Впервые Роза, наблюдавшая за ним, улыбнулась.
— Вам нездоровится? — спросила она сладким голосом. — Вы нехорошо выглядите!
Внезапно раздраженный ее иронией, он метнул на нее взбешенный взгляд.
— Не помню, чтобы мне когда-нибудь нездоровилось, мадемуазель! Что вы хотите этим сказать?
— Ничего… я просто хотела бы показать вам наш сад. Еще довольно прохладно, но у нас есть время, прежде чем сесть за стол…
— Вы должны оставаться с гостями…
— И вы — один из них. А с остальными тетушка прекрасно справится до ужина. Она редко падает в обморок больше одного раза в час…
Тремэн не был расположен опять ее выслушивать, но понял, что мадемуазель де Монтандр, несмотря на игривый тон, собирается сообщить ему что-то серьезное. Он поклонился и подал ей руку.
— Если вы не опасаетесь, что уединенная беседа со мной повредит вашей репутации…
— Наедине? Ничего подобного! Мы пойдем втроем. Она сделала знак рукой, и подошел Феликс.
— Вот как раз и господин де Варанвиль, которому я предлагала показать сад. Два года назад мы посадили новый сорт яблонь и надеемся готовить чудесный сидр. Во всяком случае, судя по их цветению…
Прихватив короткую накидку в тон ее шелковому платью цвета сливы, будто случайно оказавшуюся рядом с застекленной дверью, она увлекла мужчин за собой.
Под стоявшим на невысоком холме маленьким замком, окруженным небольшим парком, раскинулась деревня, отмеченная квадратной башней церкви. За ней поля, леса и обнесенные зеленевшей живой изгородью пастбища простирались до высоких холмов, которые на фоне бледно-голубого неба казались обведенными более темной синей полосой… Из-за кучевых облаков выглянуло поднимавшееся к зениту бледное солнце и осветило напоминающий вышивку пейзаж.
— Правда восхитительно? — вздохнула девушка. — Чем дольше я здесь живу, тем больше мне здесь нравится! Тут намного красивее, чем в Париже!..
— Вы родились в столице, мадемуазель? — машинально спросил Гийом, когда, сойдя с террасы, они пошли вокруг дома.
— Всего в нескольких лье к северу, но корни нашей семьи в Бретани. Так захотелось моему отцу, выбравшему поприще дипломата, тогда как все остальные служили в Королевском флоте…
— Вы принадлежите к семье моряков? — приятно удивился Феликс.
— Именно так, но поскольку нам, бедным женщинам, можно плавать лишь в качестве пассажиров, я предпочитаю заниматься земными вещами: растениями, деревьями, цветами… и еще животными. С большим интересом я прочла произведения господина де Бюффона… но мы сюда не за тем пришли, чтобы говорить обо мне. Простите меня, сударь, если вам покажется, что я завлекла вас в ловушку, но мне во что бы то ни стало нужно было поговорить с вашим другом без болтливых свидетелей. Речь идет об очень серьезной вещи, и я обещаю, что тотчас после этого покажу вам сад…
Феликс не казался раздосадованным и шутливо поклонился.
— Не извиняйтесь, мадемуазель. Мне чрезвычайно лестно слышать, что вы считаете меня человеком сдержанным. Говорите смело, а если хотите, чтобы я удалился…
— Вовсе нет! Напротив, ваша помощь, если, разумеется, вы нам ее окажете, нам может весьма пригодиться.
Затем без всякого перехода Роза напала на Гийома:
— Ну что, сударь? Вы видели? Вы слышали? Неужели вы останетесь бесчувственным к спектаклю, который нам сегодня устроили?
— Одно дело — что я чувствую, другое дело — что замужество вашей подруги меня не касается…
— Опять! Да из какой же деревяшки вас вырезали? Я считала, что вы дворянин…
— Я хоть раз намекал вам на то, что таковым являюсь? Разве что случайный дворянин, — добавил он с едва заметной ироничной улыбкой. — Напомню, что вы обо мне ничего не знаете, так что меня удивляет настойчивость, с которой вы пытаетесь вовлечь меня в эту историю.
— Я вам изложила свои доводы…
— Совершенно верно, но если бы я в тот вечер не свалился как снег на голову в гостиную госпожи дю Меснильдо, на кого бы вы возложили спасительную миссию? Может быть, на Феликса?
Роза де Монтандр покраснела и бросила полный отчаяния взгляд на предмет своей любви, который в двух шагах от них грыз ногти и слушая их словесный поединок.
— Нет… нет, это было невозможно! Да вы же понимаете, что, если бы кто-нибудь, молодой и богатый, захотел жениться на моей бедной Агнес, это бы уже давно произошло. — Вы хотите, чтобы я на ней женился? Да это бред какой-то, мадемуазель! — сказал Тремэн сурово. — По-моему, я тоже сообщил вам свои аргументы…
— Так много я от вас и не прошу, но поймите, в тот вечер мне показалось, что лишь к вам я могу обратиться. Вы человек посторонний, у вас нет привязанностей в этой стране…
Феликс де Варанвиль счел момент удобным, чтобы вступить в разговор. Ему тоже было жаль несчастную Агнес, но мириться с подобными утверждениями юной Розы он не мог.
