Эту опасность им удалось предотвратить, но впереди был морской переход, и чтобы пресечь любые неожиданности, Каиссу крепко привязали к мачте.
Барабин был привязан с другой стороны, и драккар вышел в море как раз в тот час, когда на склоне между черным замком и заговоренной крепостью Беркат хоронили рядом короля Гедеона и сына его Леона.
То, что принцесса не участвовала в церемонии, было нарушением неписаных правил, но королю Родерику было наплевать на правила.
Главный обычай, из-за которого Родерик мог лишиться трона, нарушен не был. А все остальное его не волновало.
— Он заплатит за это, заплатит! — шептала сквозь бессильные слезы донна Каисса, все еще одетая в траурное платье принцессы, но уже босая, как положено рабыне.
А Барабин, усмехнувшись, сказал ей с другой стороны мачты:
— Мне интересно другое. Заплатят ли за тебя больше золота, чем ты весишь?
72
Первое от черного замка поселение аргеманов называлось Фораберген и раскинулось у подножия двуглавой горы на берегу живописной бухты. Здесь и остановился драккар нового короля Таодара Грейфа Ингерфилиаса, который первым делом решил завершить формальности, связанные с обращением в рабство принцессы Каиссы.
Как нетрудно догадаться, Грейф получил Каиссу и Барабина в качестве платы за кровь его отца — Ингера из Ферна.
Принцесса была действительно очень ценной добычей, а чародей из неведомой страны — не очень, поскольку аргеманы не держали в рабстве мужчин.
Воинов они брали в плен только в расчете на выкуп, но маловероятно, что кто-то заплатит выкуп за безродного колдуна, который дискредитировал себя тем, что не только пошел наперекор воле неба, но и упорствовал в этом до конца.
У Барабина, впрочем, были свои предположения на этот счет. Он ведь уже знал, что перед беседой Грейфа и Родерика на стене черного замка с баргаутским принцем общался Ночной Вор, а с таодарским наследником — друид.
Именно тогда Родерик согласился отдать Грейфу принцессу в обмен на тактический союз против Леона. И не исключено, что они договорились еще и о другом. Например, о том, что Ночной Вор заплатит аргеманам выкуп за колдуна бар-Рабина, если пираты доставят последнего в условленное место связанным и безопасным.
Зачем это нужно Ночному Вору, Барабину еще в первый день после гибели короля Гедеона в подробностях объяснил друид.
Вор хочет продать Веронику Десницкую, но чтобы ему заплатили сумасшедшую цену, эквивалентную миллиону долларов, необходимо, чтобы Барабин поклялся на Книге Друидов, что эта девушка действительно стоит именно столько.
После смерти Ингера из Ферна он остался последним, кто мог подтвердить, что за Веронику действительно давали такую цену.
Теперь, впрочем, к Веронике в пару добавилась еще одна не менее ценная гейша. Прикинув, сколько можно выручить на главном невольничьем рынке Города Героев за баргаутскую принцессу, аргеманы сразу переставали огорчаться, что Грейф увел их из черного замка практически без добычи.
Кроме Каиссы и Барабина аргеманы вывезли из замка только нескольких рабынь принцессы — тех, которые выжили в предшествующих боях.
Младший брат Грейфа Эрлин считал, что рабыни Барабина тоже должны были достаться аргеманам. Но особенно его обидело то, что на самом деле эти рабыни были отданы Рою Эрде — убийце его отца.
Родерика, который принял такое решение, очень даже можно понять. Он не хотел ссориться с графом Эрде, который фактически подарил ему победу, рискнув ради этого собственной головой. И уж тем более не хотел он ссориться со всем кланом Эрде, с которым связана родственными узами королева Барбарис.
Вот и решил Родерик — раз из высших соображений нельзя доставить Рою Эрде удовольствие порвать на части проклятого чародея бар-Рабина, то можно хотя бы дать графу отыграться на его имуществе.
А чтобы Эрлин не слишком обижался, Грейф решил доверить ему довести до конца превращение баргаутской принцессы из благородной пленницы в бесправную рабыню.
И Эрлин энергично принялся за дело.
Прежде чем приказать Каиссе раздеться, ее отвели подальше от воды. Колюще-режущих предметов поблизости не было тоже, зато звероподобного вида аргеман — ростом на голову выше Барабина, который и сам был не маленький — очень эффектно щелкал бичом, задевая платье принцессы, но не причиняя ей боли.
Но Каисса была не из пугливых, и пришлось великану обжечь ее бичом.
Принцесса вскрикнула, когда бич обвился вокруг ее пояса, а Эрлин повторил еще раз, повысив голос:
— Раздевайся!
— Чтоб тебе сдохнуть на виселице! — ответила на это Каисса, наверняка зная, что нет для аргемана оскорбления хуже.
