– Если только агентство не организовало там уборку.
– Разумеется. Но мы же сказали, что будем следовать логике.
– То есть надо найти следы.
– А главное, Ретанкур, прикройте меня. В этом и состоит ваша миссия.
– От чего?
– От нее. Возможно, она за мной охотится. Ей придется, поверьте специалисту, уничтожить меня, чтобы начать новую жизнь и восстановить стенку, которую я разбил, обнаружив ее.
– Какую еще стенку? – спросил Эсталер.
– Внутреннюю, – объяснил Адамберг и, ткнув себя пальцем в лоб, провел линию к пупку.
Эсталер сосредоточенно кивнул.
– Двойняшка? – уточнил он.
– А вы откуда знаете? – спросил Адамберг, как всегда изумляясь неожиданным догадкам бригадира.
– Я читал книгу Лагард, она там пишет о «внутренней стене». Я отлично это запомнил. Я все запоминаю.
– Ну так о том и речь. У нее раздвоение личности. Можете перечитать книгу, – добавил Адамберг, у которого так и не дошли до нее руки. – Я только забыл название.
– «Две стороны одного преступления», – сказал Данглар.
Адамберг взглянул на Ретанкур – она в который раз просматривала снимки медсестры, изучая мельчайшие детали.
– Мне некогда от нее защищаться, – сказал он ей, – да и неохота. Я не знаю, откуда ждать опасности, как она будет выглядеть и где соломки подстелить.
– Как она убила охранника?
– Воткнула ему вилку в глаз. Да она и голыми руками убить может. Лагард, а она неплохо ее знает, полагает, что эта дама особо опасна.
– Возьмите себе телохранителей, комиссар. Оно разумнее будет.
– Ваш щит надежнее.
Ретанкур помотала головой, словно взвешивая степень важности задания и безответственности комиссара.
– Ночью я бессильна, – сказала она. – Не буду же я спать, стоя у вашей двери.
– Ну, – сказал Адамберг, беспечно махнув рукой, – за ночь я не беспокоюсь. У меня одно кровожадное привидение и так уже бродит по дому.
– Да что вы? – поразился Эсталер.
– Святая Кларисса, павшая под ударами дубильщика в 1771 году, – доложил Адамберг не без гордости. – По прозвищу Молчальница. Она обирала стариков и резала им глотки. В каком-то смысле она конкурентка нашей санитарки. Так что если Клер Ланжевен ко мне и сунется, то ей сначала придется иметь дело с Клариссой. Тем более что она отдавала особое предпочтение женщинам, точнее старухам. Как видите, я ничем не рискую.
– Кто вам все это наплел?
– Мой новый сосед, коллекционный однорукий испанец. Он потерял правую руку в гражданскую войну. Говорит, лицо у монашки сморщенное, как грецкий орех.
– И скольких человек она зарезала? – спросил Мордан, которого очень развеселила эта история. – Семерых, как в сказках?
– Именно.
– А вы-то сами ее видели? – спросил Эсталер, сбитый с толку усмешками коллег.
– Это легенда, – объяснил ему Мордан, по привычке чеканя слоги. – Никакой Клариссы на самом деле нет.
– Так-то оно лучше, – успокоился бригадир. – У испанца, что ли, не все дома?
– Ну почему. Его просто укусил паук в отсутствующую руку. И она зудит вот уже шестьдесят девять лет. Он чешет пустое место, но в определенной точке.
Появление официанта привело в чувство разволновавшегося было Эсталера – он вскочил с места, чтобы заказать на всех кофе. Ретанкур, не обращая внимания на грохот посуды, продолжала рассматривать фотографии, а Вейренк что-то говорил ей. Он забыл побриться и сидел со снисходительным и расслабленным видом мужика, который занимался до утра любовью. Глядя на него, Адамберг вспомнил, что упустил Ариану, уснув на полуслове. Свет, сочившийся сквозь витражи, зажигал несуразные цветные огоньки в пестрой шевелюре лейтенанта.
