– Добрый вечер! – судя по голосу, Давид Яковлевич был доволен. – Закончил! Подъезжайте со Славой.
– Сей момент. – Я поднес трубку ко рту, как рацию, и нажал отбой.
Полистал записную книжку. Нашел корефанов номер. Нажал кнопку вызова.
Глядя, как растет черная линия под надписью «Выполняется соединение», нетрудно было вообразить незримую ниточку, пронизывающую мировой эфир. Щупалец назойливости растянулся на десятки кварталов и уперся в телефон Славы. Тот быстро отреагировал.
– Здорово, Ильюха! – донесся из динамика голос друга.
Воистину, демоническое изобретение эти эфирные аппараты. Один только телевизор немало, должно быть, принес почестей своему создателю в аду.
– Ильюха?
– Да, слышу тебя, – опомнился я. – Нас Гольдберг в гости приглашает. Заезжай за мной.
На даче Давида Яковлевича было оживленно. Помимо Донны Марковны, готовившей обеденный стол, в кресле у камина развалился Вадик, немного хмурый, но вполне здоровый с виду.
– Ого, какие люди! – даже Слава обрадовался.
Вадик легко поднялся из кресла. Двигался он слегка скованно, оберегая плечо, но не более того.
– Как ты в целом?
– Как сука последняя, – усмехнулся Гольдберг-младший, покосившись на братца, вероятно продолжая тему, известную только им двоим.
– В смысле, заживает как на собаке? – Надо было разрядить обстановку.
– В смысле, все мои бабочки сдохли.
– Не все, не надо, Вадик! – незамедлительно откликнулась Донна Марковна. – И не сдохли, а заснули.
– И не проснулись. Остались самые неприхотливые виды. – Вадик послал убийственный взгляд в сторону временной попечительницы и язвительно добавил: – Главным образом, самые невзрачные.
– Ну вот он какой! – всплеснула руками Донна Марковна. – Сам уехал на сафари, а я нянчись с его червяками.
– Гусеницами, – ледяным тоном поправил Вадик.
– Ну гусеницами. – Донна Марковна посмотрела на меня, словно ища поддержки: – Каждой не угодишь. Они у тебя такие капризные!
– Они не капризные. – Энтомолог, закаленный в огне кладоискательства, железной стеной встал на защиту своих любимцев. – Они хотели жить в естественных для них условиях. Они всего лишь хотели жить как привыкли, а ты устроила у меня дома концлагерь. Устроила настоящий Холокост!
– Кто бы говорил о Холокосте! Да вы только посмотрите на него! Я старалась, а он – «концлагерь, Холокост»!
– Вадик, бабочки – дело прошлое, – встрял Давид Яковлевич. – Тебе давно было пора включаться в семейный бизнес, так включайся.
Вадик только обреченно махнул рукой. Донна Марковна заулыбалась. Спор был немедленно забыт. Очевидно, Вадик уже не раз проигрывал на этом поле.
– Господа, пока мы не сели за стол, приглашаю взглянуть на результат нашей работы, – Гольдберг величественно проплыл к дальней двери, ведущей в тамбур между гаражом и жилой половиной.
Когда мы столпились перед темным проемом, Давид Яковлевич шагнул внутрь, щелкнул выключателем и быстро отошел, чтобы не заслонять сюрприз.
Сияющий золотой диск до половины зарылся в пол. Словно не до конца откопанное египтологами солнце с фасада дворца фараона. Или маленький космический корабль инопланетян, в незапамятные времена врезавшийся в поверхность Земли. Почему-то именно такие ассоциации вдруг возникли. Сочетание невероятной роскоши и чего-то потустороннего. Небесного. Неземного.
– Божественно! – вырвалось у меня.
– Ух, бля! – выдохнул Слава.
Давид Яковлевич подсветил Золотые Врата парой ярких переносных ламп, заэкранированных сзади фольгой. В отраженном от Врат свете окружающие предметы утрачивали всю свою низменную сущность и становились прекрасными, словно волшебными, будто на них ложились частички благодати.
– А что, впечатляет, – подчеркнуто скучный голос Вадика прозвучал особенно скептически. Должно быть, видел сегодня не в первый раз, вот и выпендривался, беря реванш за поруганных бабочек.
– Еще бы не впечатляло, – снисходительно ответствовал непутевому двоюродному братцу Гольдберг-старший. – Двести девяносто семь с половиной килограммов чистого золота. Чистого золота!
– Вообще-то, не такого уж и чистого, – заметил я. – Шлихтовое золото, из которого туземцы отлили Врата, должно включать массу примесей.
– Ну и где вы их видите?
– Кого?
– Примеси.
– В каком смысле?
– Вы когда-нибудь видели самородное золото? – Давид Яковлевич с любопытством посмотрел на меня. За стеклами очков его глаза напоминали крупные черные смородинки.
– Не доводилось, – смутился я под его пристальным взглядом.
– Давай, Яковлевич, не томи, в чем секрет? – Слава взял ситуацию под уздцы. – Че там с самородным золотом?
