Погибнет ли Нумантия в пожаре гражданской войны?
А как насчет Майсира? Что с того, если между нами уже больше ста лет царит мир? Король Байран молод, он лишь на три-четыре года старше нас с вами. Молодость – время алчности, время поисков большего. Что случится, если завтра он решит аннексировать Спорные Земли?
Поэтому-то я и надеюсь, что моя теория правильна, и Совет Десяти все же решил установить более жесткий контроль над Кейтом, хотя моей шее совсем не нравится тот способ, который они выбрали для воплощения своих замыслов.
Но предположим, что я неправ. Допустим, ситуация остается неизменной, и мы не предпринимаем никаких попыток навести порядок в Спорных Землях. Что, если Майсир в самом деле вторгнется в Кейт? Спорные Земли всегда служили буфером между нашими королевствами. Если этому придет конец, то Майсир заявит о своих правах также и на Юрей.
Если они пошлют армии через Сулемское ущелье с намерением оккупировать Юрей, сможем ли мы остановить их? И что более важно – поскольку в наши дни все считают себя не нумантийцами, а каллианцами, даранцами, палмерасцами, симабуанцами – хватит ли у нас силы духа , чтобы выстоять против Байрана?
Итак, легат Дамастес а'Симабу, что вы думаете по этому поводу?
Я тщательно обдумал свой ответ. Тенедос сказал многое, но умолчал об одном: кто, по его мнению, должен править в Нумантии. После недолгих размышлений я пришел к выводу, что ему и не нужно было этого делать.
Наконец мне показалось, что я нашел правильные слова.
– Думаю, я слышал слишком много «если», – медленно ответил я. – Боюсь, меня ждут крупные неприятности, если я начну загадывать так далеко вперед и уподоблюсь человеку, который позволяет кошке съесть свой завтрак, беспокоясь о том, не сожрет ли собака мясо, приготовленное для обеда.
Долгое время Тенедос молча смотрел на меня, а затем неожиданно расхохотался.
– Легат, – выговорил он, – если кто-нибудь осмелится заявить мне, что симабуанцы не хитрые бестии, а дуболомы, способные лишь говорить правду, я высмею этого человека и выгоню его вон. Это был лучший уход от ответа на вопрос, который я слышал после общения с Советом Десяти.
Вы делаете успехи, Дамастес, очень большие успехи. Поэтому давайте думать о завтраке, то есть о мятежной маленькой провинции под названием Кейт. Подумаем о том, как удержать ее жителей от междоусобной резни и убийства нумантийцев, сохранив при этом собственные головы на плечах.
На следующий день мы въехали в Сайану, столицу Спорных Земель.

Глава 4
Тигр в ночи

С трудом верится, что прошло пятнадцать лет, когда я оглядываюсь на молодого легата, скачущего рядом с дипломатом и волшебником, чью жизнь он недавно спас, всматривающегося в зловещие башни и шпили Сайаны, вырастающие впереди, и чувствующего вкус приключений в мягком дуновении пустынного ветерка.
Кем я был? Откуда я пришел?
Несмотря на повороты фортуны, я считаю себя наименее значительным из людей. В отличие от других, я никогда не думал о себе как об избраннике богов, отмеченном особой печатью.
Я весьма высокого роста, это правда, выше шести футов. Некоторые утверждают, что черты моего лица не лишены приятности, однако я не стремился выяснить, так ли это на самом деле. Смотрясь в зеркало, я не нахожу в себе ничего особенного.
У меня светлые волосы, и я отпускаю их подлиннее, даже сейчас, когда они, увы, начинают редеть на макушке. Я всегда предпочитал ходить чисто выбритым, считая бороду не только местом, где застревает разный мусор, но и большим неудобством в битве. Поскольку в этих мемуарах я собираюсь быть откровенным в меру моих возможностей, то должен добавить, что нежелание отпускать бороду отчасти вызвано моим тщеславием: волосы у меня лице растут как колючий кустарник, узлами и спутанными пучками. Когда я ношу бороду, то больше напоминаю не внушительного полководца, а странствующего знахаря или нищенствующего святого, избравшего неверный путь, чтобы наполнить свою чашу для подаяний.
Как явствует из моего имени, я родом из тропической провинции Симабу. Возможно, на свете есть люди, не знающие, какой репутацией пользуются мои соотечественники, или разнообразных анекдотов о нашей лености, ненадежности, тупости и врожденной косности мысли. Одной остроты будет достаточно: симабуанец просидел до рассвета всю свою первую брачную ночь, поскольку Провидец на свадебной церемонии сказал ему, что это будет самая замечательная ночь в его жизни.
