И, как бы желая отстранить свои реальные опасения, добавил: – Пираты и правда встречаются в этих водах.
Дядюшка Амброуз кивнул:
– Да. А капитан совершил страшную ошибку. Он оставил судно без защиты.
– Ах, если бы я мог сказать, дядя, что у вас разыгралось воображение! – ответил я. – Но все это весьма тревожно.
– Не будем торопиться, – возразил дядюшка Амброуз. – Это может быть просто проходящий мимо купец или кто-то вроде того. Впрочем, он, кажется, идет точно по нашему курсу.
Он отошел от меня, и я понял, что ему нужно время подумать.
Знойный день сменился теплым вечером. Грейс Ричардсон устроилась далеко на корме, откуда, с неприступным видом, она в полном одиночестве смотрела на берег. Когда «Испаньолу» разворачивало на якоре и берег не был ей виден, она тотчас же переходила к поручням другого борта.
Луи вернулся на свой наблюдательный пункт на рее, откуда он увидел меня. Там ему достаточно было повернуть голову, чтобы видеть далеко в любом направлении. В «вороньем гнезде» вахтенный следил не только за далеким парусом, но и за островом. Капитан Рид не появлялся.
Вскоре мы с дядюшкой Амброузом уже прогуливались вместе, но говорили мало. Наше беспокойство было заметно лишь нам двоим. Посторонний мог бы принять нас за пару друзей, которые время от времени подходят то к одним поручням, то к другим, наклоняясь над ними и посматривая вдаль. Как все остальные на борту, мы ожидали двух событий: возвращения команды и прихода – если он собирался подойти к нам – того далекого парусника.
На острове ничего не происходило. Мы были слишком далеко, чтобы разглядеть какие-то передвижения в лесу. Но береговая полоса высвечивалась достаточно ярко, чтобы можно было увидеть там отряд или одинокого человека; даже ребенка легко было бы на ней заметить. Звук разносится по воде далеко, но мы не слышали ни одного человеческого голоса. Я и теперь помню конец того долгого дня из-за хриплых криков птиц среди деревьев у берега Острова Сокровищ. Почему не пели птицы в глубине острова? Хотел бы я знать! Память о той мрачной тишине, казалось, давит на душу точно так же, как неприятное ощущение, которое мы зовем дурным предчувствием.
Что же до паруса – над водой поднялась дымка, и хотя далекое судно время от времени можно было сквозь нее разглядеть, видеть его как следует нам уже не удавалось.
Около семи часов, когда свет начал понемногу угасать, я понял, что наши люди сегодня вечером не вернутся. Дрожь в конечностях при мысли об этом предвещала самые страшные опасности, и я думал: они не вернутся и завтра. Может быть, не вернутся никогда. У меня совершенно не было доказательств для таких подозрений, тогда почему же я был так в этом убежден?
Я не лег спать в ту неспокойную ночь. В полночь я спустился вниз, умылся, переоделся и вернулся на свою тревожную вахту.
Пришла заря, с востока взбираясь на небо красными и изумрудно-зелеными полосами. В медленно назревающем свете я увидел не очень далекий силуэт и почти тотчас же услышал голос вахтенного (Неужели он тоже не спал?!):
– Эй, на судне! Корабль за кормой по левому борту!
Далекий вчерашний парус сегодня утром оказался соседним с нами кораблем. К моему ужасу (но не удивлению), это был тот самый черный бриг, и находился он примерно в часе хода от нас.
Справа от меня возникла чья-то фигура, и я насторожился. На палубу вышел капитан Рид. Вот и еще одна фигура появилась – мой дядюшка. Но он держался в отдалении, словно не желал, чтобы его заметили. Оба были безупречно одеты. Чужое судно все приближалось к нам с подветренной стороны.
Мой дядюшка жестом предложил мне спуститься вниз, и я услышал, как он обратился к капитану. Я последовал его предложению, и мы все встретились у капитанской каюты.
– В чем дело, мистер Хэтт?
– Меня беспокоит этот корабль, капитан.
– Не тот ли это корабль, который мы видели, когда шли из Девона?
– Полагаю, это вполне может быть он, капитан.
– Тогда это значит, мистер Хэтт, что он нас преследовал. Такое заключение вполне логично, разве не так?
– Вы правы. В этом случае, я полагаю, было бы логично ожидать серьезной опасности, капитан Рид.
Маленький шотландец взъерошился.
– Серьезной опасности? Будьте любезны уточнить, мистер Хэтт, что вы этим хотите сказать?
Пока мы там стояли, пока я то и дело холодел от страха, мой дядюшка кратко поведал капитану Риду историю гибели Бервика, осады, устроенной Молтби, и объяснил стратегию собственного поведения. Капитан Рид молча слушал.
А дядюшка Амброуз заключил:
– Полагаю, что эти люди или их порученцы и есть наши преследователи. По-видимому, они арендовали или каким-то иным способом получили в свое распоряжение это судно.
