил ей мельком увидеть жизнь Рианы с тех пор, как она была вынуждена оставить ее с Барттой в Каменном Рубеже. Она узнала, какой стала сестра — страшной не только снаружи, но и изнутри. Она поняла, какую зияющую прореху вызвало долгое отсутствие Миины в колдовской защите монастыря, почувствовала с нарастающим ужасом Темное зло, пропитавшее остатки рамахан. По позвоночнику пробежала дрожь. “Милосердная Богиня, сколько боли вынесло мое дитя? И меня не было рядом...” На губах была горечь, как от пепла. Ей страстно хотелось обнять своего ребенка, прижать к себе, баюкать, как в детстве... Но нельзя. Не здесь; может быть, и никогда. Риана больше не ее дитя; она — Дар Сала-ат.
Джийан потянула за капюшон, и тот лег на плечи.
Глаза девушки широко открылись. Глаза, мудрые не по возрасту, глаза, многое повидавшие с тех пор, как она прошла через Нантеру; глаза, наполнившиеся слезами.
— Джийан...
— Ах, мой Тэйаттт, — прошептала Джийан. — Я боялась, что никогда не увижу тебя. Нам пришлось расстаться в тот миг, когда я больше всего была нужна тебе.
Долгое, мучительное мгновение Риана не могла говорить. Встреча с Джийан — женщиной, которая воспитывала Аннона, заботилась о нем, учила его, любила его, мелодичное звучание своего детского прозвища — все это наполнило Риану невыразимой радостью. Она сама удивилась глубине и силе своих чувств. Ужасы, испытанные после пробуждения к новой жизни в Каменном Рубеже, слетели, как омертвевшая кожа. Джийан здесь, рядом — и словно вернулась самая важная часть прежней жизни.
— Ты здорова, — сказала Риана. — Я так рада. — Отвечать формально было больно, но необходимо, чтобы остаться спокойной. Она остро сознавала, что находится в публичном месте, где в любой момент могут появиться другие кхагггуны. — Как ты ухитрилась сбежать от в'орннов?
Джийан улыбнулась:
— Я не была пленницей Реккка Хачилара, как не была пленницей твоего отца.
Риана склонила голову набок.
— Ты должна рассказать мне больше.
— Я расскажу тебе все, милый. Но в более уединенном и безопасном месте.
В отличие от большинства монастырей этот был встроен в узкое и глубокое ущелье и больше походил на крепость, чем на место религиозного поклонения. Построен он был не из обычного молочно-белого гранита, а из гигантских глыб, добытых из окружающего известняка, и, казалось, вырастал из него, похожий на аномалию, созданную ужасным сдвигом тектонических плит далеко в глубинах недр.
Судя по виду, лучшие дни монастыря давным-давно миновали. Теперь он стоял заброшенный, с позеленевшими от лишайника толстыми каменными стенами, охраняя овеваемую ветрами пустоту, вздохи покосившихся деревьев во дворах, пучки желтых трав, раздвигающих камни симметричных дорожек, тихое воркование голубей и голоногов, гнездящихся в прямых углах разбитых карнизов. Запах высушенного солнцем камня и — в тени — гниение, пыль, плесень, аммиачные миазмы птичьего помета. Жужжание насекомых. Суета грызунов.
Именно в это глухое, безлюдное место, некогда известное как Теплое Течение, и привела Джийан Дар Сала-ата. В отсутствие жриц и учениц главной стала архитектура. Неистовая красота сквозила в безупречности углов, арок и обводов — композиция, возникающая из грубого кокона, простая и мощная, подобная последнему крику Самой Миины. И потому — вместе с застывшим величием — здесь была и какая-то печаль, остатки живого цвета, что когда-то — давным-давно — насыщал это место волей. Тени, густые, как полночь, измученно падали на стены, ворота, дверные проходы, двигались неохотно и болезненно — призраки подагрических рамахан, подгоняемые солнцем, медленно плывущим в небе.
Мать и дитя стояли друг против друга в центре одичавшего сада. Их разделял всего лишь метр, но во всем остальном между ними зияла бездонная пропасть. Так много про-изошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Обе изменились — кое в чем полностью... и однако разве не остались они в глубине души такими же, какими были в Аксис Тэре? И общим было ощущение нависшей опасности.
