Лицо его было повернуто в профиль. Тонкая струйка ало-черной крови запятнала кружевной воротник. Я попытался нащупать биение его сердца. Золотое кольцо на его пальце сильно поцарапалось о камень, который принес щеголю смерть. Когда происходят ужасные события, мы часто обращаем внимание на мельчайшие подробности.
Поднимаясь на ноги, я задел рукой синий шелковый камзол и был потрясен замечательным качеством ткани. Я попытался заставить свои мысли следовать одной определенной линии. Ум мой твердил: «Что дальше! Решай, что делать дальше!»
– Мадам! – окликнул я. – Кто он? Как вы думаете, он был один?
Луи уже поднялся на ноги и стоял, растерянный и заплаканный.
– Кто он? – снова крикнул я ей. Все во мне рвалось кричать громче и громче.
Она колебалась, потом ответила в отчаянии:
– Я не могу сказать… Я… я не знаю. Но с ним часто бывают сопровождающие.
– Сопровождающие? Они едут следом?
Теперь я понял, что она, должно быть, опасалась враждебного преследования, отсюда и ее волнение, и странное поведение, и стремление поскорее двинуться дальше, где-то укрыться. И я спросил в третий раз: «Мадам, кто он такой?» Должно быть, я чувствовал, что его имя окажется весьма значительным. Она уловила твердую решимость в моем голосе и уступила:
– Я была причиной великой распри между его родом и моим. Он надеялся стать моим мужем. Теперь, когда он мертв, нет нужды скрывать его имя. Это герцог Бервикский.
Имя это было мне знакомо: фавориты короля, собиратели милиционной армии, герои битв за рубежами страны… Я стал причиной смерти известного человека. Опасность. Смятение. Я не знал, ехать ли нам назад, туда, откуда мы выехали, или продолжать путь к моему дому.
Дело решил мальчик, Луи. Как-то странно наклонив голову набок, он вдруг сказал:
– Другие уже недалеко.
Я взглянул на его мать, как бы спрашивая – откуда он знает?
Она погладила его по голове и тихо сказала:
– Вы можете ему верить. Луи часто знает, что должно случиться.

3. Снова в осаде

Мы поспешили прочь от этого рокового места. Мысли мои тоже неслись во всю прыть. Поначалу, в смятении, я подумал, мы должны вернуться в гостиницу «Король Георг»: у меня не было никакого желания нарушать покой моей матушки. Потом я изменил решение. Ведь насилие было совершено не мною. Этот человек сам навлек на себя беду. У меня есть свидетели. В любом случае тот, кто его найдет, решит, что он упал с лошади. Впрочем, нет, рассуждал я, он успел вытащить шпагу, она лежит на земле рядом с его телом. Это укажет на то, что был бой… и конь его исчез. Однако, если он надеялся жениться на этой даме, почему он захотел напасть на нее и на ее сына?
Далее я подумал о безопасности – для себя, для всех нас. Это заставило меня остановиться на моей собственной гостинице. Я не мог бы спрятать Грейс Ричардсон и ее сына от отряда солдат, но я мог создать там какое-то укрытие или послать за помощью.
Кое-как мы добрались до «Адмирала Бенбоу». Луи быстро пришел в себя, а его мать не стала снова садиться в седло; я вел позвякивавшую стременами лошадь в поводу, а Луи держался за мою руку, не отпуская. Красота его матери, казалось, еще возросла, золотисто-бледный цвет лица, окрашенного румянцем волнения, стал еще лучше (если такое возможно!). И хотя мы очутились в весьма тяжких обстоятельствах, лицо этой женщины зачаровывало меня сильнее, чем прежде.
У дверей нас встретил мой работник, Том Тейлор. Когда умер его отец, матушка наняла на работу Тома. С тех пор я успел взять к нам на работу и его жену, а потом и сына, юношу лет семнадцати. Том увидел наши ссадины и расстроенное выражение лиц.
– Нас, возможно, преследуют, Том, – сказал я ему. – Боюсь, мы наткнулись на какую-то разнузданную банду.
Том отличался живой сообразительностью, хотя обычную работу выполнял со скоростью улитки. Он тотчас же отправил своего сына, Джошуа, за доктором Ливси. Потом он запер все двери на засовы, закрыл на окнах ставни и тоже запер их на засовы; трактир был пуст – едва пробило четыре часа, все пребывало в покое. Но мое сжимающееся сердце подсказывало мне, что страх и опасность снова явились в гостиницу «Адмирал Бенбоу».
У меня все еще хранились двуствольные пистолеты, которые Долговязый Джон Сильвер дал мне в тот день, когда пираты набросились друг на друга. У Тома Тейлора было собственное охотничье ружье. Жена Тома, Клара, взяла на себя заботу о Грейс Ричардсон и Луи. Когда они отправлялись наверх, я настоятельно просил их сидеть тихо, а Кларе велел сказать матушке, что вскоре объясню ей все как следует.
