- Ну, если бы Система зависела от одного из нас, она бы не была Системой. Все мы в какой-то степени домарощинеры, пусик... А теперь все-таки иди ко мне.
И Перец пошел. Он никогда не мог отказывать женщинам.
Глава 3
Нава вдруг увидела небо. Синее и бездонное. По нему, как кувшинки по озеру, подгоняемые ветром, плыли облака. А если формулировать точно летели облака. И это было прекрасно, как прекрасны все творения Матери-Природы. Только творения творений бывают несовершенны. Но это уже, наверное, и не творения, а поделки. "Впрочем, я еще ничего не сотворила и не сделала, чтобы иметь право судить об этом", - подумала Нава и ощутила отчетливое желание покинуть озеро.
Она перевернулась со спины на живот и, поднырнув, поплыла к берегу. В Городе шла своя жизнь - расслабленно плавали на разной глубине белые тела перерождающихся, каковой она только что перестала быть, функционировало родильное отделение, отделение регенерации, школа и многое еще что функционировало в глубине Города под названием Паучий Бассейн. Но Наву это сейчас не интересовало. В городе ей больше нечего было делать. Она вынырнула и в несколько взмахов достигла берега.
Кто-то должен был ждать ее здесь, но она никак не могла вспомнить кто именно. И от этого возникло неприятное ощущение духовного дискомфорта. Здоровый интеллект должен извлекать из памяти любую необходимую информацию. Или дело в том, что эта информация ей вовсе не нужна? Кто кроме нее может решить - нужна или нет? Мать-Природа оставляет своим дочерям достаточно степеней свободы, чтобы они могли себя ощущать, во-первых, личностями, во-вторых, свободными личностями, занятыми сохранением и развитием Матери-Природы. А значит, самосохранением и саморазвитием. Ведь они с ней единое целое. А может быть, эти ее проблемы с памятью связаны с тем, что она еще не завершила переходный процесс, не вошла в стационарное состояние?
Небольшая каменистая полоска отделяла водную гладь от густых зарослей. И это было странно - в Лесу практически не было камней, если не считать Белых Скал (или Чертовых Скал?), но они очень далеко и никто, похоже, вблизи их не видел. Может, потому это озеро и называется бассейном, а не озером?.. А как же Всеобщее Разрыхление Почвы? Оно не касается городов, где происходит самое важное. Каменистое ложе позволяет сохранять воду чистой. Это очень важно. Правда, она, помнится, слышала, что и его надо чистить...
Нава обернулась на Город. Он ритмично дышал, живя своей жизнью, к которой она, Нава, уже не имела отношения. Никакой грусти или сожаления это в ней не вызывало. Напротив, ее влекло вглубь Леса к новой жизни, полной важных дел и приключений. Дети должны покидать колыбель.
Нава оглядела заросли. Никого. Кто же должен ее ждать?.. Мама?.. Возможно. Но она чувствовала, что не маму надеялась увидеть на берегу.
И вдруг она услышала свой голос, правда, звучал он чуждо, незнакомо, словно это не она говорила, но не было никаких сомнений, что говорит она:
- Ты не уходи, Молчун! Я скоро вернусь, ты не вздумай без меня уходить, это будет нехорошо, просто нечестно! Пусть ты не мой муж, раз уж это им почему-то не нравится, но я все равно твоя жена, я тебя выходила, и теперь ты меня жди! Слышишь? Жди!..
И голос мамы, злой и тоже чужой, никогда прежде мама не говорила с ней таким голосом:
- Ты пока ничего не понимаешь... Он никому не нужен, он лишний, они все лишние, они - ошибка... Да пойми же! Ну, хорошо, потом придешь к нему... если захочешь...
Нава села на теплый камень, обхватив ноги руками. Теперь она понимала. Наверное, не все, но многое. По крайней мере, то, что хотела сказать ей мама, понимала. И от этого понимания не испытывала восторга и даже успокоения, как, видимо, рассчитывала мама. Понимание не есть оправдание и, тем более, одобрение. Нава понимала теперь что происходит, но ей вовсе не нравилось как это осуществляется. И главное: это мама оказалась неспособной понять, что отсутствие сексуального влечения не есть препятствие для человеческих отношений. Их отношения с Молчуном никогда на этом не строились...
Совсем недавно она была частью Матери-Природы и ощущала ее безграничную доброту. Не понимала, не сознавала, а именно - ощущала, пребывая в доброте. И будучи сама Матерью-Природой, не обделяла добротой никого из своих детей. Мать-Природа была добрей мамы. Этот факт Нава осознала со всей ясностью, вспомнив то, что предшествовало погружению Навы в Город и перерождению. Вернее, Одержанию. Странная, уходящая от сути явления терминология, словно стыдно называть вещи своими именами.
Но почему, почему мама стала такой злой. Может, она и ошибается, но мама не была злой, пока не стала Подругой. Возможно, она была доброй только по отношению к ней, к ее дочке, а папу и других мужчин не любила и раньше. А ей, по детской наивности, казалось, что любила... Ведь и при встрече возле холма-трансформатора биомассы мама и ее подруги были злы только к Молчуну, а не к Наве. Впрочем, и друг к другу они были не очень добры. Что их так ожесточило?.. Ведь все они, как и Нава, были частью добрейшей Матери-Природы, доброта для которой - бережное отношение к каждому своему дитяте...
