Каковы бы ни были вкусы хозяина, дом выглядел хорошо ухоженным и опрятным.
– Садитесь, садитесь! – Он засмеялся. – Нам за много разных вещей надо выпить, Джим. А ром-то я, как и раньше, люблю!
Казалось, Сильвер страшно рад меня видеть, и я подумал: да, возможно, он и вправду, как ни странно, ожидал увидеть меня снова. Пока мы сидели, я пристально рассматривал его. Он обладал не только богатством (по-видимому, ему удалось приумножить нечестно добытые деньги), он к тому же обладал отменным здоровьем. Настроение у него было отличное, а манера держаться настолько учтивая и дружелюбная, что мне было трудно думать о нем как об одном из самых коварных преступников на свете.
Именно это сочетание учтивости и преступности в его натуре и явилось главной причиной моего визита к нему. Когда я понял, что бриг доставил меня в тот самый порт, где Сильвер в одну давнюю ночь сбежал с корабля, я счел это предзнаменованием. С этого момента мои мысли выстроились в цепочку, и эта цепочка звенела в моем мозгу, пока я не отполировал каждое ее звенышко. Так родился мой план.
Проще говоря, я собирался победить огонь огнем. Сильвер, сидевший теперь передо мною в парчовом камзоле, Сильвер – с его сверкающими глазами и веселой улыбкой был столь же злонамерен, как Молтби, и так же не страшился убивать. Поэтому я был уверен, что он сможет справиться и с Молтби, и с горбуном по имени Авель Распен.
К этому моменту мой план был отточен до предельной ясности. Доктор Баллантайн задавал мне множество наводящих вопросов по поводу этого плана. Я намеревался предложить Сильверу огромное вознаграждение, если он согласится поехать и исправить положение, из которого я так недавно выбрался.
Я надеялся, что он проглотит наживку. Авантюристическая жилка в нем всегда казалась мне очень сильной. Помимо того я знал, что – в его собственных глазах – он оказался проигравшей стороной в схватке с силами добра в лице доктора Ливси и сквайра Трелони. Вдобавок ко всему этому, каким бы преступником он сам себя ни считал, ему могла быть очень дорога возможность добиться отмены смертного приговора, который грозил ему, вернись он когда-нибудь в Англию.
Миловидная горничная-туземка принесла ром. Сильвер вел себя, как лорд в собственном замке. Мы заговорили о нашем давнем путешествии на Остров Сокровищ. Он расспрашивал обо всех, кто тогда вернулся домой, и вспоминал имена и самих людей так четко и ясно, что я подивился его прекрасной памяти. А может быть, он часто вновь проживал те времена, сидя здесь, в своем великолепном доме на склоне холма.
– А теперь, Джим, я хочу, чтоб ты повидал старого друга.
Он заметил мою тревогу и догадался, что я боюсь встретить пирата – какого-нибудь старого головореза из бристольских доков или кого-то другого из знакомых ему преступников. Но он успокаивающе похлопал меня по плечу и свистнул.
Из затемненных недр дома явился молодой слуга. На его руке сидел мерзкий старый попугай – Капитан Флинт. Он прыгнул на протянутую ему Джоном руку, а затем к нему на плечо и уселся там, злобно глядя на меня бусинками глаз. Миг – и в ответ на «ку-у!» Сильвера попугай разразился своим ужасающим скрипучим криком: «Пиастры! Пиастры!»
– Глянь, Джим, Капитан Флинт тоже разбогател. – Долговязый Джон указал на плоские серебряные кольца, украшавшие лапы птицы, словно гетры.
– По местам стоять! – прокричал попугай. – На другой галс ложиться!
Через некоторое время мы заговорили о деле. После двух глотков прекрасного, хотя и не очень крепкого рома Сильвер наклонился ко мне и похлопал меня по руке.
– Ну, Джим, сынок, тебе ведь что-то от Джона нужно? И это имеет отношение к тем битвам, в которых ты побывал? Я прав?
Я ответил очень просто и ясно:
– Джон, мне нужна твоя помощь.
Это доктор Баллантайн посоветовал мне больше ничего не говорить, но произнести эти простые слова с чувством.
Как можно короче я рассказал Сильверу всю историю: появление Грейс с сыном, гибель Бервика, Молтби, горбун, осада «Адмирала Бенбоу», наш побег, бриг, мои приключения на острове (которые я довольно неопределенно назвал «некоторыми злоключениями») и то, как я попал в этот порт. Он слушал меня, округлив глаза, словно ребенок, а я, как умелый рассказчик, приберег самое главное под конец.
– Ну вот, Джон, все, что ты видишь сейчас, – мое лицо, трость, мои другие раны – все это причинил один человек.
Я всегда думал, что Джон, при всей преступности его натуры, хорошо ко мне относится. Кроме всего прочего, я знал, что он отдает мне должное, считая, что я спас его шкуру. Время – долгие десять лет – не смогло изменить этот мой взгляд. Теперь я намеревался испытать, верен ли он.