Однако, когда любопытство матушки возбуждено, никакая сила в мире не может ее остановить. Спустя всего лишь несколько минут я услышал на лестнице ее шаги. Мы с Томом сидели, положив заряженное оружие на стол перед собой.
– Что тут у нас происходит? – спросила матушка, неожиданно обнаружив, что в зале трактира темно. – Неужели опять осада?
Снова в памяти моей зазвучало постукивание страшной палки слепого Пью по мерзлой дороге. Снова вспомнилась та давняя ночь, когда мы с матушкой рылись в матросском сундучке умершего капитана, а мерзкая банда Пью взломала двери и ворвалась в гостиницу буквально пару минут спустя после того, как мы бежали оттуда.
– Матушка, – начал я чуть резковато, так как в тот момент не желал выслушивать ее упреки, – я тут вовсе ни при чем. И мы уже послали за помощью.
Она не обратила на мои слова никакого внимания.
– У нас есть еще два ружья, – произнесла она. – В бельевом шкафу, на верхней площадке. Сейчас принесу.
Я попытался возразить ей. Том Тейлор покачал головой: не надо. Матушка возвратилась, пододвинула стул к столу, села и принялась осматривать принесенные ею ружья.
– Матушка, – сказал я в некотором раздражении, – мне было бы легче, если бы вы…
– Не сомневаюсь, что тебе было бы легче, – прервала она меня. – Но если станет трудно, кто будет вам ружья перезаряжать?
Когда-то я считал матушку существом хрупким. В ту ночь, когда пираты крушили наш трактир, она, казалось, вот-вот потеряет сознание. Однако с той поры, как я вернулся с Острова Сокровищ, я почувствовал, что она словно обрела новые жизненные силы. Другие это тоже заметили.
Доктор Ливси говорил мне: «Многие женщины расцветают в период вдовства, Джим. Твоя матушка питала слишком большое уважение к мужу, чтобы позволить другим заметить, что она сильнее его. Мне часто приходилось видеть такое. Эти качества свойственны замечательным женщинам».
Эта «замечательная женщина», на губах которой, как я заметил, даже в столь мрачных обстоятельствах играла легкая улыбка, сказала, обратившись ко мне:
– Я с большим нетерпением ожидаю услышать все, что тебе известно о даме, которую ты к нам привез. Откуда, – тут ее тон стал холоднее, – она о тебе узнала?
Я покраснел. Как я догадывался, все могло объясняться моими хвастливыми рассказами об Острове Сокровищ; слухи о них достигли ушей Грейс Ричардсон: так мой болтливый язык навлек на нас беду.
Наш кот, по имени Кристмас, оглаживал хвостом мои ноги, словно красил. Вдруг он отошел от меня, замер и зашипел. По дороге застучали копыта. Времени прошло слишком мало, чтобы подоспела помощь. Значит, это преследователи.
Том Тейлор поднял руку и принялся считать, разгибая пальцы. Один. Два. Три. Кристмас прыжками бросился к лестнице и замер там в ожидании, выгнув спину.
– Трое, – прошептал Том. И снова прислушался. – Нет, четверо, – решил он.
Копыта умолкли, фыркнула лошадь, звякнуло железо. Мы сидели молча. Деревянная рукоять пистолета увлажнилась – ладонь у меня взмокла. В небе прокричала чайка. Снаружи послышался какой-то разговор, но говорили негромко, слов было не разобрать. Звук копыт одной из лошадей послышался совсем близко. Раздался мощный стук в дверь, очень высоко – на уровне сидящего в седле всадника. Мы не отвечали.
– Эй вы там, в доме! – раздался голос. По выговору – человек не из наших мест. Дыхание его было хриплым.
Тишина.
Один из преследователей выругался. У меня задрожали руки. О эти бесчисленные ночи, когда я просыпался в ужасе, порожденном Островом Сокровищ! Неужели эти страхи так ослабили меня? Я зажмурился и снова открыл глаза. В животе у меня горело.
– Эй вы там, в доме! – снова крикнул всадник. – Слышите?! Выходи наружу, кто-нибудь! Выходи!
За этим снова последовал мощный удар в верхнюю часть двери и ругань.
– До чего же они гнусные! – прошептал Том Тейлор.
Тут мне на ум пришла мысль – мысль, которой я страшился. Она заставила меня спросить себя: да зачем я все это делаю? Зачем допустил, чтобы это случилось со мною? Со всеми нами? Ответ был очевиден. Но я понимал, что если облеку этот ответ в слова, пусть и про себя, я могу начать винить в случившемся ту, кто навлекла все это на нас. Я не мог ни укрыться от этой правды, ни отрицать ее. Новые беды обрушились на нас из-за женщины, которая всего несколько часов назад возмутила приятный ход моей жизни.
Опять прозвучали копыта, отдаляясь от двери и направляясь к боковой стене гостиницы. Вывеска слегка поскрипывала на ветру. Снова воцарилась тишина.
Затем, словно от неожиданно налетевшей бури, ужасающий грохот потряс деревянные ставни окна прямо рядом с моей головой. От испуга я чуть было не разрядил пистолет.
