Как мы попали на десятый этаж?
Ганя тяжело вздохнул и сказал Люде:
– Дай я ему объясню. Может, поймёт… Мы прошли по трём коридорам, эквивалентным трём брускам треугольника Пенроузов, и очутились в точке их мнимого касания. Точка эта – квартира с поющей тёткой – находится как раз на одной вертикали с воротами.
– А почему мы не почувствовали подъёма?
Ганя решил быть таким же терпеливым, как Макаренко, Корчак и Сухомлинский, вместе взятые.
– Потому что в четвёртом измерении, где мнимое касание становится действительным, все стороны треугольника лежат в одной горизонтальной плоскости.
Принцип треугольника и нашего путешествия я, кажется, понял. Оставалось неясным ещё одно:
– А при чём здесь машины?
– При том, что они путешествовали по такому же «тоннелю-треугольнику».
– Куда путешествовали?
– Откуда я знаю? – огрызнулся Ганя, а девушка Люда сказала мягко:
– Вот это я и назвала целью опыта. Как видите, мы не знаем её.
У меня, непонятливого, кажется, созревала догадка.
– Скажите мне, – начал я, – чем этот ваш треугольник прогрессивнее лифта? По-моему, на лифте удобнее…
– А вот прогрессивнее! – упёрся Ганя. – Четвёртая координата может быть сколько угодно малой, остальные три от этого не изменятся. Значит, по одному и тому же – по размеру, конечно! – «треугольнику» мы попадаем из ворот на десятый этаж и, скажем, из Москвы в Гонолулу. В Гонолулу, – повторил он, будто прислушиваясь к звонкому названию, и вдруг хлопнул в ладоши, совсем как «тип в майке»: – Дураки мы, Людка! Вот же она, цель опыта! – Он восторженно заходил по комнате, натыкаясь на кресла. – Мгновенное перемещение в пространстве! Земля – Марс за минуту! Проводите уикенд только на Гавайях! Каково, а?
Перспектива и впрямь была радужной. Даже Люда милостиво заметила:
– А ты ничего, соображаешь…
– Ещё бы! – Но вдруг радость его поубавилась, он сказал озабоченно: – Да, а машины… Куда машины девались?
– Никуда не девались, – предположил я. – Стоят себе в гаражах, а владельцы их дух переводят. Опыт-то кончился…
И тут у входной двери забулькал звонок.
Я первый раз видел Ганю таким растерянным. Он смотрел на нас с испугом, с недоумением, с ужасом, если хотите, а сзади – в дверях – улыбался нам лейтенант милиции, в светло-серой летней форменке, в руках чёрный чемоданчик-атташе. А час назад он ходил по двору в синей майке и небрежно совершал нуль-транспортировку от доминошного столика до ворот на Лесную.
Честно говоря, я подумал так и тут же отбросил вздорную мысль: не может быть такого, не верю! Это обыкновенный оперативник из МУРа, а тот «тип» давно убрался в свой мир по треугольнику Пенроузов. А то, что похожи они, так разве ж нет на белом свете похожих людей? Ещё как есть. Даже двойники попадаются.
А лейтенант отодвинул Ганю, прошёл в комнату, поставил на стол чемодан».
– Здравствуйте, товарищи, – сказал он, и голос его совсем не походил на загадочный телефонный баритон. – Я Королёв, из МУРа. – Он отстегнул пуговицу на кармашке и протянул мне удостоверение. В удостоверении было сказано, что Королёв Сергей Николаевич является следователем Московского уголовного розыска. – Я по поводу машин. К вам, – он кивнул Гане и Люде. – Тут вот какая штука; нашлись машины.
– Где наелись? – подался вперёд я.
– В том-то и странность, что в своих гаражах они были.
– А водители?
– А водители ничего не знают. Твердят в один голос: жара, померещилось что-то, на секунду сознание потеряли, не помнят, как до дому доехали. Говорят, будто чёрная дырка появилась перед радиатором, а вокруг – кольцо белое, ну, бублик такой. Вот тут-то и сознание долой! – Он засмеялся негромко.