– Значит, ты водишь дурную компанию, Джим. – И он взглянул на меня как прежде: этот его взгляд мог либо принести покой, либо вызвать тревогу; чаще всего он приносил и то, и другое.
– Ты знаешь этого человека. Это ты привел его на судно.
Он ждал. Глаза его чуть потемнели. Он не торопил меня и не выглядел озадаченным – в этом сказывалась сила его характера.
– Мне назвать его, Джон? Или ты сам догадаешься?
Он все ждал.
– Ты не помнишь, Джон? Мы оставили его на острове.
Но он хотел, чтобы я назвал имя. Я так и сделал:
– Как имя Джозеф Тейт отзовется в твоей памяти, Джон?
Сильвер выпрямился в кресле. Глядя сейчас на него, я впервые что-то понял о нем и его характере. Говорили, что он в юности был толковым школяром и пользовался доброй репутацией. И хотя он, к сожалению, решил использовать все это во зло, он был человеком по натуре необычайно сильным, и благодаря этой натуре он мог стать, кем пожелает, и делать то, что сочтет нужным.
Он провел рукой по лицу, как человек, проверяющий, не следует ли ему побриться.
– Джозеф. Тейт.
Он произнес имя и фамилию раздельно. И повторил:
– Джозеф. Тейт.
– Он все еще живет на том острове, Джон.
И как это часто бывало раньше, как это уже случалось теперь, Сильвер меня снова удивил:
– Да. Я слышал. Мне как раз пришло в голову, что ты его имя назовешь.
Пораженный, я смотрел на него во все глаза. Остров Сокровищ лежал далеко отсюда, на юге, и все же Джону было известно, что Тейт выжил. Неужели Сильвер пытался снова попасть на остров? Или другие пытались и потерпели неудачу, но принесли домой дурные вести? Или это в нем говорила необычайная проницательность вместе с желанием выглядеть всезнающим? Может быть, у него по всему миру есть шпионы? Я оставил его слова без внимания и задал прямой вопрос:
– Какого ты мнения о Тейте, Джон?
Сильвер слегка надул одну щеку, как бывало, когда он собирался сказать что-то важное.
– Никогда мне этот Тейт не нравился. Никогда я глаз с него не спускал. Помнится, он молчун был, никогда много не говорил, а ты, Джим, сам хорошо знаешь, я не больно полагаюсь на тех, кто только сам себя слушает. Не верю я таким. Вот, возьми, например, наш доктор. Доктор, все знают, вы – человек не больно разговорчивый, только это не то же самое, что я про Тейта хочу сказать.
Он замолчал и снова задумался.
– Джим, вот тебе мой вердикт про Джо Тейта. Я хочу застолбить право повесить его своими руками, это точно. Джон Сильвер сам затянет веревку на его шее. Мне наплевать, если меня сразу после него повесят. Ну, конечно, не наплевать, это так, к слову пришлось. Нет, Джим, Тейт такой человек – хуже не бывает.
Этот взрыв гнева поразил меня своей силой, продолжительностью и резкостью выражений; я уже собирался спросить Джона, не личная ли причина – со времен еще до нашей первой встречи – кроется за этой филиппикой, когда он прервал меня, просияв улыбкой:
– А вот идет и моя леди собственной персоной! Я ее Леди Сильвер прозываю. Ты-то ее помнишь, Джим?
Так что он добился, чего хотел, в конце концов: сделал так, как обещал – укрылся в спокойной гавани вместе со своей «старой черной миссис», как он называл ее тогда, а теперь улыбался ей, глядя на нее любящим взором.
Сильвер был по-прежнему очень находчив. Он знал, как управлять ситуацией. Это положило конец нашей беседе в тот день, что оставляло единственный выбор: либо мы должны приехать еще раз, либо ему самому надо будет явиться к нам. Отвлекшим нас от беседы приходом «Леди» Сильвер, которая принесла фрукты и сласти, старый пират обеспечил себе время обдумать все, что я ему рассказал.
Теперь, когда мы знали, как Сильвер относится к Джозефу Тейту единственным, повисшим в воздухе вопросом было, как он прореагирует на Молтби. Его реакция на этого вельможу имела решающее значение для всего плана. Я чувствовал, что зло, столкнувшись со злом, должно породить пожар, во время которого «добропорядочный» Молтби станет изо всех сил держаться за свое доброе мнение о самом себе.
В ландо, по дороге домой, мы с доктором Баллантайном пытались решить, удалось ли нам заинтересовать Сильвера, и оба пришли к выводу, что мы этого не знаем. Встреча получилась любопытной, и я чувствовал, что мне следовало бы стыдиться, что я был так рад снова встретиться с Долговязым Джоном. Но стыда я не чувствовал; взволнованность, удовлетворенность тем, что мой план обладает способностью порождать вдохновение, чувство, что я имею возможность его осуществить, – таковы были обуревавшие меня эмоции, когда мы свернули на тенистую аллею у дома доктора Баллантайна.
