Даже когда разум убеждает нас, что пора кончать, нельзя поступать необ-
думанно и мчаться очертя голову. (25) Мудрый и мужественный должен не
убегать из жизни, а уходить. И прежде всего нужно избегать той страсти,
которой охвачены столь многие, - сладострастной жажды смерти. Ибо помимо
прочих душевных склонностей есть, Луцилий, еще и безотчетная склонность
к смерти, и ей нередко поддаются люди благородные и сильные духом, но
нередко также и ленивые и праздные. Первые презирают жизнь, вторым она в
тягость. (26) И некоторые, устав и делать, и видеть одно и то же, пресы-
щаются и чувствуют даже не ненависть, а отвращение к жизни; и к нему же
толкает нас сама философия, если мы говорим: "Доколе все одно и то же?
Снова просыпаться и засыпать, чувствовать голод и утолять его, страдать
то от холода, то от зноя? Ничто не кончается, все следует одно за другим
по замкнутому кругу. Ночь настигает день, а день - ночь, лето переходит
в осень, за осенью спешит зима, а ей кладет предел весна. Все проходит,
чтобы вернуться, ничего нового я не делаю, не вижу, - неужто же это не
надоест когда-нибудь до тошноты?" И немало есть таких, кому жизнь кажет-
ся не горькой, а ненужной. Будь здоров.

Письмо XXV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Что касается обоих наших друзей, то идти тут следует разными пу-
тями: пороки одного мы должны исправлять, пороки другого - искоренять. Я
не буду себя сдерживать: ведь если я оставлю его в покое, значит, я не
люблю его. - Ты скажешь: "Как так? Ты надеешься удержать под своей опе-
кой сорокалетнего питомца? Взгляни на его возраст, твердый и неподатли-
вый: такого не переделать, лепят только мягкое". - (2) Яне знаю, что мне
удастся, но предпочитаю остаться без успеха, чем без веры. Не отчаивай-
ся, и застарелые болезни можно лечить, если восстать против невоздерж-
ности, если принудить больных и делать, и терпеть многое, что им не по
нраву, Я и второму-то не очень доверяю: разве что он еще краснеет, наг-
решив. Этот стыд нужно поддерживать, ибо пока он не покинет душу, есть и
надежда на лучшее. А с ветераном, по-моему, надо действовать осторожнее,
чтобы он не отчаялся в самом себе. (3) И то время, когда он ненадолго
успокоился и вроде бы исправился, было самым подходящим, чтобы взяться
за него. Других эта передышка обманула, а меня ему не провести. Я жду,
когда его пороки вернутся к нему с большой лихвою, так как знаю, что они
сейчас только отступили, а не ушли совсем. Я потрачу день-другой и увижу
на опыте, можно тут что-нибудь сделать или нет.
(4) А ты покажи себя мужественным и убавляй свою ношу, - впрочем, ты
так и делаешь. Ничто из того, что мы имеем, не необходимо. Вернемся к
законам природы - и богатство для нас готово. Все, в чем мы нуждаемся,
или стоит дешево, или ничего не стоит. Природа требует только хлеба и
воды, а для этого никто не беден. "Кто ограничил ими свои желания, тот
поспорит в блаженстве с самим Юпитером", - говорил Эпикур. И еще одно
его изречение я внесу в это письмо: (5) "Делай все так, будто на тебя
смотрит Эпикур". Без сомнения, полезно приставить к себе сторожа и иметь
его рядом, чтобы на него ты оглядывался, видя в нем свидетеля всех твоих
помыслов. Самое благотворное - жить словно под взглядом неразлучного с
тобою человека добра, но с меня довольно и того, если ты, что бы ни де-
лал, будешь делать так, будто на тебя смотрят. Одиночество для нас - са-
мый злой советчик, (б) Когда ты преуспеешь настолько, что будешь стес-
няться самого себя, тогда можешь отпустить провожатого, а до тех пор
пусть за тобой надзирает некто тобою чтимый, будь то Катон, либо Сципи-
он, либо Лелий, - любой, в чьем присутствии даже совсем погибшие люди
обуздывали свои пороки, - и так покуда сам не станешь тем человеком, на
глазах у которого не отважишься грешить. А когда ты этого добьешься и
начнешь хоть немного уважать самого себя, я позволю тебе поступать по
совету того же Эпикура: "Тогда и уходи в себя, когда тебе приходится
быть в толпе". (7) Нужно, чтобы ты был непохож на большинство людей. А
пока ты не можешь безопасно замкнуться в себе, оглянись на того и на
другого: для любого лучше быть с кем угодно, чем наедине с собою. "Тогда
и уходи в себя, когда тебе приходится быть в толпе", - но только если ты
человек добра, спокойный и воздержный; а не то уходи от самого себя к
толпе, чтобы быть подальше от дурного человека. Будь здоров.