– А к вам я забежал, чтобы передать: мол, не волнуйтесь, никуда вас не вызовут. Дело, как говорится, закончено. Ну, извините за беспокойство, я пошёл.
Он взял чемоданчик, помахал мне – почему-то только мне! – хлопнул в ладоши и… пропал.
Ганя рванулся к двери, распахнул её, выбежал во двор, потом вернулся, сказал расстроенный.
– Никого.
– А ты догнать его хотел? – усмехнулся я. – Напрасный труд. Когда мы им снова понадобимся – не дай бог, скоро! – они сами нас найдут.
Я не ошибся. Но это уже совсем другая история.

3. Аномалия

Однажды в жизнь каждого человека приходит нечто странное, непонятное, почти мистическое. А может, и без «почти» – просто мистическое. Ну попробуйте, пошарьте в памяти, напрягитесь, вспомните – и тогда всплывёт наружу тот самый заветный случай, который не объяснит ни физика, ни философия, ни логика ваша замечательная, и придётся вам всерьёз подумать о некой «высшей силе». О её происках. А ведь нет её, нет – доказано научно, в неё сейчас даже бабки не верят и лишь по ветхой привычке ставят жёлтые свечки у жёлтых иконных риз.
Давайте назовём это странное «аномалией» – красивым заграничным словом. Давайте назовём его так и признаем, что аномалия эта самая существует повсеместно. Как говорится, киньте в того камень, кто безгрешен. То есть не страдал от аномалии. Нет таких на нашем реальном белом свете – и точка. Другое дело, что проявляется она по-разному: у кого побольше, у кого – чуть-чуть. А у кого-то от красивого заграничного слова дрожат коленки. Не в переносном смысле – буквально.
Вот я, например, виляю коленками целый день. То есть, если быть точным, полдня, ибо поначалу я свою аномалию не замечал, потом не принимал всерьёз, усмехался с опаской и себя успокаивал: мол, бывает же ерунда, ничего страшного, прими снотворное и спи до утра. А потом всё началось, как пишут в классических романах, с новой силой, и вот тут-то я испугался.
Но в чём же дело? Что заставило меня «праздновать труса», как пишут в тех же романах?
А началось всё с того, что утром я отправился к себе в редакцию. Вышел из подъезда, завёл «Жигулёнок», порулил задом сквозь строй «проклятых» автособственников и ненароком вспомнил о портфеле с рукописью статьи, забытом в квартире. Ну, тормознул, глушить двигатель не стал, пошёл за портфелем.
– Теперь пути не будет, – недружелюбно сказала жена.
Она не любила, когда я возвращался с полдороги: над ней довлела темнота её далёких суеверных пращуров.
– Не говори глупостей, – не менее недружелюбно сказал я.
Мои пращуры, по моему убеждению, были высококультурными передовыми людьми.
Я кинул портфель на заднее сиденье и врубил первую передачу. Сначала я выехал со двора через арку, поехал по Лесной вдоль трамвайных путей, честно постоял у светофора, перемахнул через Новослободскую и вырулил на Палиху. Тут меня подстерегла мелкая неприятность в виде запрещающего знака, более известного под названием «кирпич»: на Палихе вскрыли асфальт и прокладывали трубы, Тогда я развернулся, въехал на Сущевскую и снова затормозил: на столбе торчал «кирпич», а за ним ревел бульдозер и командовал некто в бумажной шапке, видимо мастер. Дорожники прилежно выполняли план. Предсказание жены сбывалось.
Я посмеялся над забавным совпадением, опять развернулся и через Пушкинскую и Трубную площади добрался до Цветного бульвара. Около пельменной стояли две «Волги» – обе здорово побитые, жёлтый фургончик ГАИ, и несколько милиционеров сосредоточенно гуляли по мостовой.
