На лице Грегора застыл испуг.
– Ты здесь ни при чем, – успокоил его я. – Все не так страшно!
– Господи! А я думал, опять напали эти чудища!
– Спокойнее. Никаких чудищ нет.
Итак, мятежники пытаются захватить инженерное отделение.
Когда эти негодяи вламывались в арсенал, они первым долгом вывели из строя клавиатуру замка. Поэтому Керрен тогда не подал сигнала тревоги. А теперь, в спешке, сразу принялись резать дверь автогеном. Датчики почувствовали жар газовой горелки, и сигнализация сработала.
На мятежников следует напасть, пока они не ворвались в инженерное отделение. Но каким образом? Оружия мало, в моей винтовке почти не осталось зарядов. Решающего перевеса в силах у нас нет, а рассчитывать только на удачу нельзя.
Дождаться, пока инженер Касавополус вскроет дверь в арсенале, и взять там оружие? Но за это время мятежники успеют забаррикадироваться в инженерном отделении. Электроснабжение корабля окажется под их контролем. Допустим, я отрежу им доступ к продуктам питания. А они отключат электричество. Полный тупик. Как же быть?
– Продолжай дежурство, – приказал я Грегору, выскочив с мостика. – Гардемарин Таер! – Я жестом приказал ему идти к восточной лестнице, где стоял Дакко. – К инженерному отделению! Они там!
Мы спустились на третий уровень. Я шел впереди, стараясь ступать бесшумно. Вот и инженерное отделение. Я успел заметить, как чья-то нога скрылась в большом отверстии. Значит, мятежники уже внутри. Я выстрелил, израсходовав последний заряд. Раздался крик. Видимо, отраженный от металла лазерный луч ранил мятежника в ногу.
На полу валялись две газовые горелки. За дверью слышался шум; изнутри дыру закрыли плитой – такие применялись для покрытия пола. Я надавил на плиту, и она поддалась; бунтовщики вмиг вернули ее на место, и дыра снова закрылась. Но я успел заметить их перепуганные лица. Я еще раз толкнул плиту, но она не сдвинулась с места. Видимо, ее чем-то закрепили. Инженерное отделение оказалось в руках мятежников.
Уолтер Дакко коснулся прохладным диском волдырей на моем обожженном лазером лице. Я поморщился от боли. Диск с тихим жужжанием лечил мой ожог биополем, боль постепенно стихала. В углу лазарета сидел за столом Филип Таер.
– Керрен, сколько длится эта процедура? – поинтересовался я.
– Не менее минуты на каждые шесть сантиметров обожженной кожи, – послышалось из настенного динамика.
– Не разговаривайте, пожалуйста, командир, – попросил Дакко вежливо, но твердо.
От меня не ускользнуло, что гардемарин собирается отчитать Уолтера, и я сделал ему знак молчать. Дакко прав, во время процедуры нельзя разговаривать. Это может привести к травме. Но ни один матрос, воспитанный в традициях Военно-Космического Флота, не осмелился бы попросить командира не разговаривать.
После процедуры Уолтер Дакко осмотрел мое лицо до самого уха.
– Ну как? – спросил я.
– Вряд ли это вас украсит – уж очень сильный ожог. Как самочувствие?
– Получше, – ответил я и добавил: – Намного лучше.
Тогда, у захваченного мятежниками инженерного отделения, мне стало плохо. Каждый удар сердца отзывался в ране невыносимой болью, и я прислонился к стене. Ко мне подошел Филип, что-то сказал, но я уже плохо слышал, а потом перед глазами поплыл кровавый туман. Я чуть не лишился сознания и едва тащился по коридору, ловя на себе озабоченные взгляды Филипа и Уолтера Дакко.
– Проводите меня в лазарет, – только и мог я произнести. Каждое слово, малейшее движение мышц лица причиняли нестерпимую боль. Не знаю, как я добрел до лазарета.