Письмо XXVI
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Недавно я говорил тебе, что старость моя совсем близко, а теперь
боюсь, что старость у меня уже позади. Не к моим годам и во всяком слу-
чае не к состоянию моего тела приложимо это слово: ведь старостью назы-
вают возраст усталости, а не полной немощи. Меня же считай в числе сов-
сем дряхлых и доживающих последние дни. (2) И все же, между нами, я бла-
годарен самому себе, потому что гнет возраста чувствует только тело, а
не душа, и состарились одни лишь пороки и то, что им способствует. Душа
моя бодра и рада, что ей уже почти не приходится иметь дело с плотью;
большую часть своего бремени она сбросила и теперь ликует и спорит со
мною о старости, утверждая, что для нее сейчас самый расцвет.
(3) Надо ей поверить: пусть пользуется своим благом!
Хорошо бы сейчас подумать и разобраться, в какой мере спокойствием и
скромностью нравов обязан я мудрости и в какой мере - возрасту, и разоб-
раться тщательнее ', чего я не могу делать и чего не хочу, даже и пола-
гая, что могу. А если мне и не хочется каких-нибудь непосильных вещей,
то я радуюсь своему бессилию. - Да и есть ли на что жаловаться? Велико
ли несчастье, если уходит то, что и так должно прекратиться? - (4) "Да,
это великое несчастье, - скажешь ты, - когда все в нас иссякает и отми-
рает и мы, если говорить без обиняков, совсем сходим на нет. Ведь не од-
ним ударом валит нас наземь, нет, каждый день отнимает что-нибудь и уно-
сит частицу наших сил". - Но есть ли исход лучше, чем незаметно
скользить к своему концу, между тем как природа развязывает все узы? Де-
ло не в том, что так уж плохо уйти из жизни сразу и вдруг, но этот мед-
ленный путь легче для нас. А я присматриваюсь к себе, словно близится
срок испытания и наступает день, который вынесет приговор всем моим
дням, и говорю про себя: "Все наши прежние слова и дела - ничто. Любое
из этих свидетельств мужества легковесно и обманчиво, и густо прикраше-
но. (5) Смерть покажет, чего я достиг, ей я и поверю. Без робости готов-
люсь я к тому дню, когда придется, отбросив уловки и стерев румяна, дер-
жать ответ перед самим собой: только ли слова мои были отважны или также
и чувства, не были ли притворством и лицедейством все мои непреклонные
речи против фортуны. (6) Отбрось людское мнение: оно всегда ненадежно и
двойственно. Отбрось науки, которыми ты занимался всю жизнь. Смерть вы-
несет тебе приговор. Вот что я утверждаю: сколько бы ни вел ты споров и
ученых бесед, сколько бы ни собирал назидательные изречения мудрецов,
как бы гладко ни говорил, - ничто не докажет силы твоего духа. Ведь на
словах и самый робкий храбр. Подоспеет конец - тогда и станет ясно, что
ты успел. Что ж, я принимаю это условие и не боюсь суда". - (7) Так я
говорю с собою, но можешь считать, что и с тобою. Ты моложе меня - что с
того? Ведь не по годам счет! Неизвестно, где тебя ожидает смерть, так
что лучше сам ожидай ее везде.
(8) Я хотел было кончить, и рука уже начала выводить прощальное при-
ветствие, - но обряд должен быть исполнен, надо и этому письму дать до-
рожные. Не думай, будто я говорю: у кого бы мне взять взаймы? Ты ведь
знаешь, в чей ларчик я запускаю руку. Подожди немного - и я буду распла-
чиваться своими, а покуда меня ссудит Эпикур, который говорит: "Размыш-
ляй о смерти, - что сподручнее: ей ли прийти к нам или нам пойти ей
навстречу". (9) Смысл тут ясен: ведь это прекрасно - научиться смерти!
Или, по-твоему, излишне учиться тому, что пригодится один только раз?
Нет, поэтому-то нам и нужно размышлять о ней! Где нельзя проверить свое
знание на опыте, там следует учиться постоянно.
(10) "Размышляй о смерти!" - Кто говорит так, тот велит нам размыш-
лять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше
всякой власти и уж наверное вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража,
и затворы? Выход ему всегда открыт! Есть лишь одна цепь, которая держит
нас на привязи, - любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства
избавиться, но убавить его силу нужно: тогда, если обстоятельства потре-
буют, нас ничего не удержит и не помешает нашей готовности немедля сде-
лать то, что когда-нибудь все равно придется сделать. Будь здоров.