Может быть, дело в том, что с ними это было давно. И то, чем они занимались после Одержания, уводило их все дальше от Матери-Природы, хотя все, что они делали, было во имя ее. Видимо, это естественно: дитя, взрослея, отчуждается от матери. Но почему ожесточается? Не потому ли, что для отчуждения от матери надо изрядно ожесточиться?
"Неужели со мной произойдет то же самое? - подумала Нава. - Или уже произошло? Ведь я не очень хорошо подумала о маме..."
Туман над Паучьим Бассейном ритмично колебался, как грудь спящего великана, и в нем угадывались очертания белых плавающих в покое и блаженстве женских тел.
Да, там было хорошо.
Может быть, дело в том, что я давно по воле Подруг была разлучена с мамой? И сначала родителей мне заменила чужая деревня, а потом... потом я сама стала Молчуну мамой, хотя и называлась женой... Теперь она никогда не узнает, что значит быть женой на самом деле. То есть она, конечно, теоретически знала, что это значит. Живя в деревне, невозможно не знать. Но практически Молчун был ей сначала сыном, а когда поправился, то и папой и мамой, и, наверное, все-таки мужем, хотя и не во всех смыслах. Но в каком-то, может быть, даже главном смысле - был! И Наве даже сейчас, при полном понимании ситуации, было обидно за Молчуна и стыдно за Подруг за то, что они так зло к нему отнеслись. Не они заботились о Наве, когда ей было плохо, а Молчун. И не о них она заботилась, а о Молчуне. И он не был ей мужем в полном смысле, потому что не был козлом, как несправедливо считали Подруги и мама. А мог бы, мог бы! Она сама предлагала, считая, что так положено, раз она - жена, а он - муж! А Молчун жалел ее, не воспользовался ее глупостью и слабостью. А они не поняли, они просто не были способны понять его! Они не желали утруждать себя пониманием того, кто осужден эволюцией на вымирание. И не желали понимать ее, Наву - она была для них еще недочеловеком, низшим существом, не заслуживающим понимания. С ней обращались, как и с прочей биомассой в Лесу - как с биомассой...
Неужели и я буду такой? - опять испугалась Нава. Ей вдруг захотелось броситься в озеро и погрузиться на самое дно, чтобы ничего не видеть, не слышать и, главное, никуда не уходить от Матери-Природы. Но сможет ли она теперь не думать? Хотя бы и на дне озера... Ведь ей стало так страшно и одиноко не оттого, что она с кем-то встретилась и что-то сделала, а оттого, что начала самостоятельно думать и чувствовать.
Пусть она теперь никогда не сможет стать женой Молчуну, но сделать для него что-то доброе должна! Иначе все зря! Иначе доброта Матери-Природы ложь! И делать это надо сейчас, как можно скорей, пока она еще не разучилась быть доброй!
Но что она может для него сделать?
Нава вдруг с горечью осознала, что никогда, в сущности, не понимала Молчуна. Жалела - да, заботилась - да! Но не понимала. Все-то он куда-то стремился, чего-то хотел. Все в Город рвался. А зачем ему было в Город? Когда он пришел к Городу, то даже и не понял, что это Город. Куда же он тогда рвался?.. Понимал ли он сам? Похоже, что не очень. То, что малому ребенку было ясно без слов, Молчуну приходилось долго растолковывать. С другой стороны, то, что говорил Молчун, часто никто в деревне не мог понять.
Может быть, он и рвался в Город, надеясь, что там его поймут, и он что-то поймет? Бедный Молчун, Город именно то место, где его никогда не смогут понять. Но, возможно, он что-то понял, побывав здесь и потеряв ее, Наву? Интересно, что он понял? Поговорить бы с ним. Почему он ее не дождался? Или ему не позволили дождаться? Может, его превратили в комок биомассы, как неудавшегося рукоеда? Или он ждал, ждал и не дождался? Потерял надежду? Но она же сказала ему! Если бы все зависело только от нее, она бы не ушла от него. Уж это он понимал... И сколько прошло времени? Нава вдруг поняла, что совершенно этого не представляет. Может, день, может, год... А может быть, вечность? Ведь она прожила вместе с Матерью-Природой эту вечность. Мог ли Молчун ждать ее так долго? Возможно, его уже давно не существует?...
За спиной послышался шум раздвигаемых зарослей. Нава поднялась и повернулась навстречу приближающемуся звуку. Ей не было страшно. Она была у себя дома, она была хозяйкой. Не единственной, конечно, но... Она просто не представляла, кто здесь может быть ей опасен.
Из зарослей появился мертвяк. Новенький, с пылу-с жару, видно, только что выскочил из трансформатора. Мертвяк... Оказывается, она продолжает пользоваться словарем полулюдей, называя так эту многофункциональную биоструктуру. Подруги называют ее Пластиком за специфическую пластичность при оперативных трансформациях.