Там нашелся приборчик, точь-в-точь такой, каким доктор Брос сращивал мне кости на сломанной руке.
– Спросите у Керрена, – обратился я к Филипу и Уолтеру, – как им пользоваться.
И вот наконец процедура закончена, однако слабость не прошла. Я осторожно потрогал обожженную щеку – прежде гладкая и здоровая, кожа стала шероховатой, а местами – пупырчатой.
– Керрен, это скоро пройдет? – с надеждой спросил я.
– Через несколько часов, а может, и позднее, – ответил, как всегда вежливо и спокойно, компьютер. – Вы слишком нервничаете, командир. Перевязывать не надо, только мазать обожженное место бальзамом номер двенадцать. Регулярно.
– Спасибо. Бальзам, наверно, в шкафчике, – сказал я Уолтеру Дакко.
Он нашел тюбик и осторожно нанес мазь на ожог.
После этого я почувствовал себя значительно лучше и смог даже подойти к зеркалу. Боже мой! Ну и рожа! Только детей пугать! Ладно, ничего страшного, врачи нарастят новую кожу, если, конечно, я когда-нибудь их повстречаю.
Я попытался вспомнить, что должен был сделать в первую очередь, что потом, как попал в лазарет. Ага, я бежал в инженерное отделение за Тележником… Нет, это было раньше, а потом я снова пошел туда, но уже с Филипом и Уолтером Дакко.
– Мятежники в инженерном отделении под контролем? – спросил я.
– Нет, сэр, – смутился Филип.
– Вы что, без приказа шагу ступить не можете? Своей головы нет на плечах? – заорал я, но тут же сбавил тон: – Неизвестно, как долго они там будут отсиживаться. А выйдут – снова начнут разгуливать по кораблю! Надо их там заблокировать!
– Так точно, сэр! Из инженерного отделения в коридор два выхода, но один человек не может их охранять – нужны двое. И где гарантия, что все мятежники там? Не исключено, что они разделились на две группы.
Филип говорил дело, но я так распсиховался, что ничего не соображал.
– Где, черт возьми, этот Тележник?
– В коридоре, сэр, режет автогеном дверь арсенала, – ответил Филип, явно удивленный моей забывчивостью.
– Вы оставили его одного?! А если на него нападут мятежники?! – Я бросился к выходу, но силы покинули меня, и пришлось сбавить шаг. У меня внутри все дрожало, я был близок к панике.
Накануне я насмерть напугал инженера Касавополуса, прикинувшись сумасшедшим, и если он вскроет арсенал до моего прихода, то вполне может вооружиться, или отдать оружие мятежникам, или попросту пристрелить меня.
Меня одолевали тревожные предчувствия, и я буквально выбился из сил, чтобы быстрее добраться до арсенала. Касавополус уже вырезал в двери довольно большую дыру, зашел внутрь, взял винтовку и несколько батарей для подзарядки лазерного оружия. Он отдал честь и доложил:
– Я решил на всякий случай вооружиться, ведь склад открыт!
– Правильно сделали, инженер. – Теперь, когда напряжение прошло, я едва держался на ногах. – Значит, так. Вы, Филип и мистер Дакко будете охранять лестницы. На помощь вам я пришлю мистера Аттани. Касавополус, вы с Грегором перенесете все оружие на мостик. Если им завладеют бунтовщики – нам конец.
Через час я уже сидел в своем командирском кресле.
Оружие – винтовки, лазерные и электрошоковые пистолеты – и амуниция были сложены у стены. На оружейном складе ничего не осталось.
Мысль лихорадочно работала. Что делать дальше? Только четверым можно доверять: Филипу, Касавополу-су, Аттани и Уолтеру Дакко. Один может дежурить на мостике, а трое займутся мятежниками. Но как их выкурить из инженерного отделения? Никаких идей на этот счет у меня не было. Взглянул на часы – оказалось, уже далеко за полночь. Задремал и увидел во сне плиту, закрывшую дыру в двери инженерного отделения, навалился на нее и проснулся.