Сильвер заставил нас ждать. И в самом деле, ожидание так затянулось, что я просил доктора Баллантайна послать ему еще одно письмо; однако в то самое утро, когда доктор запечатал пакет, явился слуга с приглашением прибыть на ланч к Сильверу на следующий день.
Во второй раз он приветствовал нас еще теплее, чем в первый. Под чудесной листвой, укрывавшей террасу позади дома, мы ели фрукты, каких я никогда раньше не видывал, и сочное мясо, напоминавшее свинину. Пили только ром; как заметил доктор Баллантайн на обратном пути: «Моряк может отказаться от моря, но никогда не откажется от рома».
Я был очень доволен тем, как все сложилось, и подозреваю, что на доктора Баллантайна произвело большое впечатление то, насколько точно я судил о человеке, к которому обратился за помощью. Все, что мы намеревались изложить Сильверу, мы услышали из его уст. Фактически это он наметил стратегию действий. Она полностью совпадала с тем, чего хотели мы, и, более того, добавилось много новых деталей.
Молтби рассказал доктору Баллантайну об острове и о своем плане возвратиться туда «по делу короля». Сильвер сказал, что доктору следует сообщить Молтби, что здешний житель, бывший капитан судна плимутской приписки, отошедший от дел, человек с прекрасным положением в обществе (при этом Сильвер ухмыльнулся), плавал в тех морях и хорошо знает Остров Сокровищ. Этот «кэп Сильвер» всегда может набрать добровольную команду из знакомых ему матросов, многие из которых больше не плавают и живут в этом порту, а он с охотой возьмет их в свою компанию.
Однако Молтби, человек хитрый, пожелает узнать, с чего бы это богатый отставной моряк, такой как Сильвер, – уже явно не вполне здоровый, каким бы подвижным он ни был, – вдруг решил вернуться на этот грозящий болезнями остров ради какого-то незнакомца. И тогда Сильвер выложит свою козырную карту: он расскажет Молтби – и только Молтби – о сокровище, оставленном на острове.
Надо заметить, когда я рассказал Сильверу об этой последней части нашего плана, я мог прямо-таки поклясться, что он не знал или забыл, что мы так много оставили (или что вообще хоть сколько-то оставили) из найденных нами сокровищ, несмотря на то, что он сделал вид, что знает об этом. Долговязый Джон Сильвер былых времен давным-давно вывез бы все, что там осталось, если бы счел, что игра стоит свеч.
Первоначальная тактика наших действий была наконец согласована, и Сильвер взял руководство планом в свои руки. Он подробно обрисовал, как нам следует поступать, когда мы прибудем на остров, и продумал, какие непредвиденные обстоятельства возможны в каждой ситуации. Если «Испаньола» все еще там, нам следует делать то-то и то-то; если же ее там нет – то-то и то-то. Каждый шаг на холм Подзорная труба и обратно, каждое действие, которое могло бы потребоваться от нас, любая опасность, любой путь к спасению – все было продумано им и предвосхищено с таким умением и тщательностью, что нам не в чем было его упрекнуть.
Мы с доктором знали, что должны предложить Джону Сильверу какую-то часть оставшихся на острове сокровищ: это был единственный пункт, по которому мы не достигли согласия.
– Джим, у нас с тобой есть время – столько и еще пол столько, чтобы подсчитать эту мою дольку.
А я ответил:
– Но ты еще не встречался с капитаном Ридом.
– Рид, Джим? Ты говоришь, его звать Рид?
– Да.
– Рыжий увалень?
– Едва ли он увалень, Джон, – резко возразил я. – Он прекрасный капитан!
– Шотландец? Ручки – как у дамы какой?
– Да. Ты его знаешь?
– Лично не знаю. Однако это он повесил Синего Джексона. Повесил Пита Эккема. Только что не сам за веревку тянул, это уж точно. Вышагивал взад-вперед перед виселицей, как индюк. Неда Хейли повесил, а парнишке всего семнадцать. Какой из него бунтовщик – из семнадцатилетнего? Не может такого быть, чтоб бунтовщик, а ему всего семнадцать.
– Да вы просто эксперт по бунтовщикам, – сказал доктор Баллантайн, но таким тоном, что Сильвер усмехнулся.
Однако я заметил, что при упоминании имени капитана Рида в светлых глазах Сильвера засверкали льдинки, и забеспокоился, что наш замысел может принять дурной оборот для всех нас. Но тут же рассудил, что капитан Рид, прежде всего, – человек практичный, и поскольку Джон Сильвер не собирается возвращаться в Англию вместе с нами, Рид, который, несомненно, догадается, а возможно, и знает о прошлом Сильвера, примет его на борт в ответ на оказанную Джоном помощь.
В тот день мы снова и снова подробно обсуждали каждую часть плана. Он требовал неослабных усилий и возлагал на нас тяжкие обязательства. Сильвер все время повторял, что мы наверняка встретимся с враждебными действиями из-за того, что намерены предпринять. Кроме того, он ворчливым тоном высказывал сомнения по поводу своего возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42