Письмо XXVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) "Ты поучаешь меня, - скажешь ты. - Не потому ли, что сам уже исп-
равился через собственные поучения и теперь тебе хватает времени искоре-
нять чужие пороки?" - Я не так бесчестен, чтобы, сам будучи нездоров,
лечить других. Просто я как будто хвораю в одной комнате с тобою и бесе-
дую о нашем общем недуге, советуя разные лекарства. Слушай же меня так,
словно я говорю с самим собой. Я впускаю тебя в мой тайник и, пользуясь
твоим присутствием, нападаю на самого себя. (2) Себе я кричу: "Сочти
свои годы - и постыдись желать того же, чего желал мальчишкой, и то же
самое запасать. Хоть одно сделай ради себя, пока не пришел смертный час:
пусть твои пороки умрут прежде тебя. Откажись от беспокойных наслажде-
ний, за которые приходится платить так дорого: ведь все они вредны - не
только будущие, но и минувшие. Как у злодеев, даже не пойманных с полич-
ным, и после преступления не проходит тревога, так после нечистых нас-
лаждений раскаяние остается и долго спустя. В них нет ни прочности, ни
верности: даже те, что не вредят, мимолетны. (3) Лучше поищи непреходя-
щее благо! А такого нет, кроме тех благ, которые душа обретает в самой
себе. Одна лишь добродетель дает нам радость долговечную и надежную:
все, что мешает ей, подобно облаку, которое проносится низко и не может
одолеть дневной свет". (4) Когда же удастся настигнуть эту радость? И
раньше в этом деле не мешкали, но нужно еще поспешить. Сделать остается
так много, что непременно нужны твое усердие и твои труды, если ты хо-
чешь чего-нибудь добиться. На других это дело не переложишь. (5) Чужая
помощь возможна в другой, не в этой науке.
Жил еще на нашей памяти богач Кальвизий Сабин1. И по богатству свое-
му, и по складу души это был настоящий вольноотпущенник. Никогда не ви-
дел я человека столь непристойного в своем блаженстве. Память у него бы-
ла такая плохая, что он то и дело забывал имена Улисса, либо Ахилла, ли-
бо Приама, которых мы знаем2 не хуже, чем рабов, приставленных к нам с
детства. Никакой старик-номенклатор, который вместо того, чтобы вспоми-
нать имена, выдумывает их, не приветствовал граждан до того невпопад,
как Сабин - троянцев и ахеян. А хотелось ему слыть знатоком. (6) И вот
какое средство он придумал: купив за большие деньги рабов, одного он
заставил заучить Гомера, второго - Гесиода, еще девятерых распределил он
по одному на каждого лирика3. Чему удивляться, если они дорого обошлись
ему? Ведь таких рабов не найти, их готовили для него на заказ. Собрав у
себя эту челядь, стал он донимать гостей за столом. В изножье у него
стояли слуги, у которых он спрашивал те стихи, что хотел прочесть, - и
все-таки запинался на полуслове. (7) Сателлий Квадрат, прихлебатель бо-
гатых глупцов, который перед ними пресмыкался и (ведь без того невозмож-
но!) над ними насмехался, посоветовал ему поставить грамматиков сборщи-
ками упавших объедков. А когда Сабин сказал, что каждый раб обошелся ему
в сто тысяч. Квадрат отвечал: "Столько же книжных ларей ты мог бы купить
дешевле!" Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домо-
чадцев - это его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина,
человека больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот
ответил: "Как же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов,
не смей так говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных ра-
бов?" Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно
и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато ни-
зость покупается ежедневно.
(9) Получи теперь то, что я должен, и прощай. "Бедность, живущая по
закону природы, - это богатство". Эпикур часто повторял эту мысль, всег-
да по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если этому сколько ни
учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим нужно его на-
вязывать. Будь здоров.

Письмо XXVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты полагаешь, будто ни с кем, кроме тебя, такого не бывало, и,
словно делу невиданному, удивляешься тому, что и долгое странствие, и
перемена мест не рассеяли твоей тоски и угнетенности духа. Но менять на-
до не небо, а душу! Пусть бы ты уехал за широкие моря, пусть бы, как го-
ворит наш Вергилий"Столько же книжных ларей ты мог бы купить дешевле!"
Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домочадцев - это
его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина, человека
больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот ответил:
"Как же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов, не смей
так говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных рабов?" Со-
вершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и про-
давалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость по-
купается ежедневно.
(9) Получи теперь то, что я должен, и прощай. "Бедность, живущая по
закону природы, - это богатство". Эпикур часто повторял эту мысль, всег-
да по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если этому сколько ни
учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим нужно его на-
вязывать. Будь здоров., "города и берег исчезли", - за тобою везде, куда
бы ты ни приехал, последуют твои пороки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80