– Почему ты должна прикрывать Адамберга? – спросил Вейренк у Ретанкур. – К тому же в одиночку?
– Так уж повелось.
– Понятно.
– Ну что же, госпожа, вам суждено добиться,
Чтобы себя раскрыл невидимый убийца.
Я буду вам служить, пока не вышел срок:
И с вами победить – и пасть у ваших ног.
Ретанкур улыбнулась ему, оторвавшись на мгновение от снимков.
– Вы всерьез? – прервал его Адамберг, пытаясь скрыть свою холодность. – Или это просто поэтический порыв? Не хотите ли помочь Ретанкур в ее благородной миссии? Подумайте, прежде чем ответить, взвесьте все за и против. Это вам не стишки сочинять.
– Ретанкур сама чемпион в своем весе, – вмешался Ноэль.
– Заткнись, – сказал Вуазне.
– Вот именно, – сказал Жюстен.
Адамберг вдруг подумал, что в их компании Жюстен играл роль аронкурского разметчика, а Ноэль – агрессивного оппонента.
Официант принес кофе, и наступила передышка. Эсталер серьезно и аккуратно раздал чашки, сообразуясь с личными вкусами каждого. Все привыкли к этому и не мешали ему.
– Я согласен, – сказал Вейренк, слегка поджав губы.
– А вы, Ретанкур? – спросил Адамберг. – Вы согласны?
Ретанкур посмотрела на Вейренка ясным и безразличным взглядом, словно проверяла – пользуясь, судя по всему, совершенно определенной меркой, – насколько он способен ей помочь. Она напоминала сейчас торговца, оценивающего скотину, и осмотр этот был столь откровенным, что за столом воцарилось неловкое молчание. Но Вейренка эта процедура не смутила. Работа есть работа, к тому же он тут новенький. По иронии судьбы, он сам напросился защищать Адамберга.
– Я согласна, – заключила Ретанкур.
– Пусть будет так, – одобрил Адамберг.
– Он? – процедил Ноэль. – Он же Новичок, черт побери.
– У него за плечами одиннадцать лет службы, – возразила Ретанкур.
– Я против, – Ноэль повысил голос. – Этот парень вас не прикроет, комиссар, – и не больно-то ему и хотелось.
Верно подмечено, подумал Адамберг.
– Все, хватит, что решили, то решили, – отрезал он.
Данглар озабоченно наблюдал за этой сценой, не прекращая шлифовать пилочкой ногти и отмечая исподволь градус ярости Ноэля. Лейтенант резким движением застегнул молнию на кожаной куртке – верный признак того, что он готовится перейти в наступление.
– Ваше дело, комиссар, – усмехнулся он в лучах зеленого света. – Но для схватки с этим зверем вам понадобится тигр. И насколько мне известно, – добавил он, указав подбородком на разноцветную шевелюру Новичка, – не все то тигр, что пестрит.
«Удар под дых», – успел подумать Данглар, прежде чем Вейренк вскочил и, побледнев, развернулся к Ноэлю. Но тут же снова рухнул на стул, словно обессилев. Адамберг прочел на лице Новичка такую муку, что комок чистой ярости скрутился у него в желудке, отбросив далеко в сторону войну двух долин. Адамберг редко выходил из себя, но если это случалось, он был по-настоящему опасен, о чем прекрасно знал Данглар, поэтому он тоже встал и, соблюдая все меры предосторожности, быстро обошел стол. Адамберг сдернул Ноэля со стула и, упершись кулаком ему в грудь, начал медленно выпихивать его наружу. Вейренк, машинально положив руку на свои проклятые волосы, не шелохнулся и даже не удостоил их взглядом. Он ощущал только молчаливую поддержку Ретанкур и Элен Фруасси, сидевших по бокам от него. С тех пор как он себя помнил – не считая хаотических влюбленностей, – женщины никогда ничего плохого ему не делали. Не было ни оскорблений, ни даже невинных усмешек. С восьми лет он держался женщин, у него никогда не водилось друзей мужского пола. Вейренк не умел и не любил общаться с мужчинами.