– Оно совсем не похоже на ювелирное, – растолковал Гольдберг. – Самородное золото не желтого цвета. В зависимости от соотношения примесей, оно может быть и красным, и зеленоватым, и вообще оно не блестит, а наши Врата видите как блестят! Они чисто золотые.
– Насколько чисто? – осведомился я.
– Настолько, насколько может быть чистым золото и даже больше. – Давид Яковлевич пожевал губами. – Я отдавал пробу на анализ. Знаете, что такое спектрографический анализ? – Вопрос был обращен главным образом к Славе. – Сжигают образец на электрической дуге, свет разлагают на спектральные составляющие, и специальный прибор их анализирует, сплошная электроника, я в подробности не вдаюсь. Результат оказался неожиданным. В спектрограмме была одна жирная яркая линия, в графике только один пик. Такого чистого образца эксперт еще не видел. Это даже не четыре девятки, это абсолютный аурум.
– Разве такое золото бывает?
– Не бывает, Илья Игоревич. В сущности, это даже не ювелирное золото, это элемент Таблицы Менделеева в совершенном виде. Его невозможно выделить даже плавкой в условиях невесомости. Теоретически, как мне сказал эксперт, такое золото можно получить методом бомбардировки атомов свинца, но это, сами понимаете, доступно только в лаборатории ядерной физики и в микроскопических размерах, а не триста килограммов и в тайге!
– Как такое могло получиться? – поинтересовался Слава.
– Не знаю, – развел руками Давид Яковлевич. – Логично было бы спросить у того, кто нашел. У вас то есть.
– Ладно, Яковлевич, ты стрелки не переводи!
– Я не перевожу, Слава. Я говорю, что не знаю, откуда взялось золото. Но его не малые народности из самородков выплавили.
– А ты, Давид, что думаешь? – скрипучим голосом спросил Вадик.
– Я ничего не думаю, я просто теряюсь в догадках.
– Вообще-то, господа, – прервал я начавший подгнивать спор компаньонов, – надо задумываться не о том, откуда взялось золото, а откуда взялся артефакт, который мы называем Вратами, и что он из себя представлял изначально, потому как сейчас мы имеем дело с поврежденными его частями. Отсюда хорошо видно, что по форме это мог быть диск, но каково его назначение и откуда он взялся – вот кардинальный вопрос.
– Диск? – Вадик кинул взгляд на удачно подсвеченные створки, составленные вплотную, так что не видно было щели. – Согласен, похоже на разрезанный диск. И зачем, как ты, Илья, думаешь, его сделали?
– Это был солярный символ! – осенило меня. – Золотой диск обозначал солнце, источник света, тепла и жизни. Ему могло поклоняться какое-нибудь племя палеоазиатов, истребленное в результате междоусобных войн. Я где-то слышал, что у оседлых аборигенов были полноценные земляные крепости, а у кочевников-чаучей что-то типа драгун: передвигались верхом на оленях, спешивались и шли в бой. Предки наших чукчей могли ездить далеко и быстро. Вот и разгромили племя солнцепоклонников. Захваченную святыню разрезали, чтобы вывезти, а заодно осквернить и уничтожить вражеский культовый предмет.
– Звучит убедительно, – подумав, сказал Давид Яковлевич.
– Сказка! – Вадик был непреклонен.
– Надо будет уточнить, встречаются ли отголоски культа солнцепоклонников в культуре народов крайнего Севера, – Гольдберг-старший поспешил смягчить реакцию младшего братца. – К сожалению, я не припомню что-либо подобное в наше время. Там все больше шаманизм и примитивный анимализм – духи животных и прочая первобытная чепуха.
– Вот не надо про первобытную чепуху! – взорвался Вадик. – Ты там был? Ты ничего не видел! Ты не знаешь, какие они страшные на самом деле! Какие они… настоящие!
– Харги, мертвецы… Вадик, такое невозможно, – мягко сказал Давид Яковлевич. – Вам привиделось. Извините, господа, но я готов поверить в коллективную галлюцинацию, но…
– Да что ты… – Вадик заткнулся и только рукой махнул.
– А мне плевать, – сказал я. – Чем бы ни были все эти харги, и мертвецы вдобавок, плевать! Золото зримо и осязаемо. Вот оно. Можно подойти и потрогать. Давайте не будем спорить по пустякам и сосредоточимся на главном.
– Откуда тундрюки взяли чистое золото? – подал голос корефан. – Вот ты, Ильюха, сказал, что они поклонялись символу Солнца. Откуда у них диск из чистого золота?
– С неба, – язвительно буркнул Вадик.
– С неба… – задумчиво повторил Давид Яковлевич.
– Ладно, кладоискатели, хорош буровить. – Слава обеими руками хлопнул по спине Гольдбергов. – Яковлевич, гаси свет, пошли в дом.
– Правда, господа, – спохватился Гольдберг-старший, – пора за стол! Донна все приготовила, наверное.
– Ну, где вы, мужчины? – встретила нас Донна Марковна и рассадила за столом. – Все в Индиану Джонса и ковчег Завета играетесь?