Как я устал! Видимо, придется ждать до утра. Я с трудом поднялся.
– Мистер Касавополус, – обратился я к инженеру. – Переночуете в лейтенантской каюте. Вы, мистер Дакко, останетесь ночевать во второй лейтенантской каюте, так что в кубрик не возвращайтесь. Филип, сходи с мистером Аттани за матрацами, мы с ним будем ночевать здесь. Не забудь только винтовку да пару батарей.
– Есть, сэр.
Когда Филип с Грегором вышли в коридор, Филип сказал:
– Матрацы возьмем в третьей лейтенантской кабине и пилотской, это недалеко, заодно посмотришь, как здесь жили офицеры, – сказал Филип. – О Господи! – закричал вдруг он.
Я выглянул в коридор и окликнул его, но они с Аттани уже скрылись из виду. Я схватил винтовку и помчался следом за ними:
– Гардемарин Таер!
Гард стоял, прислонившись к стене, перед мертвым Симмонсом. Я взглянул на убитого. Выражение его открытых глаз я потом долго не мог забыть. Схватив Филипа за плечо, я повернул его к стене.
– Инженер! Мистер Дакко! – Оба примчались на мой крик. – Найдите одеяло, заверните тело и положите в верхний шлюз. Быстро!
Касавополус бросился в ближайшую каюту.
– Умеешь стрелять? – Я протянул Грегору винтовку. – Прикрой их! Потом доложишь.
– Есть, сэр. – И он со всех ног побежал к лестнице.
– Полегче, мистер Аттани! – крикнул я ему вслед. Касавополус принес одеяло, и они с Дакко завернули труп.
– Все в порядке, Филип, – старался я приободрить онемевшего от ужаса гардемарина. Надо было увести его прочь от страшного зрелища. – Дыши глубже! Скоро все пройдет. Дыши! – Наконец я довел его до гардемаринской каюты и втолкнул внутрь.
Вещей у Филипа почти не было. Только сумка, торчавшая из-под койки, да еще немного одежды, аккуратно сложенной на полке в стенном шкафу. Обычно в таких комнатушках гардемарины жили по четверо.
Филип стоял весь беспомощный, словно ребенок. Командиру положено держать с подчиненными дистанцию и не обнаруживать своих эмоций. Но я не мог оставаться равнодушным.
– Ложись спать, Филип.
– Есть, сэр. – Машинально, как в полусне, Филип стал раздеваться. В отличие от меня он не швырял одежду на стул, а очень аккуратно повесил китель и брюки на вешалки в стенной шкаф.
Когда он начал расстегивать рубашку, пальцы его замерли, а взгляд стал неподвижным. Видимо, он никак не мог забыть жуткого взгляда мертвого Симмонса. Надо бы сказать что-то резкое, грубым окриком вернуть Филипа к реальности, но у меня не было на это сил. И, преисполненный жалости, я сам расстегнул ему пуговицы.
– Ложись спать, – промолвил я тихо.
– Есть, сэр. – Он стал снимать носки, и я заметил шрам на его ноге – след моего кнута.
Он лег на спину, устремив взор в потолок. Какие видения преследовали его в этот момент? Как вести себя в такой необычной для командира ситуации? Я взял одеяло, укрыл Филипа.
– Спокойной ночи! К утру тебе полегчает, – сказал я и выключил свет.
– Спасибо, сэр, – ответил он дрогнувшим голосом.
Я снова включил свет. Филип лежал навзничь, судорожно вцепившись в одеяло. Он зажмурился, но поздно-я успел заметить выкатившуюся из глаза слезу. Тогда он попытался что-то сказать, однако слова застревали в горле. Наконец он прошептал:
– Мне страшно.
– Знаю, – сказал я, присев на край койки.