– А ну, выходи, ты…! -и еще целый поток ругательств.
Между преследователями опять начался какой-то разговор. И опять я не смог уловить ни слова. Затем послышались новые ругательства, еще и еще.
– Как они стараются очаровать нас! – прошептала моя матушка.
– Кто там есть, в доме? – услышали мы другой голос, такой же грубый. Но все же речь у этих людей была довольно правильная. Каким бы ни было их положение в обществе, как бы они ни привыкли вести себя в повседневной жизни, они явно росли среди людей воспитанных.
И снова наступила странная, мрачная тишина. Я взглянул на своих товарищей по оружию. Том был невозмутим как мраморная статуя; мушкет удобно лежал на его сильной руке, правая ладонь – у спускового крючка. Матушка казалась воплощением бдительного спокойствия; она внимательно прислушивалась к любому движению за окном. Вдруг она прошипела:
– На пол, на пол!
Раздался залп из трех мушкетов, пули ударили в ближайшую к нам ставню. Мы бросились на пол, с грохотом повалив стулья, на которых сидели.
Пулям не удалось пробить ставню, но они расщепили ее толстое старое дерево; едкий запах пороха медленно расплылся по залу, заставив наши глаза слезиться. Мы лежали под столами. Что-то звякнуло – они перезаряжали мушкеты. Я приподнял голову. Том указал рукой: они целились в одно определенное место. Казалось очевидным, что они намереваются пробить дыру в ставне, чтобы разглядеть, что или кто находится внутри.
Следующий залп ударил по тому же месту в ставне; одна мушкетная пуля пробила стекло и скатилась на пол под окном. Губы у меня горели, все во рту пересохло. Я смотрел на расщепленную высоко наверху ставню и на маленькую круглую дырочку в стекле. Они стреляли с седел, с расстояния не более чем в ярд. Следующий залп мог пробить отверстие достаточно большое, чтобы они могли заглянуть в дом. Теперь и мои волосы были влажны от пота.
Мы с Томом поднялись на колени лицом к осажденному окну, а матушка подползла к нам и заняла позицию слева от меня, в стороне от линии огня. Эта часть трактирного зала по-прежнему выглядела чистой и опрятной, как новенькая монета. Невозможно было поверить в ситуацию, при которой эта мирная комната оказалась в осаде, под порохом и пулями.
Однако теперь мое представление об их тактике подтвердилось. В том месте, где мушкетные пули расщепили ставню, раздался треск, словно целый полк вооруженных шпагами людей принялся рубить, резать и крошить дерево. Они били по ставне эфесами, резали клинками, выкрикивая ругательства, и атаковали ставню снова и снова. Шум стоял такой, словно за окном собралась толпа. Не в силах растворить ставни, они вонзали свои шпаги глубоко в дерево. Ругаясь и тяжело дыша, вытаскивали клинки и вонзали их снова. Теперь мы все опять лежали лицами в пол, и я почувствовал, что вот-вот выпущу на пол скопившиеся у меня внутри воды.
Тут я услышал, как к окну подъехала еще одна лошадь. И вдруг страшный грохот, будто наступает конец света, потряс наши ставни – на них обрушился такой град ударов, что задрожала земля. Затем наступила тишина. И чей-то злобный вопль:
– Я сам это сделаю, черт меня побери! Я сделаю!
Этот отвратительный голос словно застрял у меня в мозгу. Где я его слышал? Да еще совсем недавно?
Горбун с молотками! Его зловещая фигура на лошади! Слово «зловещий», если убрать два последних слога, превратится в слово «зло». Меня охватила паника, мысли в голове метались. Видимо, они его наняли, чтобы он ездил с ними и они могли бы использовать его силу и обличье в своих интересах.
Чей-то голос попытался его остановить, но горбун – а это был именно он – выругался и набросился со своими молотками на наши старые ставни. Его атаки повторялись снова и снова. Ему удалось прогнуть внутрь несколько досок настолько, что они ударили в окно и некоторые стекла разбились. Шум стал непереносимым. Вопли горбуна перекрывали этот шум. Но старое дерево не поддавалось – гостиницу строил мой дед.
Горбун утих. Я услышал, как он проворчал что-то: по голосу судя, он был готов на убийство. Снова на нас медленно опустилась устрашающая мрачная тишина. Что теперь? Наша решимость защищаться не могла избавить нас от страха.
Тянулись долгие минуты, минуты, полные опасений. Том Тейлор принюхивался к запахам: он выглядел озабоченным. Приложив ладонь к уху, он прислушивался. Я, ничего не понимая, раздраженно потряс головой.
– Они, видно, вроде бомбы чего-то делают, – прошептал он.
Снаружи весь мир замер в молчании, птиц распугали выстрелы. Снова фыркнула лошадь, другая звякнула удилами, и пару раз кто-то из преследователей буркнул что-то, вроде бы прося что-то ему подать.
В таком критическом положении что может быть хуже – шум или тишина? Мне представляется, что тишина: затишье способно усилить страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42