С божественным происхождением артефакта она угадала в точку!
Разумеется, жена Гольдберга крутилась в теме и видела Золотые Врата. В ее присутствии можно было свободно разговаривать о деле.
– Мы хорошо поработали, – Давид Яковлевич величественно выпятил живот, держа перед собой рюмку водки. – Сокровище найдено, доставлено и приведено в надлежащий вид. Подготовительную часть прошу считать завершенной. Предлагаю поднять бокалы за работников переднего края и за работников, так сказать, тыла.
– За всех нас! – добавил я, и мы выпили.
Началась легкая застольная суета, а с нею праздные разговоры.
– Понятно, что на аукцион мы товар не выставим, но хотелось бы знать примерный порядок цен. – Я принял на тарелку заботливо отрезанный Донной Марковной самый жирный кусок утки и присовокупил рассыпчатое печеное яблоко.
– Примерно два с половиной ляма, – сказал Давид Яковлевич. – Конечно, мы поторгуемся, затраты на экспедицию тоже надо учесть, но рассчитывать можно на два с половиной миллиона долларов чистой прибыли. Золото девятьсот девяносто девятой пробы сейчас котируется по восемь долларов восемьдесят центов за грамм. Но это банковские расценки, а у нас предмет, представляющий историческую и культурную ценность. Это хорошо, так как повышает стоимость, но тот факт, что Врата золотые, существенно осложняет ситуацию. За вывоз такого количества драгметалла светит третья часть по статье о незаконных валютных операциях. Вот если бы мы торговали на территории США или Японии, вот тогда был бы рай. Коллекционеры в очередь бы к нам стояли. А если везти надо через границу, тогда тяжело. Янки и япошки – трусливые, мало кто возьмется, а те, кто возьмется, тоже акулы. Это не коллекционеры будут, а перекупщики.
– Антикварные барыги, – вставил Слава, набивая рот салатом.
– Именно! – с удовлетворением заклеймил Гольдберг своих заокеанских коллег. – У них много не выжмешь. Лям, максимум полтора. Хотя интерес, конечно, к нам будет.
– Почему бы нам самим не переправить Врата через границу? – спросил я. – Если Петербург – это окно, через которое Россия барыжит герыч в Европу, то можно и золото перетащить контрабандой.
– Таких каналов у меня, к сожалению, нет, – признался Давид Яковлевич. – Продавать придется здесь, на условиях самовывоза. Впрочем, если подождем, поторгуемся, то тогда возьмем дороже, но вот боюсь, как бы нас не накрыли.
– Вы имеете в виду ментов? – в лоб спросил я.
– И ментов, но больше меня беспокоит контора. С иностранцами в любой развитой стране опасно дело иметь. Спецслужбы пасут… У нас в России всех толковых антикваров фээсбэшники давно знают, и когда перекупщики приедут к нам, чекисты могут приставить наружку, просто так, чтобы посмотреть, с кем те будут встречаться. В лучшем случае нас сольют в прокуратуру. В худшем – займутся сами. Мы весьма нехило попадаем под второе.
– Ну ты уже чепуху говоришь, – укоризненно заметила Донна Марковна.
– Нет, ластонька моя, – вздохнул Давид Яковлевич, – это жизнь. А почему вы, Илья Игоревич, спросили?
– Вы знаете Ласточкина? Кирилла Владимировича? Управленческий следак УБЭПа?
– Знаю ли я Ласточкина? А кто его не знает? Ну, конечно, знаю, а что?
– Про спортивно-патриотический клуб «Трискелион» вам слышать доводилось?
– Патриотический? Это нацисты какие-то?
– Что-то вроде того.
– Так, мельком. Мало ли у нас в России нацистов. А что произошло?
– Господину полковнику никто не кнокает, из-за этого он жутко переживает и суетится… – и я вкратце рассказал трискелионовскую эпопею, начиная с первого наезда, лишь опустив эпизод с гранатой.
– Ах, ну-ну, – только и сказал Давид Яковлевич. – Ну, Илья Игоревич, это сущая ерунда. Эпоха старых обэхаэсников ласточкиных давно миновала. Потому он и пошел на сделку с нацистами, что найти себя в новой системе не сумел. Пока он был чистым следователем, за ним была сила, а теперь за ним стоит только… как это вы выразились? – спортивный клуб.
– Позавчера на меня эти спортсмены наехать пытались. Третьего дня Ласточкин позвонил, потом бандосы подъехали.
– Ну и как вы с ними разошлись?
– Сначала хотел их резать, потом зарамсил проблему. На пацанов не нужен нож, их на базаре разведешь и делай с ними, что хошь.
– И все? – Гольдберг приподнял брови.
– Не все. Счет мне выставили на десять тысяч долларов и неделю сроку дали.
– Вот так, значит, – обронил внимательно прислушивающийся к разговору Слава и угрюмо замолк.
– Не принимайте всерьез, Илья Игоревич, – заключил Гольдберг, поразмыслив. – Националистические формирования – это даже не бандиты. Они просто молодые люди с улицы. Не принимайте всерьез. Скажите лучше тост!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44