Когда дядя закончил, капитан сказал:
– Мы позже разберемся с тем, почему мне не сообщили, что я беру на борт беглых преступников. Или что мы собираемся разыскивать обыкновенного пирата. Я специально спрашивал вас, является ли человек, ради поисков которого мы сюда прибыли, пиратом. Насколько я припоминаю, вы ушли от ответа. – Капитан Рид был в ярости.
Дядюшка Амброуз не сдавался:
– Они не беглые преступники. Официально им никто не предъявлял обвинения.
– Не будем спорить о мелочах, сэр. В настоящий момент я имею право высказать свое мнение. Я обладаю полномочиями следовать букве закона и считать вашего мистера Хокинса (я ему явно очень не по душе пришелся) беглым преступником, а вас – его пособником.
– Могу заверить вас, капитан Рид, что моя репутация в Бристоле так высока, что мне нелегко было бы рискнуть ее подорвать или утратить, – сказал дядюшка Амброуз таким холодным тоном, какого я у него до сих пор никогда не слышал.
Однако капитан продолжал нападать:
– Тем более вы должны понимать мою позицию в этом вопросе, мистер Хэтт.
– Я понимаю вот что, сэр. Я понимаю, что в мое отсутствие и по моей настоятельной просьбе два самых известных в Англии юриста наводят справки о жизни и поведении погибшего Бервика, сэра Томаса Молтби и их кровожадных сотоварищей, чья репутация весьма сомнительна. То, что они обнаружат, будет представлено не кому иному, как моему доброму другу лорду Гиббону, и его суд вынесет правосудное решение – это несомненно. Если вы, капитан, желаете дождаться событий, которые определят, какая из сторон победит, тогда вы обязаны согласиться с тем, чего требует закон.
Капитан Рид промолчал и отошел в сторону, погрузившись в свои мысли. Когда он снова вернулся к нам, он сказал:
– Когда это дело завершится, сэр, я со всей прямотой выскажу вам все, что думаю. Меня обманули и заставили, по всей вероятности (даже в ярости капитан говорил довольно осторожно), стать пособником серьезных нарушений закона. А в настоящий момент я оказался в невыносимом положении, так как мой корабль из-за этого подвергается опасности.
Он двинулся прочь, энергично шагая и кипя от возмущения.
Дядюшка Амброуз взглянул на меня.
– Нам всем следует оставаться внизу, Джим.
Я тут же подумал о Грейс Ричардсон и Луи и направился туда, где расположились мать с сыном. Я встретил Грейс Ричардсон у дверей ее каюты – она как раз собиралась подняться наверх.
Она взглянула на меня, с трудом (как мне показалось) перенося мое присутствие. Я обратился к ней:
– Мадам, не выходите на палубу. И не давайте выходить туда Луи. Совсем близко – корабль. Нас преследовали.
Больше ничего говорить ей было не нужно. Она в ужасе прикрыла глаза.
– Но откуда же они могли узнать? – прошептала она.
– Эти широты хорошо известны любому моряку в Бристоле, – ответил я.
Она с горечью заметила:
– Ваша матушка говорила мне о хвастливых россказнях, какими вы потчевали постояльцев гостиницы и посетителей вашего трактира. Так что вряд ли мы можем надеяться хотя бы клад отыскать на этом острове!
Я вовремя прикусил язык и не сказал ей, что, пока не появилась она, я твердо держал клятву никогда больше сюда не возвращаться. И что именно мои «россказни» позволили ей меня разыскать. Но я все же ответил:
– Мадам, если я и рассказывал о своих приключениях, я всегда старался создать впечатление, что это гнилое место, грозящее смертельной лихорадкой, и что на острове не осталось никаких сокровищ.
– Где же вся команда? Чем они там заняты? Неужели мы остались без всякой защиты?
– Мадам, прошу вас, оставайтесь внизу. Я хочу, чтобы вы с Луи были в безопасности.
– А вдруг они возьмут нас на абордаж? Нас всех переловят, как мышей. Что с нами станет?
Я впервые увидел на ее глазах слезы; они растопили ее гнев.
– Они не станут брать нас на абордаж, – успокоил я ее. Я знал, что говорю правду, хотя не мог бы сказать, откуда я это знаю или почему они не станут этого делать.
Она склонила голову и ушла к себе в каюту. Я услышал, как она закрыла дверь и заговорила с Луи.
Когда я не могу повлиять на события, имеющие ко мне прямое отношение, я становлюсь беспокойным. Я отошел от двери каюты Грейс Ричардсон, не зная, чем заняться. В таких случаях всегда помогают какие-нибудь практические действия. Необходимо было найти такое место, откуда я мог бы уяснить для себя, что происходит между капитаном Ридом и черным бригом.
Я осторожно пробирался под палубой, попадая в многочисленные тупики, пока не оказался в кормовой части у узкого трапа, имевшего отдельный люк. Оттуда можно было если и не видеть, то хотя бы все слышать.