Адамберг вернулся в кафе один минут шесть спустя. Он был по-прежнему напряжен, и лицо его излучало странный приглушенный свет, чем-то напоминавший причудливые отблески витражей.
– Где он? – осторожно спросил Мордан.
– Далеко, с чайками. Надеюсь, он не скоро вернется из полета.
– Он ведь уже был в отпуске, – возразил Эсталер.
Это серьезное замечание произвело на всех умиротворяющее действие – словно в накуренной комнате открыли форточку, выкрашенную желтой краской.
– Ну отдохнет еще немного, – смягчился Адамберг. – Ладно, разбиваемся на группы, – сказал он, взглянув на часы. – Зайдите в контору за фотографиями медсестры. Командует парадом Данглар.
– А вы? – спросил Ламар.
– Я возглавлю войско. Вместе с Вейренком.
Адамберг не мог до конца разобраться в создавшейся парадоксальной ситуации, равно как и Вейренк, который был даже не в состоянии продекламировать пару строк, чтобы прийти в себя. Вейренк прикрывал комиссара, а комиссар защищал Вейренка, хотя ни тот, ни другой вовсе не стремились к подобным расшаркиваниям. Провокации чреваты нежелательными последствиями, подумал Адамберг.

Комиссар и лейтенант два часа бродили по рынку, умудрившись не обменяться ни единым словом. Расспросами в основном занимался Вейренк, пока Адамберг вяло высматривал то – не знаю что. Уже смеркалось, когда он предложил сделать привал, молча указав на брошенный кем-то деревянный ящик. Они сели на противоположные края ящика, как можно дальше друг от друга. Вейренк закурил, и облачко дыма заполнило собой паузу.
– Нелегкое сотрудничество, – заметил Адамберг, положив подбородок на сжатый кулак.
– Нелегкое, – подтвердил Вейренк.

Играть со смертными легко богам всесильным
И рушить замыслы, в глаза пуская пыль нам.

– Вы правы, лейтенант, виноваты именно боги. Они киряют и забавляются от нечего делать, а мы как дураки мешаемся у них под ногами. Мы с вами. А они и рады спутать нам все карты.
– Вы не обязаны заниматься оперативной работой. Почему вы не вернулись в Контору?
– Потому что мне нужен экран для камина.
– А. У вас есть камин?
– Есть. Том скоро пойдет. Экран мне просто необходим.
– Один какой-то я заметил в Колесном ряду. Если повезет, мы успеем до закрытия.
– Что ж вы раньше молчали?

Через полчаса Адамберг и Вейренк шли назад в темноте, еле удерживая вдвоем тяжеленный старинный экран для камина. Пока Вейренк торговался, Адамберг проверял устойчивость экрана.
– Хорошая вещь, – сказал Вейренк, ставя его возле машины. – Красиво, прочно, недорого.
– Хорошая, – согласился Адамберг. – Поднимите эту вещь на заднее сиденье, а я втащу ее с другой стороны.
Адамберг сел за руль, Вейренк – рядом, пристегнув ремень безопасности.
– Курить можно?
– Курите, – разрешил Адамберг, трогаясь с места. – Я сам долго курил. В Кальдезе все ребята тайком покуривали. Полагаю, что у вас в Лобазаке тоже.
Вейренк открыл окно.
– Почему вы говорите – в Лобазаке?
– Ну вы же там жили, в двух километрах от виноградника Вейренк де Бильк.
Адамберг вел машину спокойно, аккуратно вписываясь в повороты.
– Ну и что?
– А то, что напали на вас именно в Лобазаке. А не на винограднике. Зачем вы врете, Вейренк?
– Я не вру, комиссар. Это случилось на винограднике.
– Это случилось в Лобазаке. На Верхнем лугу, за часовней.