И действительно — тут Эрлин не выдержал. Подскочив к принцессе, он схватил ее за волосы и сильным толчком бросил в руки великана.
Тот сразу понял, что от него требуется, и, отбросив бич, крепко ухватил девушку за запястья. А потом поднял свои руки вверх — так, что Каиссе пришлось вытянуться в струнку и встать на цыпочки, чтобы не повиснуть в воздухе.
На секунду она почувствовала себя совершенно беспомощной, но когда Эрлин, зайдя со спины, рванул с ее плеч платье, она снова стала дергаться и колотить ногами в воздухе.
Она хорошо знала обычаи баргаутов, в соответствии с которыми невольница окончательно становится рабыней лишь после того, как хозяин воспользуется ею, как женщиной.
Если при переходе рабыни от одного хозяина к другому это правило соблюдалось не особенно строго, то при обращении в рабство свободной женщины оно было обязательным.
У аргеманов все было проще, ибо хозяин рабыни здесь не был связан вообще никакими обычаями и нормами. Хочешь — спи с рабыней, не хочешь — не спи. Можешь вообще убить, и никто тебе слова не скажет.
Но гордую баргаутскую принцессу Эрлин Ингерфилиас собирался обратить в рабство по баргаутскому обычаю.
Каисса же, судя по всему, решила сопротивляться этому до последнего, и до крови укусила Эрлина за руку, когда тот срывал с ее шеи воротник платья.
Несмотря на молодость, Эрлин уже не раз был ранен — но вот женщины не кусали его еще никогда. И горячий аргеманский парень разозлился не на шутку.
— Выпороть девку! — скомандовал он великану. — Хорошо выпороть. Чтобы сразу поняла, что никакая она не принцесса.
Грейф, руководивший разгрузкой драккаров, заметил неладное, только когда нагая Каисса уже была привязана к столбу для бичевания. И пока он бежал к этому столбу, спину принцессы уже успели украсить три тонких кровавых линии.
— Шкуру не портить! — еще издали закричал Грейф, но великан уже замахнулся в четвертый раз, и бич с оттяжкой ударил по спине девушки.
Каисса ответила на этот удар даже не вскриком, а всхлипом, но она еще была в сознании, и глаза ее впились в кончик бича, который просвистел рядом с ее лицом.
Шершавая кожа бича была покрыта кровяной росой, и на кончике дрожала красная капля. Принцесса видела, как она сорвалась и полетела к земле.
Кровь принцессы Баргаута пролилась на землю. Даже одной капли было вполне достаточно, а за первой последовали другие.
Каисса попала в рабство по воле брата своего Родерика. Бичеванию до крови она подверглась только потому, что попала в рабство. А значит, это Родерик виноват, что пролилась ее кровь.
Подбежав к позорному столбу, Грейф первым делом заехал в морду Эрлину — не потому, что болел душой за своего случайного и временного союзника Родерика, а только потому, что Эрлин с великаном попортили шкуру ценному товару.
Бить великана Грейф не рискнул, но тот сам бросил бич. Экзекуция закончилась.
Приблизившись к обвисшей на веревке рабыне, что недавно была принцессой, Грейф подумал грешным делом, что она сошла с ума от непривычного обращения.
У девушки подкашивались ноги, и было похоже, что она вот-вот потеряет сознание — но она не плакала и не стонала от боли.
Она смеялась.
73
Тело короля Таодара Ингера из Ферна сожгли на большом костре у кромки воды. И сразу стало ясно, почему так важно было превратить баргаутскую принцессу в покорную рабыню прежде, чем костер будет зажжен.
Братья Грейф и Эрлин подвели ее к костру и рывком бросили на колени с возгласом:
— Смотри отец, какой трофей ты добыл твоей смертью.
Нагая рабыня Каисса уже не смеялась. Поскольку ее шкура все равно была попорчена по вине младшего из братьев, старший решил, что не будет вреда, если заклеймить ее каленым железом.
Крик принцессы, когда к ее левому плечу прикоснулось раскаленное клеймо Ингера из Ферна, слышали, наверное, даже в черном замке.
И теперь она повиновалась аргеманам без сопротивления. Казалось, она вообще не понимает, что с ней делают, куда ведут и зачем ставят на колени — настолько бессмысленным было выражение ее лица.
Но едва огонь охватил сложенный из дерева холм, на сооружение которого жители Форабергена потратили целый день, с вершины его раздался крик еще более жуткий, чем тот, что издала сама Каисса, когда в ее тело впилось клеймо.
Этот крик словно разбудил Каиссу. Она подняла голову, пытаясь разглядеть, кто это там кричит.
Каиссу подвели к костру в самый последний момент перед зажжением огня, и она не знала, что мертвый Ингер из Ферна находился на вершине костра не один. С ним была живая невольница — девушка немногим старше Каиссы.