— Привязанности, — произнес он мягко, — это как раз то, что мой друг хотел бы создать, или, вернее, возобновить в наших краях. Вам, разумеется, не известно, что он только что приобрел у маркиза де Легаля участок земли в Ла-Пернель и собирается там построить дом?.. Послушав вас, он рискует серьезно повредить своему положению в обществе…
— Как будто он придает этому обществу какое-то значение! — отвечала Роза, выразительно, но не слишком вежливо пожав плечами. — Я знаю, что он терпеть не может Нервиля, и… что вы сказали? Господин Тремэн купил землю? Я за него бесконечно рада, да и за вас, господин де Варанвиль, ведь друг ваш останется рядом с вами, — добавила она совершенно другим тоном и с такой ослепительной улыбкой, что даже поразила Феликса, несмотря на всю его бдительность.
Он продолжал гораздо приветливее:
— Чего же вы от него хотите? Девушка не стала долго раздумывать.
— Чтобы он помог мне помешать этому нелепому браку. И больше ничего! Например… если бы господин Тремэн согласился прогуляться здесь после кофе, я могла бы… предложить моей подруге к нему присоединиться, сказав ей, что он хочет с ней побеседовать. Некоторое время спустя я бы отправилась его разыскивать вместе с женихом, и если бы тот решил… что это любовное свидание…
— Ему ничего не осталось бы, как вызвать меня на дуэль! — воскликнул Гийом вне себя. — Да вы совсем сошли с ума, мадемуазель! Вы представляете, как я стану драться на дуэли с этим ископаемым? Вы желаете выставить меня на посмешище?
— Вы ничего не понимаете! Вместе с ним я бы привела отца, и тогда он, скорее всего, бросит вызов, предоставив вам столь… соблазнительный повод!
— В вашем вымысле, к сожалению, слишком много промахов! Я отнюдь не интересен мадемуазель де Нервиль и не вижу, с какой стати она согласится на… свидание под деревьями.
— Хотите, поспорим?.. Прошу лишь одного — вернуться на это же место, скажем… от трех до половины четвертого. В остальном дело за мной. Согласны?
Мужчины переглянулись, и было видно, что ни у одного из них предложение не вызывает восторга. Несмотря на странное впечатление, которое произвела на него преобразившаяся Агнес, Тремэн испытывал сильное желание потребовать своего коня и скрыться. Он мечтал заполучить шкуру Нервиля, но вместе с тем игривые затеи юной болтушки казались ему недостойными мести. И на этот раз Феликс выразил мысли друга:
— Боюсь, мадемуазель, что вы сейчас вынуждаете господина Тремэна не долго думая спастись бегством.
— Я его считала смелым.
— Он не трус. Но представьте себе, что все может повернуться иначе. Мой друг очень богат; все здесь так считают, и это правда. Наверняка богаче, чем старик Уазкур. Нервилю может прийти в голову мысль о выгодном обмене. Так скажите, как, по-вашему, должен вести себя Гийом, если граф предложит ему руку дочери?
— Без колебаний жениться на ней! — ответила Роза уверенно. — Поскольку я не в счет, он едва ли найдет лучшую партию!
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Тремэн, вне себя. — Мадемуазель, имею честь кланяться!
— Останьтесь, прошу вас! В таком случае… я признаюсь, что придумала всю эту комедию. Даю вам честное слово!
Гийом открыл было рот, чтобы ответить, но Феликс его опередил:
— Это гарантия. Однако прежде, чем он согласится, а я уверен, что он согласится, я бы посоветовал ему немного поторговаться.
— О чем?
— Весьма желательно, и по одной весьма важной причине, как можно скорее получить аудиенцию у его высокопреосвященства епископа Кутаисского!
Девушка испытующе посмотрела на мужчин, желая узнать, уж не смеются ли они над ней, но серьезное выражение лица одного и мрачный вид другого развеяли ее сомнения. В тишине послышалось пение птиц, затем в замке пробил колокол. Наконец она серьезно заявила:
— Еще до вашего отъезда я вам вручу рекомендательное письмо от тетушки, которое обеспечит вам наилучший прием. Ее щедрость столь безумна, что его высокопреосвященство ни в чем ей не откажет. Если, разумеется, речь идет о серьезном деле, но уж в этом вы будете сами его убеждать.
— В таком случае я сделаю то, о чем вы меня просите, — заверил Гийом. — По-моему, пора возвращаться.
В назначенный час Тремэн шагал по роще, борясь с непреодолимым желанием достать свою длинную глиняную трубку и сделать несколько сладких затяжек. Но разве мог он навязывать нежной девушке запах, в котором было что-то от морского разбойника? Это вынужденное лишение ухудшало и без того плохое настроение. Он смеялся над собой и лелеял надежду, что Агнес не придет и что задуманный мадемуазель де Монтандр безумный план рухнет сам собой.