– У того… человека… такие глаза… – Филип не смотрел на меня.
Я постарался прогнать воспоминание об оставшихся в прошлом собственных кошмарах.
– Он смотрел на меня в тот момент, когда я в него стрелял. Он видел, – рассказывал Филип. – Сам он выстрелить не успел, хотя и навел на меня пистолет.
– Ну и что в этом особенного? Все нормально. – Я не мог найти нужных слов и злился на себя.
– А потом он… Его кожа зашипела! Боже мой! – вскрикнул Филип, отвернувшись к стенке. – Это было ужасно. Мне страшно убивать.
Моя рука сама легла ему на плечо. Надо было его успокоить, сказать, что, не убей он, убили бы его. Но вместо этого я, сам того не желая, произнес:
– Мне тоже страшно.
– Вам? – Филип удивленно повернулся ко мне.
– Конечно. Разве я не человек? Почему мне не может быть страшно?! Командир не имеет на это права?
– Но… Мне почему-то казалось, что вам никогда не бывает… Извините… Конечно, вы вправе испытывать страх.
– Ну а ты тем более.
Он задумался – эта простая мысль, видимо, никогда не приходила ему в голову.
– Простите, – застенчиво улыбнулся он. – Я просто дурак. Полагал, что настоящий офицер не должен знать страха, и пытался заставить себя… Но теперь все понял.
– Офицеры – такие же люди, как все, и никто не вправе требовать от них невозможного. Не каждый способен убить, и с этим нельзя не считаться. Признаться, я в твоем возрасте вряд ли смог бы выдержать такое потрясение. – Я, конечно, хватил через край, но Филип заслуживал этого; тем более что я всегда обращался с ним слишком сурово. – Но я переборол страх и воспринимаю действительность трезво, тем более что впереди нас ждут трудные времена.
Филип просиял. Мальчишка верит каждому моему слову, командир для него кумир. И это налагает на меня огромную ответственность. Одно мое слово способно либо глубоко ранить его, либо вознести к небесам…
– Ты поступил мужественно, гардемарин, как настоящий боец. Я этого не забуду. – «Не забуду». Бессмысленные слова… Чем смогу я его вознаградить? Повышением в звании? Но что толку, если скоро мы все погибнем и ни одна душа за пределами корабля об этом не узнает? Повышение в звании в такой ситуации – не что иное, как спектакль. – Ну все, теперь спи. Утром тебе придется поработать с новобранцами. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сэр, – улыбнулся Филип.
Сам не знаю зачем, я по-отечески взъерошил ему волосы, затем бросился к двери, выключил свет и вышел, уже не оборачиваясь.
Касавополус, Дакко и Грегор ждали меня у запертого мостика. На полу лежали матрацы и постельные принадлежности. Поблагодарив всех, я отпустил Касавопо-луса и Дакко и запер дверь. Мы с Грегором остались вдвоем.
– Керрен, следи за коридором. Подашь сигнал, если кто-нибудь появится у дверей мостика. Разбудишь меня в восемь часов.
– Хорошо, командир, – вежливо ответил Керрен.
Я убавил свет и с наслаждением растянулся на матраце. Грегор сидел, беспокойно глядя по сторонам, и только через несколько минут лег.
Я прикрыл рукой от света глаза. Все тело ныло. Грегор не переставая ворочался с боку на бок. С мыслями о кошмарном прошедшем дне и еще более кошмарных грядущих я стал засыпать.
– Простите, сэр, – разбудил меня голос Грегора.
– В чем дело?
– Может быть, я… Вернее, может быть, вы разрешите мне… Черт! Боже мой!
– Не богохульствуйте, – пробормотал я спросонья. – Скажите толком, чего вы хотите, мистер Аттани?
– Ничего. То есть ничего, сэр.
– Зачем же вы разбудили меня?
– Простите. Наступила тишина.
– Говорите, не стесняйтесь! Наконец он решился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54