Пути не было.
Вежливый старшина разъяснил мне, что на Садовое кольцо я могу успешно выехать через Трубную улицу.
– Я не хочу на Садовое, – взмолился я. – У меня редакция на Цветном бульваре у Самотеки, знаете?
Старшина знал, но знание его ничего не изменило.
– Подождите полчасика, – сказал он, – тогда и проедете. А хотите – оставьте машину здесь, потом подгоните.
Второй совет был разумным, и, заперев машину, я пошёл к редакции пешком. Пробыл я там недолго-час или полтора, а когда вышел обратно на улицу, то увидел своего вездесущего соседа Ганю. Он стоял у стенда с газетой и ел мороженое-трубочку за двадцать восемь копеек.
– Ты что здесь делаешь? – спросил я.
– Людку жду, – сообщил он. – Мы в «Мир» идём на венгерский детектив со жгучими тайнами.
– Проводи до машины. Есть время?
– Время-то есть, – согласился он. – А что это вы невесть где машину бросаете?
– Авария была, – объяснил я, – ну и не пускали. Да это здесь рядом, не утомишься…
Мы неторопливо шли – дело к осени, погода тёплая, куда спешить-то? – беседовали о возвышенном. Ганька лизал мороженое, рассказывал байки о тяжёлой студенческой жизни.
– Говорят, на экзамен идти – надо пятак под пятку положить, – делился он, – а накануне, соответственно, не бриться, не мыться. Очень помогает…
– Это точно, – не возражал я. – Особенно если долго не мыться: ни один преподаватель не выдержит.
– Вам всё смешки, – обиделся студент, – а приметы эти проверены временем. И лучшими людьми.
Я уже забыл о своём утреннем приключении с приметой.
– Всё фольклор, – беспечно резвился я, – бабкины бредни. Стыдно, физик, и одновременно тревожно за твой пошатнувшийся моральный облик. Ландау в приметы не верил.
– А Эйнштейн верил, – упрямо тянул Ганя, – и Крукс верил.
Из открытой двери подъезда вылетела чёрная кошка, пронеслась перед нами, довольно смело перемахнула проезжую часть и скрылась за чугунным заборчиком бульвара. Ганя остановился и сказал торжествующе:
– Кошка!
– Вижу, – не стал спорить я.
– Чёрная, – продолжил объяснения Ганя.
И здесь я не нашёл возражений:
– Очень точное наблюдение.
– Я дальше не пойду, – объявил Ганя. – Чёрная кошка – к несчастью.
– К большому или маленькому?
Ганя помялся:
– Не знаю… К маленькому, наверно…
– Так что ж, обратно пойдём?
– Нет, почему? Надо подождать, пока кто-нибудь раньше нас пройдёт здесь, и… заклятье снято.
– А если я первый пройду?
– Валяйте, – разрешил Ганя. – Вам же хуже…
Я храбро пересёк невидимый кошкин след, и Ганя присоединился ко мне.
– Где же несчастье?
– Будет, – успокоил Ганя. – Не торопите события.
Без приключений мы дошли до моего «Жигулёнка», я отпер дверцу и сел.
– Привет, физик. Вечерком поделюсь несчастьем.
– Ага, – рассеянно сказал Ганя: он изучал переднее колесо машины. – А когда это у вас колпак спёрли?
– Как спёрли? – Я выскочил на мостовую: так и есть, правое переднее колесо демонстрировало обнажённые гайки крепления. Колпака не было.
Я обошёл машину: увели только один колпак; видно, вор попался совестливый. А может, ему и нужен был всего один – кто теперь узнает?
– Вот вам и несчастье, – сказал мстительный Ганя. – Как вы считаете: большое или маленькое?