В десятый раз он посмотрел на часы, решив, что снимется с места, лишь только наступит половина четвертого, как увидел, что она приближается. Его досада чудесным образом улетучилась.
Ее легкая, медленная и, пожалуй, чуточку нерешительная походка не сообщала ни малейшего движения ее плечам. Она держала голову с достоинством и изяществом, присущими лишь высочайшим особам. Ее осанка ничем не напоминала напряженные позы, которые она обычно занимала в присутствии отца.
Он обратил внимание на тонкость ее рук, поддерживавших длинное платье, и на черные волосы с мягким отливом, собранные на затылке в плотный пучок из кос. Оглядев ее, он подумал, что хотя Агнес де Нервиль и не была поистине очаровательной, ей удавалось в то же время быть очень красивой. Гийом попытался представить, как засветилось бы ее лицо в лучах счастья: ни разу еще он не видел на нем улыбки.
Когда она приблизилась, он отвел в сторону ветки, освобождая ей путь, и поклонился.
— Мадемуазель, — проговорил он мягко, чувствуя, что ее легко встревожить, — позвольте мне поблагодарить вас за то, что вы любезно согласились уделить мне несколько минут для беседы. Вы, должно быть, были весьма удивлены?
— Да… признаться, да! Разве у вас есть что мне сказать? Ведь мы едва знакомы?
Ее голос очаровал молодого человека. Он ожидал услышать робкий, чуть ломкий и немного тусклый тембр, соответствующий тому образу, который у него сложился, но до него долетел теплый, низковатый голос, привлекавший своей добротой.
— Мы могли быть знакомы раньше. Например, в Валони, где мы вместе ужинали, хотя и далеко друг от друга…
— Я думала, что вы и вовсе не заметили моего присутствия… — тихо проговорила она. — Разве вы не были так окружены? — прибавила она с едва уловимым оттенком горечи, который не ускользнул от Тремэна.
— Когда поддерживаешь разговор, можно еще и смотреть по сторонам… А теперь позвольте задать вам один вопрос?
— Задавайте…
— Вы поете?..
Он внезапно увидел изумленные глаза восхитительного серого цвета. — Неужели меня следовало сюда звать лишь затем, чтобы спросить об этом? — сказала она с едва заметной улыбкой. — Но раз уж я тут, отвечу. Нет, я не пою…
— Почему? У вас… музыкальный голос.
— Потому что отец бы этого не потерпел… Я не должна ни смеяться, ни петь. Мне едва позволено говорить.
— Это немыслимо!
— Нет, такова его воля. Он… он ненавидит мой голос.
Она перешла на едва различимый шепот, по которому можно было догадаться, сколь невыносимы ее страдания. Тремэн почувствовал, как в нем росла странная потребность утешить, защитить Агнес: при одном упоминании об отце тотчас померкло ее лицо, которое так светилось, когда она шла на их нелепое свидание. Заметив это, он тотчас встал на сторону Розы: невозможно было позволить Нервилю окончательно разрушить в отвратительном браке создание, которое он в согласии с элементарными законами природы должен был любить и защищать.
— Он внушает вам такой страх?
— Больше, чем вы могли бы подумать!
— И поэтому вы согласились выйти замуж за этого… я не нахожу подходящего определения, чтобы выразить свое отвращение.
— Вы, наверное, приехали из другого мира, где дочери могут не подчиняться воле родителей?
— Нет, — признал он. — В Индии я встречал девушек, еще детей, которых не спрашивали об их чувствах и отдавали замуж за стариков, приближая тем самым их судьбу к ужасной развязке. Смерть мужа не освобождала их, так как они должны были сгореть заживо в костре, на котором сжигали тело умершего супруга…
Ожидая услышать вызванное ужасом восклицание, Гийом был удивлен, поскольку Агнес устало пожала плечами и подняла на него разочарованный взгляд.
— Вы уверены в том, что им было грустно умирать, пусть даже столь ужасным образом? Огонь очищает, а прикосновение мужчины, подобного господину д'Уазкуру, мне кажется худшим из осквернений…
— Тогда не соглашайтесь на него! Я понимаю, что вы не в состоянии противиться воле отца, но есть другие способы…
— Я не знаю ни одного… — А я знаю. По крайней мере, один: бегите! Она горько усмехнулась и посмотрела нашего глазами, полными разочарования. Может быть, она ждала чего-то другого?
— Какое безумие! Вы не понимаете, что говорите, сударь, — Я говорю вполне серьезно. Позвольте мне устроить ваш побег! У вас же есть где-нибудь родственники… хотя бы со стороны матери?
— Да, есть… и я в них не уверена, они никогда обо мне не заботились…
— Есть мадемуазель де Монтандр! Она ваша подруга и вас любит…
— Она? Да… я думаю, но это означало бы поставить ее в затруднительное положение, и в любом случае, сударь, я никогда, вы слышите, никогда не соглашусь потерять свою честь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45