Однако все сложилось много лучше. Люк прятался за двумя затянутыми просмоленной парусиной штабелями ящиков с припасами: они были фута четыре высотой и футов шесть длиной, а между ними оставалось небольшое пространство. Сквозь эту брешь мне все было прекрасно видно.
Теперь команда брига вела его к нам все быстрее и быстрее. Мне было не разглядеть его порт приписки, да и флага на нем не было. В это утро море было спокойным, невысокие волны плескались о борта «Испаньолы». Казалось, даже риф притих, наблюдая. Бриг приближался. Ком в горле мешал мне дышать, делая дыхание неглубоким и частым. Ближе, еще ближе. Убирая паруса, он подошел к нам и бросил якорь. Совсем близко. Ни один из его матросов не смотрел в сторону нашей шхуны. Любой пловец смог бы достичь брига за несколько минут.
Я услышал оклик капитана Рида, хотя сам он был мне не виден:
– Кто вы, сэр? Вы не несете флага.
Его голос можно было слышать даже на берегу. Ответа не последовало. Бриг, чуть рыская, медленно поворачивался.
Капитан снова крикнул:
– Сэр, это нарушение морского закона – идти, не неся флага! Кто вы?
По-прежнему никакого ответа. К этому времени матросы на бриге закончили уборку парусов. На палубе – ни души. Я поднял голову, боясь, что нас собираются взять на абордаж, но с брига не было послано ни одной шлюпки. И никакой подготовки к этому на его палубе я не заметил.
Капитан Рид закричал снова:
– Сообщите нам свое имя и флаг, сэр! Вы подошли слишком близко!
На некоторое время наступила тишина. Я подумал, что все эти дни были отмечены такими периодами тишины. Вчера – мертвая тишина внутренней части острова и безмолвие плато. Вслед за этим – моя собственная немота, навязанная мне капитаном. Неужели теперь нам нужно ожидать чего-то еще более зловещего?
Когда положение критическое, невозможно правильно рассчитывать время: час может длиться минуту, минута растягивается в часы. Я пытался представить себе, как мыслит капитан Рид. Недостаточно его зная, я не мог разгадать, какую игру он ведет. Я понимал, что он не захочет показать чужаку, сколь малые силы имеются у нас на борту.
Чужак же, со своей стороны, не проявлял никаких признаков того, что собирается предпринять что-либо против нас. Мы стояли на якоре, и они стояли на якоре: штиль, патовая ситуация. Кто первым решится ее нарушить?
Рид окликнул их снова, и на этот раз черный бриг прервал молчание. Чей-то голос – чей он, мне не было видно, крикнул в ответ:
– А вы-то кто?
Тон был оскорбительный. Я сразу же узнал этот голос!
Капитан Рид ответил:
– Мы – «Испаньола» из Бристоля, идем под флагом короля Англии. По вашему голосу судя, сэр, вы – англичанин.
Снова наступила долгая тишина. Я чувствовал, что положение становится невыносимым.
– Мы – англичане.
Да, я знал этот голос, он был для меня воплощением ужаса: это – Молтби! Все внутри у меня сжалось, ноздри затрепетали от леденящего страха.
– А вы – англичанин, сэр? – снова прокричал голос.
Это была насмешка. Молтби расслышал в речи капитана Рида несомненный шотландский акцент и пытался его спровоцировать.
На этот раз промолчал капитан Рид. Его тактика подействовала: мяч оказался на другой стороне. Молтби пришлось настаивать, хотя он не изменил насмешливого тона.
– Я еще раз спрашиваю вас, сэр, вы – англичанин?
Тут капитан Рид разыграл выигрышную карту.
– Если вы не несете никакого флага, значит, вы – пираты! – крикнул он.
Такой отпор свидетельствовал о силе и точности мысли капитана. Он рассчитал, что под какой бы временно надетой маской Молтби ни преследовал нас, какую бы незаконную личину ни представил в море любому законному капитану, человек столь высокого мнения о себе, каким был сэр Томас Молтби (а капитан Рид знал об этом с наших слов), не пойдет на риск прослыть пиратом.
На борту брига, тем не менее, не было и признака какой-либо деятельности. Вскоре оттуда донесся звон, словно где-то ударили в медный гонг. Этот звук все еще дрожал над водой, когда на палубе появился Молтби, такой же багроволицый и злобный, как прежде. Он постарался укрыться за мачтой, опасаясь, как я предположил, что в него могут выстрелить с «Испаньолы». Я и сам спрятал было голову, но вскоре понял, что он никак не может меня увидеть.
– Именем короля, – крикнул Молтби, – я намереваюсь взять вас на абордаж.
– Добро пожаловать, сэр!
Капитан Рид меня поразил. Да и Молтби был немало удивлен. Он приостановился.
– «Добро пожаловать, сэр»? Я не нуждаюсь в вашем гостеприимстве! Мне известно, что вы укрываете беглых преступников.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – ответил капитан.
– А я не понимаю вас, – воскликнул Молтби. – Этим вашим «добро пожаловать» – что вы хотите сказать, сэр?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42