" Пластик... - мысленно прикинула Нава термин на вес и вкус. Пластик-то он, конечно, пластик, но все равно мертвяк."
Может быть, дело в привычке, но мертвяк звучал смачней.
За мертвяком вышла Мама. Сердце Навы забилось чуть быстрее. За мамой, замыкая процессию, двигался второй мертвяк. Не такой свеженький, как первый, но, пожалуй, более крупный.
- Мама! - крикнула Нава и бросилась навстречу. Оказывается, одиночество ей уже наскучило. Слишком много тревожных вопросов, не имевших очевидных ответов, порождало оно.
Мама тоже улыбалась, но Нава сразу почувствовала, что в улыбке этой больше покровительства и снисхождения к ее детским эмоциям, чем радости.
Нава даже остановилась, не добежав до мамы, будто споткнулась об эту улыбку. Объятий не получилось, хотя шедший впереди мертвяк и уступил Наве дорогу.
- Ну, здравствуй... Подруга, - чуть замявшись, поприветствовала ее мама, - приветствую твое вступление в наши славные ряды. Великие дела ждут тебя.
- Мама! Ну, почему ты такая... неживая?! - воскликнула Нава.
- Не понимаю... А-а-а... Ты имеешь в виду все эти слюни и сопли полулюдков... Я думала, ты уже излечилась. Наверное, ты еще слишком молода? Детям нужны ласки как свидетельство защиты... Ну, иди, я тебя обниму.
- Да нет, спасибо, - сделала шаг назад Нава.
- Обиделась, - усмехнулась мать. - Что ж, дабы ты быстрей повзрослела, буду откровенна: мне неприятны воспоминания о том, как я тебя зачала и как рожала.
- Потому что над тобой насмехаются подруги?
- Да что они понимают, - вздохнула мать. - Ни им, ни тебе этого уже не понять.
- Значит, - сделала вывод Нава. - Ты предпочитаешь, чтобы мы были подругами, а не матерью и дочерью?
- Да, девочка, - без улыбки подтвердила мать. - И я надеюсь, что со временем ты поймешь, что я была права.
- Так тому и быть! - кивнула Нава, почувствовав, как сжалось сердце. Привет, подруга. Только как тебя называть? Мы так давно... расстались, что я не уверена в твоем имени... Или, может быть, в подругах у тебя другое имя?
- Нет, меня, по-прежнему, зовут Тана.
- Итак, Тана, подруги времени зря не теряют... Чем обязана?..
- Да, Нава, мы времени зря не теряем, но всегда встречаем новых подруг.
- Чтобы поставить на нужное место в нужном ряду? - кивнула Нава.
- Зря иронизируешь. Найти свое место не так-то просто, а от этого зависит, как ты будешь жить. Процесс затягивает, и изменить неудачно выбранное место не всегда удается... Я сама захотела тебя встретить.
"Чтобы сразу выяснить отношения, - прокомментировала про себя Нава, и пресечь ненужные поползновения, слюни и сопли, оскорбляющие честь и достоинство истинной подруги".
Эти подруги нравились Наве все меньше и меньше, хотя, по существу, она с ними еще в полной мере и не встретилась. Она понимала, что это неправильно, что она одна из подруг, теперь это ее сущность, но ничего не могла с собой поделать. Восторга от перспективы общения с ними она не испытывала. Может, они ее пугали, как все незнакомое, непривычное? Вполне возможно. Но пока...
- Вот, - продолжала Тана, показывая на свеженького мертвяка, стоявшего в сторонке, - я привела тебе пластика, специально для тебя синтезировала... Потом переделаешь под себя, а пока пусть служит.
- Спасибо, Тана, - заставила себя улыбнуться Нава и приказала: - Ну, мертвяк, стань рядом, коли ты мой.
Мертвяк послушно занял указанное Навой место и равнодушно взирал на озеро.
- Пластик, а не мертвяк! - строго поправила старшая подруга. - Такой жаргон у нас не принят.
- Мой мертвяк - как хочу, так и называю, - хмыкнула Нава.
- Тяжело тебе придется с таким характером, - вздохнула Тана.
- Да уж справлюсь как-нибудь, - повела плечами Нава, словно сбрасывая с них обещанный груз. - А что вы их такими страшилами делаете? - показала она на мертвяков. - Как издевательство над мужчинами? Чтобы напоминать себе, какие они ужасные и примитивные?
- Для нас пластики не ужасны, а функциональны, - уточнила Тана.
- Как и мужчины когда-то, - усмехнулась Нава.
- Ну, пошли, - повернулась Тана.
- Подожди, - остановила ее Нава. - Что вы сделали с Молчуном?
- Не понимаю, - искренне призналась Тана.
- С мужем моим! С которым вы меня встретили!..
- С мужем?! Да ты прошла ли Одержание?
- Прошла, Тана, прошла, - усмехнулась Нава, - Но пройти Одержание не значит потерять человеческий облик, не значит растоптать человеческие чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39