Кстати говоря, подобные остроты редко рассказываются в присутствии симабуанцев более одного раза: мы также пользуемся заслуженной репутацией людей вспыльчивых и безжалостных в своем гневе. Я сам провел много часов за чисткой конюшен в наказание за суровую расплату с шутниками среди моих одноклассников в Кавалерийском лицее.
Моя семья крепка воинскими традициями. Предки мои служили либо в нашей провинции, либо (что случалось чаще) в Нумантии, всегда помня о тех днях, когда страна была настоящим королевством, а не собранием отдельных провинций, дурно управляемых и ищущих любую возможность причинить вред своим соседям.
Мы были богаты землей – наше поместье занимало много лиг, покрытых лесистыми холмами. Земля обрабатывалась наемными работниками, издавна преданными моей семье. В Симабу вообще мало рабов, и дело не в том, что мы противники рабства: все люди, не лишенные разума, понимают, что с новым поворотом Колеса раб может родиться господином. Одна жизнь, проведенная в суровых условиях, значит ничтожно мало и может послужить лишь для усовершенствования души и обучения на ошибках прошлого.
Наша вилла напоминала не дом, а скорее старую крепость, построенную много поколений назад основателем рода, употребившим свой меч и армейский пенсион для того, чтобы отвоевать у девственных джунглей территорию для своих владений и защитить их от диких племен, ныне удалившихся в горы, где никто не осмеливается беспокоить их, так как они вооружены не только дикарской хитростью, но и черной магией, благословенной самой Джакини.
Даже имея немного денег в сундуках, моя семья отнюдь не бедствовала, ибо земля в избытке родила все, что может понадобиться для стола. У нас имелось приличное стадо животных, в основном зебр, а также волы и полудикие яки, которые использовались для пахоты и перевозки грузов. К якам могли без опаски приближаться лишь дети и погонщики этих свирепых животных. Дважды в год через наши земли проходил торговый караван, и мы могли покупать все, что было необходимо, – ткани, соль, пряности, сталь и железо – и что мы не могли производить сами.
Я был младшим ребенком, родившимся после трех девочек. Говорят, в детстве я был очень милым и пригожим мальчиком, и потому в нормальной семье скорее всего вырос бы хрупким, капризным и избалованным.
Однако мой отец, Кадал, не допустил этого. В армии он участвовал во многих пограничных стычках, и, несмотря на то, что не имел друзей в высших сферах, которых солдаты называют «священниками», смог дослужиться до капитана, прежде чем потерял ногу и был вынужден подать в отставку. Это произошло в знаменитой битве при Тьеполо; по иронии судьбы, мы сражались не с внешним врагом, но с нашими соотечественниками-нумантийцами из провинции Каллио.
Он настоял на том, чтобы я получил армейское воспитание. Это означало жизнь на свежем воздухе в любую погоду – от иссушающего зноя Периода Жары до неистовых тайфунов и гроз Периода Дождей. В возрасте пяти лет меня переселили в одну из надворных построек поместья, небольшой домик со спальней и рабочим кабинетом. Это было мое святилище, и никому не разрешалось входить туда без моего разрешения. Отныне я должен был обходиться без слуг, и ожидалось, что я смогу превратить оплетенную лианами грязную лачугу, которая, судя по всему, когда-то служила стойлом для коров, в жилище, достойное солдата и будущего офицера.
Я начал было протестовать, но взглянув в глаза моего отца, пронзительно-ясные над рано поседевшей бородой, закрывавшей б о льшую часть его лица, понял, что это бесполезно. С плачем и стонами я приступил к работе, вычищая и отмывая свой будущий дом. Затем, воспользовавшись несколькими медяками, полученными опять-таки от отца, я «сторговал» себе мебель: койку, маленький шкаф и открытый гардероб. Я также получил старинный стол – понадобилось два человека, чтобы занести его в мой кабинет.
Расслабляться мне не разрешалось. Поначалу отец ежедневно инспектировал мое жилище, и от результатов осмотра зависело, какой работой мне разрешат заняться в этот день.
Я понимаю, что в моем описании отец выглядит чуть ли не тираном, но это было не так. Не помню ни одного случая, когда он поднял бы руку на меня, моих сестер или на мою мать Серао.
Он объяснял свои действия: «Ты мой сын, единственный сын, и ты должен учиться мужеству. Я предчувствую, что тебе предстоят нелегкие испытания. Чтобы справиться с ними, ты должен иметь внутреннюю силу. Даже маленький волчонок должен научиться кусаться, прежде чем стая примет его и допустит к охоте».