– На кого напали – на вас или все-таки на меня?
– На вас.
– Тогда мне лучше знать. Если я говорю, что дело было на винограднике, значит – на винограднике.
Адамберг остановился на красный свет и взглянул на коллегу. Вейренк говорил искренно, без всякого сомнения.
– Нет, Вейренк, – сказал он, трогаясь, – дело было в Лобазаке, на Верхнем лугу. Туда пришли пятеро парней из долины Гава.
– Пятеро подонков из Кальдеза.
– Разумеется. Но ноги их не было на винограднике. Они пришли на Верхний луг.
– Нет.
– Да. Стрелку назначили в часовне Камалеса. Там они на вас и набросились.
– Не понимаю, чего вы добиваетесь, – проворчал Вейренк. – Дело было на винограднике, я потерял сознание, отец забрал меня оттуда и отвез в больницу в По.
– Это было за три месяца до того. В тот день, когда вы не удержали кобылу и угодили ей под копыта. У вас была сломана голень, отец подобрал вас на винограднике и отвез в По. Кобылу продали.
– Не может быть, – прошептал Вейренк. – Откуда вы знаете?
– Разве вы не были в курсе всего, что происходит в Кальдезе? Вы в Лобазаке не слышали о том, как Рене упал с крыши и чудом выжил? Как сгорела бакалейная лавка, не слышали?
– Слышал, конечно.
– Ну вот видите.
– Это было на винограднике, черт побери.
– Нет, Вейренк. Сначала ускакала кобыла, а потом уже на вас напала шпана из Кальдеза. Вы падали в обморок два раза с интервалом в три месяца. Вас дважды отвозили в больницу По. У вас один кадр наехал на другой. Посттравматическое расстройство, как сказала бы наша Ариана.
Вейренк отстегнул ремень и наклонился вперед, упершись локтями в колени. Машина медленно въезжала в пробку.
– Нет, я все-таки не понимаю, к чему вы клоните.
– Что вы делали на винограднике, когда появились те парни?
– Я должен был посмотреть, в каком состоянии гроздья, ночью была сильная гроза.
– Это просто невозможно. Потому что дело было в феврале, и виноград уже собрали. История с кобылой произошла в ноябре, и вы должны были проверить гроздья для позднего сбора.
– Нет, – упорствовал Вейренк. – Да и зачем все это? Какая разница, где что произошло – на виноградниках или на Верхнем лугу в Лобазаке? Они же напали на меня, не так ли?
– Так.
– Раскроили голову железкой и вспороли осколком живот?
– Да.
– Так что?
– А то, что вы многого не помните.
– Рожи их я помню прекрасно, тут уж вы меня не собьете.
– А я вас и не сбиваю, Вейренк. Рожи помните, а все остальное не очень. Подумайте, мы как-нибудь к этому вернемся.
– Высадите меня, – сказал Вейренк бесцветным голосом. – Я дойду пешком.
– Это ни к чему. Нам придется полгода работать вместе, вы сами напросились. Мы можем не опасаться друг друга, между нами каминный экран. Это надежная защита.
Адамберг усмехнулся. Зазвонил его мобильник, прервав войну двух долин, и он протянул его Вейренку.
– Это Данглар. Ответьте и приложите трубку мне к уху.
Данглар кратко сообщил Адамбергу, что расспросы трех групп ничего не дали. Диалу и Пайку не видели в обществе женщины – ни старой, ни молодой.
– А что у Ретанкур?
– Тоже не очень. Дом заброшен, в прошлом месяце там лопнула канализационная труба, и на полу стоял десятисантиметровый слой воды.
– Никакой одежды она не обнаружила?
– Пока ничего.
– Ну, это вы могли мне и завтра сообщить, капитан.
– Я по поводу Бине звоню. Вы ему срочно нужны, он уже три раза звонил в Контору.
– Кто такой Бине?
– Вы его не знаете?
– Понятия не имею.
– А он вас знает, и даже очень близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40