Неужели он ошибался, не принимая в расчет все кундалианское? Этот вопрос стоило бы выяснить.
— С тех пор, как я видел тебя в последний раз, Стогггул Курган, все изменилось, — сказал Старый В'орнн, занимая шестую позицию.
Сколько Курган помнил, Старый В'орнн всегда называл его официальным именем. Ему это нравилось. Уважительно.
— Дом Ашеров уничтожен. — Курган перешел в звездную защиту. — Мой отец — новый регент Кундалы. Я теперь адъютант звезд-адмирала Морки.
Он и Старый В'орнн сошлись в Ка-Форме — подвижной и сложной системе боя, давным-давно позабытой другими. Они находились в гимнастическом зале Старого В'орнна. В обитых толстой тканью стенах были сделаны три ряда все более и более узких ярусов, на которых давались уроки.
Схватка длилась пятьдесят минут. Когда они закончили, Курган смотрел на Старого В'орнна с чувством, близким к симпатии. Темный блестящий череп, морщинистое лицо, сильные искусные руки — все это было знакомо ему, как запах собственного тела. Старый В'орнн научил его всему самому важному. А еще он неизменно выслушивал Кургана. И был терпелив. Терпелив, как камень, терпелив, как океан, лижущий этот камень.
— Сегодня вечером я должным образом воспользовался твоими уроками, — гордо сказал Курган. — Кефффир Гутттин умер, как и пристало такой предательской болотной ящерице.
— Ты ударил его в спину, не так ли?
Курган замер. Он знал Старого В'орнна с семи лет — кажется, всю жизнь. Они встретились совершенно случайно возле уличного ларька, куда Курган любил ходить, чтобы полюбоваться на продаваемые ножи с длинными лезвиями. Пока мать покупала лееесту в пекарне напротив, Старый В'орнн подошел к нему и спросил, какой нож ему нравится больше всего. Курган сразу же указал на один — с длинным, тонким, трехгранным клинком. Старый В'орнн тотчас купил его и сказал Кургану, что научит его пользоваться ножом на охоте; а когда он научится обращаться с оружием — подарит. Неделю спустя Курган улизнул из хингатта лииина до мори на первое из множества трудных занятий в зале Старого В'орнна.
Теперь он настороженно смотрел в спину Старому В'орнну.
— Скажи мне, Стогггул Курган, почему ты раздуваешь грудь, как радужный петух, когда твой лучший друг погиб?
Курган был настолько удивлен, что не смог выговорить ни слова.
Старый В'орнн помолчал и повернулся к нему.
— Ашеру Аннона привезли сюда, в Аксис Тэр, и его голову отдали гэргонам. Разве не так?
Курган молча кивнул.
— И в блеске твоего недавнего триумфа ты хочешь сказать мне, что не потратил даже мига на размышления о его кончине?
— Я стал орудием его смерти. Я дал Морке то, что он хотел, а взамен... — Курган широко раскинул руки. — Он дал мне то, что хотел я.
Старый В'орнн сжал губы.
— Надеюсь, когда ты говоришь обо мне, Стогггул Курган, ты говоришь с должным уважением.
— Я никогда не говорю о тебе.
На губах Старого В'орнна мелькнула улыбка.
— Ах да, часть наших правил... — Кожа на его черепе была почти медного цвета и такой тонкой, что Курган видел сеточку пурпурных жил, пульсирующих в такт бегу крови. Бледные от старости глаза смотрели на него в упор. — Тебе не следовало бы считать низкой цену, которую ты заплатишь за вновь обретенную высоту.
— Цену? Какую цену?
Старый В'орнн ушел на другой конец зала. Стенная панель повернулась при его прикосновении. Он посмотрел на двор, который построил сам. Двор заполняли скалы, камни, валуны всевозможных размеров и форм. Где-то журчала вода, но, как знал Курган, маленький пруд можно увидеть, только если встать точно в центре двора. Это тоже было уроком, который Старый В'орнн преподал ему, когда они вдвоем устраивали пруд вокруг ручейка на участке: стоять в центре значит видеть все.
— Когда-то у тебя был друг. Теперь он обращен в пепел. Из-за тебя, Стогггул Курган. Из-за тебя.
Что-то привлекло внимание Старого В'орнна. Курган вышел следом за ним во двор. Старый В'орнн осторожно направился к центру. Он ни разу не ходил одной и той же дорогой.
— Это случилось три месяца назад, — сказал Курган. — Старая история. Зачем лицемерно лить слезы?
— Конечно. Раскаяние — всего лишь проявление совести, а у тебя ее нет. — На лице Старого В'орнна отразилось удовлетворение, будто он наконец увидел цвет и очертания долгожданного горизонта. — Однако же помни, что заплатить придется. Теперь или позже — не имеет значения. Таков Уклад Вселенной. Закон Равновесия.
— Ты научил меня, что дорога к власти не бывает прямой. Я не боюсь.