До тех пор, пока я не узнал на собственном опыте, что такое настоящая любовь, я и представить не мог, насколько близки были мои родители. Мать была дочерью провинциального Провидца, человека со странной репутацией, применявшего лишь честные заклятья и отказывавшимся совершать магические действия, способные причинить вред кому-либо, пусть даже отъявленному злодею. Мой отец мог бы жениться с большей выгодой – в нашей провинции солдатское ремесло ценится высоко, и многие землевладельцы сочли бы за честь отдать свою дочь за потомственного военного, особенно за соотечественника, не обделенного деньгами. Но отец говорил, что когда он впервые увидел Серао, помогавшую своему отцу благословлять посевы в Период Орошения, то понял, что в его жизни не будет другой женщины.
Мать была тихой и кроткой с виду женщиной. После свадьбы она заключила с Кадалом договор: он отвечает за все, что творится вне дома, а она – за домашнее хозяйство. Условия сделки строго соблюдались, хотя я припоминаю случаи, когда особенно неумелый повар или пьяный конюх вызывал приступ раздражения у той или другой стороны, и им приходилось усилием воли сдерживать резкие слова.
Я очень любил их обоих и надеюсь, что поворот Колеса вознес их к тем высотам, которых они заслуживают.
Что касается моих сестер, тут можно сказать немногое. Мы постоянно соперничали друг с другом и любили друг друга. Со временем они вышли замуж, заключив выгодные браки: одна с деревенским старостой, другая с состоятельным землевладельцем, а третья – с солдатом, служившим в милиции нашей провинции. О последнем я слышал, что он дослужился до колер-сержанта и теперь управляет семейными поместьями. Боги благословили их всех обильным потомством. Более я не стану рассказывать о них, ибо их жизнь сложилась удачно, но к моей истории она не имела уже никакого отношения. Я посылал им золото во времена своего богатства и могущества и смог обеспечить их безопасность, когда мы с императором Тенедосом потерпели поражение.
Мне говорили, что большинство мальчишек проходят через такой период, когда им хочется стать то тем, то этим – от волшебника до погонщика слонов, от золотых дел мастера до генерала. Передо мной никогда не вставал вопрос подобного выбора. Я хотел одного: стать солдатом, как о том мечтал мой отец.
В день моего совершеннолетия меня отвели к чародею, которого особенно уважал мой отец, и попросили его бросить кости для гадания о моем будущем. Он трижды бросил кости и сообщил родителям, что моя судьба представляется ему туманной. Он видел, что я стану могучим воином, увижу дальние земли и совершу дела, невообразимые для нашей сонной глуши.
Этого было более чем достаточно для моего отца, как, впрочем, и для меня.
Незадолго до своей смерти моя мать сказала, что чародей заключил свое предсказание тихим предупреждением. Она ясно помнила его слова: «Придет время, когда мальчик будет ездить на тигре, но потом тигр обратится против него и будет терзать его. Я вижу великую боль и печаль, но нить его жизни будет продолжаться. О дальнейшем я не могу судить, ибо туман окутывает мой разум, когда я заглядываю за черту».
Это обеспокоило мою мать, но не отца. «Солдаты служат и умирают», – сказал он, пожав плечами. – «Если моему сыну выпал этот жребий, пусть будет так. Порядок вещей неизменен, сколько бы мы ни молили Умара-Создателя вернуться в этот мир, обуздать Ирису и Сайонджи и обратить свое внимание на наши беды».
Уже в детстве я знал, на какие искусства мне следует обратить особое внимание, а какие будут для меня бессмысленны. Я учился драться и вызывал ребят из деревни, старше и сильнее меня, потому что именно так создается репутация. Я всегда первым поднимался на самую вершину дерева, прыгал в бассейн с самого высокого помоста или ближе всех пробегал перед яком, грозно фыркающим в своем стойле.
Я внимательно слушал и смотрел, когда охотники учили меня стрельбе из лука, когда отец давал мне уроки владения мечом, когда конюхи наставляли меня, как нужно ездить на лошади и ухаживать за ней.
Одну из наиболее важных вещей я узнал от отца, хотя он никогда не говорил об этом прямо: наилучшее оружие для солдата всегда самое простое и общепринятое. Он учил меня избегать таких эффектных орудий, как «утренняя звезда» Средневековое оружие – шипастые ядра, прикрепленные цепью к булаве.

или боевая секира, предпочитая им простой меч с рукоятью из самого твердого дерева без украшений, выложенной мягким металлом, способным задержать вражеский клинок на жизненно важное мгновение; с захватом из грубой кожи, предпочтительно акульей, и полукруглой головкой. Лезвие прямое, заточенное с обоих концов. Меч должен быть выкован из лучшей стали, которую только можно найти, даже если ради этого придется залезть в долги в полковой кассе. Само лезвие надо закаливать без глупостей, вроде опускания в свежую кровь, – это бесполезно и лишь ослабляет крепость стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78