Ее связанную и обнаженную уложили рядом с телом короля Таодара, а один из аргеманов, охранявших Барабина, шепнул Роману, что раньше обычаи были еще круче. Вместе со знатным аргеманом сжигали его жену.
Однако еще живые знатные аргеманы рассудили однажды здраво. Ведь сжигают женщину не просто так, а для того, чтобы воин не скучал на райском острове за последним морем. Так не лучше ли будет, если спутницей его на том острове станет не старая сварливая жена, а самая красивая из его молодых рабынь.
Многие жены были против, и в некоторых северных кланах вдовы до сих пор кончают жизнь самоубийством, чтобы последовать за мужем на райский остров. Но в Таодаре такого нет — тем более, что многие аргеманы переселились сюда вообще без жен и обходятся одними невольницами.
У самого Ингера из Ферна жена давно умерла. Зато невольниц у него было много, и некоторые из них имели детей. Причем сыновья их не были поражены в правах, поскольку у аргеманов главную роль играет не происхождение, а воинская доблесть.
Оттого Грейфу и Эрлину приходилось принимать в расчет не только их единокровного брата Гунара, но и нескольких сыновей Ингера от невольниц.
Но два сына Ингера от законной жены — старший и младший — не могли жить в мире даже между собой. А средний брат Гунар ненавидел их обоих. И Барабин понял, что угодил, похоже, в новую междоусобицу пострашнее баргаутской.
Когда погребальный костер догорел и началась тризна, младший из братьев Ингерфилиасов куда-то исчез. Пьяный Грейф носился по Форабергену с факелом и боевым топором, требуя подать ему Эрлина на расправу. А Эрлин как сквозь землю провалился.
Он затаил зло на брата за мордобой из-за испорченной шкуры рабыни Каиссы, но окончательно чашу его терпения переполнил отказ брата отдать ему Каиссу на эту ночь.
Грейф захотел побаловаться с драгоценной рабыней сам, но Эрлин испортил ему все удовольствие, устроив разборку в самый неподходящий момент.
Драться с братом Эрлин, однако, не стал, и когда тот схватился за топор, ретировался со словами:
— Если мы будем убивать братьев и продавать в рабство сестер — то чем мы лучше баргаутов?!
На самом деле продавать в рабство сестер было для аргеманов обычным делом. Как, впрочем, и убивать братьев. Но Грейф не стал вдаваться в тонкости. Для этого он был слишком пьян.
С криком: «Ты обозвал меня баргаутом?!!» — Грейф погнался за Эрлином с топором, но как-то так получилось, что до утра не мог его найти.
К утру выяснилось, что пропал не только Эрлин, но и его драккар с командой гребцов.
Грейф первым делом подумал, что Эрлин подался к брату Гунару. Но нашлись очевидцы, которые утверждали, что он направился в противоположную сторону — к черному замку. И кто-то слышал даже, как Эрлин говорил, что он собирается забрать в Альдебекаре «Торвангу», про которую старший братец совсем забыл.
«Торванга» была последним пунктом договора, заключенного между Грейфом и Родериком на стене черного замка. Родерик обязался «Торвангу» вернуть — сразу, как только ее починят.
Пригнать драккар к черному замку должны были люди Родерика, а на Таодарской дороге в пещерах ожидал аргеманский отряд, которому предстояло вести «Торвангу» дальше. Так что Грейф мог и не заниматься этим лично.
Поначалу предполагалось, что баргауты починят «Торвангу» за один день, и тело Ингера будет доставлено в Таодар на ее борту. Но дни стояли жаркие, а у аргеманов не было таких искусных бальзамировщиков, как при дворе графа Белгаона. Больше того, они вообще не признавали бальзамирования.
Вот и пришлось кремировать Ингера из Ферна как можно скорее в первом же аргеманском селении на пути от черного замка в Таодар.
Впрочем, это не имело большого значения. Аргеманы относились к смерти легко, не стеснялись предаваться любовным утехам сразу после тризны и не слишком горевали о своих погибших.
А вот что имело большое значение — так это то, кому достанется «Торванга». И утром, несмотря на больную с похмелья голову, Грейф приказал своим людям грузиться в драккар.
— Этот щенок с половинной командой от меня не уйдет! — рычал старший из братьев Ингерфилиасов, когда его драккар отваливал от деревянного пирса Форабергена.
В селении он оставил лишь несколько воинов — для охраны добычи. Барабина и Каиссу бросили в один сарай, а бывших рабынь принцессы — в другой.
И если у первого сарая заняли пост взрослые аргеманы, усиленные группой старших подростков, то у второго обосновались сплошь одни подростки. А малолетние разбойники против гейш из охраны баргаутской принцессы — это такой расклад, при котором ничего исключать нельзя.
74
Отремонтировать «Торвангу», посаженную на мель в гавани Альдебекара, оказалось делом несложным. Не пришлось даже вытаскивать ее на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51