– Это как посмотреть… – Я, собственно, расстроился даже не от самого факта кражи, а от его непонятной связи с чёрной кошкой. Колпак, в конце концов, дело наживное: рублей шесть всего. Но при чём здесь приметы? Во-первых, утренние: с проклятым «пути не будет». Пути и вправду не было, не наврала примета. И с кошкой тоже всё вроде сходится…
– Да вы не расстраивайтесь, – утешил Ганя. – Без колпака даже красивее.
– Иди к чёрту! – вполне искренне сказал я, сел в автомобиль и уехал, оставив улыбающегося Ганю дожидаться своего венгерского детектива и волоокой девушки Люды.
Кстати, уж она-то наверняка в приметы не верит: не тот характер. Да и я не верю; не верю, не старайтесь убедить. А всё случившееся – только нелепое совпадение, смешное совпадение. У вас, что ли, таких не бывало?
Домой я доехал без примет, а стало быть, без приключений. Даже если оные приключения никак с приметами не связаны, я всё равно был доволен. Подсознательно, подсознательно – попробуйте, упрекните в суеверии. Да и вообще я слабоват по этой части: не знаю их, не знаком даже по литературным источникам. А лучший способ бороться с приметами – не знать их. Кто это сказал? Я это сказал.
Дома я позвонил тихому старичку Ивану Васильевичу, чудо-старичку, всемогущему механику-умельцу, и пожаловался на воров.
– Главное, чушь какая, – жаловался я, – чёрная кошка дорогу перебежала, потому и спёрли колпак.
– Точно, – подтвердил чудо-старичок, – это уж как водится: не было бы кошки, был бы колпак.
Тон его был настолько серьёзен, что я опешил даже.
– Как здоровье, Иван Васильевич? Кошка-то перед самой машиной пробежала, колпак к тому времени давно на чужом колесе крутился. Где связь усмотрел?
– Где надо, там усмотрел, – туманно сказал он, – тут всё связано спокон веку. Берегись примет, парень… А колпак помогу достать. Привет…
Что они, сговорились все? Берегись, берегись, бережёного бог бережёт… Бережёного не спасает даже теория вероятности: бутерброд падает как вверх маслом, так и вниз. В среднем – пятьдесят процентов, вероятно. Но, вопреки разуму, в моём случае вероятность «маслом вниз» неуклонно росла.
Я пошёл на, кухню, отрезал кусок хлеба и уронил нож. Вспомнил: к чему бы это? К гостю мужского пола.
И даже не удивился, услышав звонок у двери. За дверью стоял улыбающийся Ганя. Один.
– В кино мы не попали, – сообщил он.
– Билетов не достали?
– Ага.
– Мороженое ели ассорти?
– Нет, – сказал Ганя, не знакомый с текстами классических советских оперетт, – Людка не любит мороженое.
– А кстати, где она? – спросил я и тут же сообразил: да и не могло её быть: я вилку-то не ронял.
– Чего?
– Вилку, говорю, не ронял. Значит, гостьи не должно быть. А нож уронил. Вот ты и пришёл…
– А-а, – протянул Ганя, – логично. Она попозже придёт.
– Без вилки?
– Там видно будет, – туманно сказал он. – Может, и с вилкой.
Нет уж, решил я про себя, больше примет не будет! Хватит с меня кошки, ремонтных работ и уроненного ножа. Но так, из чисто спортивного интереса, неплохо бы познакомиться с народными верованиями, всякими там суевериями, приметами всякими замечательными.
– Скажи мне, физик, – начал я, – какие приметы ты проходил в средней общеобразовательной школе?
– Я там предметы проходил, – плохо скаламбурил бездарный Ганька. – А вообще-то примет навалом – бери любую.
– Дай мне первую попавшуюся, – сухо сказал я.
– Да навалом их, – канючил Ганька, – ну навалом, и всё. Вот эта, например…
Я был строг и неумолим:
– Какая?
– Ну, эта… вот такая… – Он вспомнил наконец и возликовал: – Соль к ссоре.
Я подумал и решил:
– Оставим на потом. Ссориться нам сейчас не с руки.
1 2 3 4 5 6 7 8