Тигпен караулила за главными воротами. Тем временем Джийан пыталась заговорить. Сухие ответы Рианы расстроили ее до глубины души, породили в ней стенание вроде плача по мертвому, ибо теперь она знала, что пропустила самую важную часть роста своего ребенка. Неожиданно они оказались чужими друг другу... и что-то в ней сжалось, дрогнуло от этого знания, когда ее ребенок сказал:
— В'орнны привели в действие механизм Тэмноса. Если я не попаду к двери Хранилища во дворце регента до рассвета, Кундала погибнет.
Чьи глаза смотрели на нее, чей голос прозвучал?.. Привкус пепла на губах, беззвучный крик на судьбу, укравшую у нее единственное дитя... Джийан кивнула, немая от отчаяния и мучительного стремления к тому, чего уже никогда не будет. Взяла себя в руки, изо всех сил стараясь быть госпожой, как ей предназначено.
— Потому меня и послали за тобой.
— До Аксис Тэра еще день пути. Как мы попадем туда?
— Мы связаны с гэргоном. Он доставит нас туда вовремя.
— Гэргон? Что за безумие?..
— Стоит лонон, Риана, время безумия. И время перемен. Этот гэргон один раз уже сводил нас вместе при помощи техномагии.
— Я помню. — Риана вздрогнула, несмотря на жару.
— Он относится к кундалианам так же, как относился твой отец... как относится Реккк Хачилар.
Риана внимательно слушала. Будучи в'орнном, Аннона тоже необоримо тянуло к кундалианам. Аннон полагал, что это как-то связано с тем, что его воспитывала Джийан. Потом уже Риана решила, что это как-то связано с тем, что она — Дар Сала-ат. Теперь, зная, что и другие в'орнны — Элевсин, Реккк, даже один из гэргонов — тоже чувствовали это, она заподозрила, что все они — часть какого-то великого плана.
— Можно ли доверять им, Джийан? Доверить им наши жизни?
— Ты помнишь, как твой отец любил меня? — тихо сказала Джийан.
Риана кивнула.
— Вот так же и Реккк любит меня. — Она рассказала Риане, как Реккк заключил сделку с Нитом Сахором, чтобы дать ей еще раз увидеть Аннона, как отважно он защищал ее, как убивал кхагггунов собственной своры, посланных остановить их. — А что до гэргона, — продолжала она, — то он рискнул положением в Товариществе, чтобы помочь нам найти тебя. Он желает, чтобы святой город За Хара-ат родился; он хочет, чтобы мечта твоего отца осуществилась. Это он сказал нам, что механизм Тэмноса приведен в действие. Боюсь, враги из Товарищества охотятся за ним, как Веннн Стогггул и его Темная колдунья Малистра охотятся за Реккком и мною.
— Бартта научила меня, что такое Темные колдуньи, — горько промолвила Риана.
На глазах Джийан выступили слезы. Короткий взгляд в душу Рианы показал ей скрытые боль, вину, угрызения совести. Муки, унижения, испытания на святой наковальне Миины.
— Ах, Риана, что я сделала с тобой? У меня щемит сердце. Если бы я только была там, если бы я только смогла остаться... — Слова, казалось, выцветали на солнце, умирали от жары. Что она могла сказать? Как могла хотя бы объяснить сделанное? Оставить своего ребенка с чудовищем, в которое превратилась сестра... Миина милосердная, что она наделала?
— Остаться или уходить, — промолвила Риана, — решать было не тебе. Такова моя судьба.
Сердце Джийан сжалось. Она сглотнула, кивнув. Как мать она уже потерпела неудачу. Как сестра явно тоже. Она должна была бы найти способ помочь Бартте; их расколола трагедия, близнецы стали чужими друг другу.
А потом в трясину ненависти к себе, в которой тонула Джийан, полетела спасительная веревка.
Риана глубоко вздохнула.
— Я так много и так часто думала о тебе, — сказала она.
— Я ни на миг не забывала о тебе. — Джийан, сердце которой трепетало, как крылья голонога, неуверенно шагнула вперед. Больше всего ей хотелось обнять свое дитя и прижать к себе, почувствовать ее тепло, дать надежду, что она сможет выполнить сложнейшую задачу. Но от ужаса она не могла двигаться. — Я так сожалею о том, что сделала с тобой. Мне нет оправдания, а объяснение только одно: надо было убедить Веннна Стогггула и Киннния Морку, что Аннон мертв. Это был единственный способ спасти тебя.
— И ты спасла меня, — сказала Риана. — Что стало с моим телом?
Джийан попыталась понять выражение лица Рианы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81