Маленький глубокий пруд словно кипел. Вода была черной как смоль даже при ярком солнце. Курган все еще помнил, какая она была холодная, когда он окунул туда руки. У края стояла маленькая, оправленная в серебро чаша, более изысканная, чем могли создать в'орннские тускугггуны. Курган представил себе, как Старый В'орнн подходит сюда, окунает чашу в ледяную воду, утоляет жажду.
— Если ты веришь в это, то ты неправильно понял уроки. Я учил тебе не трусить. Но бывают времена, когда страх — единственное, что может спасти жизнь. Здоровый страх оттачивает чувства, настраивает разум. Таким образом, появляются возможности. Поддаться страху — это слабость; полное бесстрашие порождает надменность. — Он заглянул в глубины пруда. — Твоя надменность приводит меня в замешательство.
— Почему? Ты учил меня, что надменность — это сила.
— Твоя эмблема — солнце... это не только твоя символическая цель, но и твой талисман; оно пульсирует безграничной силой. Но если смотреть на солнце слишком долго, можно ослепнуть.
— Нет, если время от времени сосредоточиваться на темном пятне.
Старый В'орнн подумал о солнце Кундалы с таинственным пурпурным пятном и радостно засмеялся.
— Ого! Учиться никогда не поздно: это придает жизни новые краски. — Он обнял Кургана рукой, и юноша, как обычно, ощутил силу, скрытую в древнем худом теле.
— Однако при злоупотреблении надменность становится слабостью, — продолжал Старый В'орнн. — Ты выполз из-под тени отца. Это значительное достижение.
Кургану стало тепло, словно на полуденном солнце.
— Спасибо.
Старый В'орнн помахал длинным и тонким указательным пальцем.
— Не забывай, однако, что это лишь кратковременный успех.
— Я не переоцениваю свои успехи.
— О, думаю, ты в своей надменности уже переоценил их... Ты всей душой презираешь отца.
— Он заслужил презрение.
Лицо Старого В'орнна потемнело.
— Подумай, что ты говоришь. Эмоции взяли верх. Ты во власти презрения, которое ты испытываешь к своему отцу. Он увидел это и действует соответственно. Следовательно, возник фундамент твоего краха. Что Веннн Стог-ггул достоин презрения, это факт... полезный — при соответствующих условиях. Но всего лишь факт. Опасны твои эмоции, потому что они заслонят от тебя его силу и хитрость.
Юноша долго молчал. Осмыслить слова Старого В'орнна всегда было нелегко; иногда это казалось невозможным.
— Ты, разумеется, прав. Кто такой Веннн Стогггул? Отныне он перестает быть моим отцом. Просто еще один игрок на поле.
— Если ты так думаешь... если ты действительно чувствуешь это, Стогггул Курган, то на сегодня мы закончили.
В пустом банкетном зале регент Стогггул пристально разглядывал голографическое изображение Кундалы, когда в открытую дверь вошла Далма.
— Любимый.
Он повернулся к ней и нахмурился.
— Я наблюдал за тобой сегодня. Сколько раз я просил тебя не показываться в официальных комнатах? Они предназначены для государственных дел.
— Уже рычишь? — Далма приблизилась в вихре парчи. Последнее время она пристрастилась покупать украшенные пышной вышивкой кундалианские ткани и мастерила из них платья. — Ах, я не помню, чтобы ты вообще о чем-то меня просил. — Она всунула ногу ему между ног.
Стогггул не ответил на призыв. Не следовало позволять ей догадываться, насколько он стал зависеть от ее ума и связей. Как любая высококлассная лооорм, она имела доступ в самые разные круги общества — и в'орннского, и кундалианского, — куда ему, несмотря на сосредоточенную в его руках власть, было бы не попасть. Разговоры в постели — мощный инструмент, если их подтолкнуть в нужном направлении.
— Я позволил тебе пользоваться моими личными покоя — ми. Очевидно, этого тебе недостаточно.
Она нежно улыбнулась, прижимаясь к нему с жаром звезды, превращающейся в новую.
— Ты должна быть благодарна за то, что я разрешаю тебе жить в стенах дворца, — продолжал Стогггул. — Какая еще лооорм может притязать на такое?
— Это потому, что я не похожа на других лооорм, любимый. — Когда Далма лизнула его шею, регент схватил ее за запястья и резко отстранил. Она вскрикнула от боли, и это ему понравилось.
Далма надула губы.
— Я пришла, чтобы сделать тебе замечательной сюрприз, а ты...
Он притянул ее к себе уже нежнее.
— Последнее время я в дурном настроении. Прости.
— Конечно, любимый. Но что в пещерах внизу могло причинить тебе страдания?
Стогггул отвернулся, выключая голограмму.
— Впрочем, не важно. Ручаюсь, твое настроение улучшится, когда ты увидишь мой сюрприз. — Далма вывела его из комнаты, повела через переднюю, мимо главной лестницы, по коридорам... Стогггул быстро запутался. Несомненно, она гораздо лучше его освоилась в дворцовых лабиринтах.
Наконец они вышли на балкон, и регент узнал травный сад Джийан. Он собирался вырвать все растения и замостить двор, но Далма попросила его ничего не трогать. Ему нравилось, когда она просит, и он уступил. Теперь она подвела его к филигранной балюстраде.
— Вот. Как тебе?
Стогггул посмотрел вниз. В лунном свете молодая кундалианка с густыми платиновыми волосами стояла на коленях посреди аккуратных рядов похожих на сорняки растений.
От резких запахов регент расчихался.
— Что такое? — Он раздраженно повысил голос. — Эти сорняки не только уродливы, они еще и воняют так, что до дна Н'Луууры дойдет!
Молодая женщина встала и обернулась — очень высокая, гибкая, с тонкими чертами лица. На мгновение регенту показалось, что его сердца перестали биться. Он ухватился за балюстраду, да так, что костяшки пальцев побелели. Веннн Стогггул никогда не был восприимчив к очарованию кундалианских женщин: откровенно говоря, он находил их внешность просто отвратительной. Но встретив серьезный взгляд больших, очень светлых глаз, он почувствовал нечто небывалое; неведомый прежде огонь воспламенил его плоть.
Ее одеяние словно на миг растаяло. Стогггул представил себе крутые изгибы, тайные долины великолепного тела — и каждое местечко стало источником глубокого любопытства и неудержимо манило. Даже с такого расстояния он чувствовал исходящий от нее жар, чувствовал ее необычный аромат. Все запахи в саду стали чудесны, со всех растений капала влага, которую он жаждал слизнуть языком.
— Я знаю, трудно поверить, что “вонючие сорняки” могут быть полезны и в'орннам, и кундалианам.
Она улыбнулась — Стогггула будто коснулись нежные пальчики. Он хотел ответить, но не смог собрать лихорадочно разбегающиеся мысли.
Вероятно, приняв молчание регента за сомнение, кундалианка продолжила:
— Уверяю вас, владыка, я говорю правду. — Она показала черную базальтовую ступку и белый агатовый пестик. — Если владыка позволит, я подкреплю свои слова делом.
Стогггул наконец овладел собой достаточно, чтобы произнести:
— Скажи мне свое имя, женщина.
— Малистра, владыка.
Ему понравилось, что она называет его владыкой. Он кивнул и поманил ее.
— Поднимайся сюда, Малистра, и я сам определю, сколько истины в твоих словах.
Как только Малистра скрылась, Далма сказала:
— Эта та кундалианская колдунья, о которой я тебе говорила. Я велела ей посадить здесь травы, чтобы она могла ухаживать за ними и собирать их для тебя одного.
Регент нахмурился.
— Проклятая ашерова счеттта Джийан использовала колдовство, чтобы попасть под защиту Реккка Хачилара. Несомненно, именно ее колдовство помогло им ускользнуть от свор-командира Рэдддлина и его кхагггунов четыре ночи назад. С тех пор мы не не в состоянии их выследить.
— Понимаешь, на что способно кундалианское колдовство? А теперь у тебя будет собственная колдунья, которая способна бороться с Джийан на равных.
Он заглянул ей в глаза — на лице Далмы появилась улыбка — и позволил себе вздохнуть.
— Возможно, ты права. Она тихонько рассмеялась.
— Ты знаешь, что я права.
— По-твоему, она сумеет найти беглецов?
— Ты сам должен попросить ее об этом, любимый. — Ее руки двигались у него под одеждой. — А теперь скажи, почему ты заставил меня подлизываться к этому вонючему банннтору?
Стогггул с отвращением фыркнул.
— Звезд-адмирал не оправдал мою оценку... его кхагггунов. — Регент покачал головой. — Они не зря были Малой кастой. Возвысившись, Киннний Морка может стать опасным, если не держать его на привязи.
В этот миг на балконе появилась Малистра. Она остановилась в сторонке, молча и уважительно, держа в руках ступку, полную растертых трав, но все равно казалась жрицей какого-то эротического культа. При виде ее разум Стогггула включился (ему даже послышался щелчок), и план — восхитительно злобный план — вступил в следующую фазу. Двух тэйев одним манком, так, кажется, звучит гэргонская поговорка? Обладать Малистрой и с помощью ее колдовства отпереть дверь Хранилища — вот мастерский двойной удар. Он укротит огонь, бушующий внутри, и заставит гэргонов вырвать контроль над саламуууном у Консорциума Ашеров. Наконец. Справедливая месть. Впрочем, сначала Малистра должна показать себя. Надо действовать осторожно. Погибли несколько гэргонов. Кольцо Пяти Драконов уже продемонстрировало, что оно слишком опасно.
— Пока я попробую эту кундалианскую ерунду, ступай к звезд-адмиралу.
— С какой целью?
— Прелюбодеяние.
Далма широко открыла глаза.
— Ты спятил?
— Как краэлский солнопес. — Стогггул был так доволен собой, что решил не наказывать лооорм за непочтительность. Кроме того, ее нежелание расставаться с ним вызвало толчок наслаждения в интимных местах. — Я хочу, чтобы ты показала Морке щелку, о которой он мечтает.
— Щелку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81