Он предложил ей руку, и вместе они скрылись за дверью.
Ренье сказал брату:
– Я помогу тебе отвести лошадей на дядину конюшню.
Эмери ответил:
– Я надеялся, что ты это сделаешь сам.
– А где мы будем сплетничать? – удивился Ренье. – В дядином доме абсолютно все слышно. К тому же, как я подозреваю, у твоей приятельницы чрезвычайно острый слух.
Он оглянулся на дом, словно ожидая увидеть, как Уида выглядывает из окна и кричит: «Учтите, двойняшки, я все слышала!»
– Слух у нее острый, нрав – склочный, но она настоящая эльфийская принцесса, – ответил Эмери. – Не завидую Талиессину.
– Слушай, Эмери, где ты ее нашел?
– В одном маленьком городке, на конской ярмарке.
– Она любит лошадей?
– Обожает.
– Интересно... Должно быть, это признак истинного аристократизма.
– Нет, просто черта ее характера. Одна из самых приятных, кстати.
– А она отважная, если решилась разгуливать по Королевству сейчас, когда человека могут запросто убить, просто заподозрив в нем родство с Эльсион Лакар, – заметил Ренье.
– Ищешь в ней хорошие стороны? – прищурился Эмери. – Они есть, не беспокойся. Даже искать не придется, сам все увидишь.
– До сих пор не могу поверить, – пробормотал Ренье, – что ты раздобыл настоящую Эльсион Лакар... Как это все-таки вышло?
– Я сменял ее на своего кучера, – сказал Эмери. И, увидев ошеломленное лицо брата, громко рассмеялся.

* * *
Второй раз Эйле пришла в дом Адобекка почти год спустя после первого. Тем вечером ни самого Адобекка, ни Фоллона не было: оба отправились во дворец и там заночевали. Дверь открыл сам Ренье, поскольку стряпуха уже спала.
– Эйле! – обрадовался Ренье. – Поднимайся ко мне.
Но молодая женщина покачала головой. Ренье поднял лампу повыше и увидел, что Эйле недавно плакала.
– На тебе лица нет! – сказал Ренье. – Что опять случилось? Ожидается второй ребенок?
– Не шутите, – попросила она. – Талиессин пропал. Его нет второй день.
– Это так серьезно?
– Обычно он приходит каждый вечер...
Ренье сел на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. Глянул на приятельницу снизу вверх.
– Ты хорошо поступила, что пришла сюда, – сказал он. – Сейчас пойдем его искать. Подождешь здесь.
– Нет! – вскрикнула она. – Я с вами.
– Эйле, будь благоразумна.
– Я сойду с ума, если останусь тут одна.
– Да? – Ренье немного поразмыслил. – Убедила! – объявил он наконец. – Скорее всего, мы отыщем его в какой-нибудь таверне. И скорее всего, пьяного или с разбитым носом. У него, знаешь ли, бывают приступы очень тяжелого настроения.
Эйле улыбнулась сквозь слезы:
– Знаю.
– Подожди здесь, – сказал Ренье.
Он поднялся в комнаты брата – предупредить. Эмери играл в карты с Уидой. Она проигрывала и ужасно злилась.
– Талиессин куда-то пропал, – сообщил Ренье с порога.
Оба игрока повернулись к нему с одинаковым выражением досады на лице.
– По-твоему, это повод мешать нам? – осведомился Эмери. – Ее будущее величество уже проиграла мне должность камерария и два очень хороших замка к северу от столицы.
Ренье чуть пожал плечами.
– Здесь Эйле, она плачет...
Уида положила карты.
– Эйле – это та самая женщина? – спросила она.
Ренье вдруг смутился, сообразив, при ком затеял разговор о возлюбленной принца.
– В общем, да, – сознался он. – Она... очень хорошая.
– Я хочу увидеть ее, – сказала Уида. И добавила: – Поймите меня правильно, вы оба: я совершенно не рвусь занять престол Королевства. Эльсион Лакар не годятся на роль постылой законной супруги.
И прежде чем ее успели остановить, Уида сбежала вниз по лестнице.
Эйле ждала в приемной. Заслышав шаги, девушка подняла голову, но вместо Ренье увидела незнакомую рослую женщину с очень темной кожей. Сильно побледнев, Эйле отступила на шаг.
Уида насмешливо посмотрела на нее.
– Чего ты испугалась?
– Я ждала господина Эмери...
Прыгая через ступеньку, Ренье успел прежде, чем Уида сказала что-либо еще.
– Идем, Эйле. Эта дама прощается с тобой.
– Прощай, Эйле, – сказала Уида.
Ренье схватил Эйле за руку и вытащил на улицу.
Тяжело дыша, она прижалась спиной к стене и уставилась на своего друга.
– Это ведь была она – та самая? Эльсион Лакар? Невеста Талиессина?
– Да, – хмуро ответил Ренье. – Тебе не следует на нее обижаться. Она – в еще худшем положении, чем ты, и очень страдает из-за этого.
– Из-за чего? – горячо спросила Эйле. – Из-за того, что она родит ему законного наследника? Из-за того, что ее никто не назовет «матерью ублюдка»? В конце концов он полюбит ее. Она очень красива...
– Любят не за красоту, – сказал Ренье.
Эйле всхлипнула.
– Ну да, я-то не такая...
– Ты не такая, и он любит тебя, – сказал Ренье, обнимая девушку. – Идем. Я же с тобой.
Но она вырвалась, сердито тряхнула волосами.
– Вам-то легко рассуждать! Вы – знатный господин, вы богаты! Вам откуда знать, какова бывает судьба незаконных детей?
– Милая Эйле, я уже говорил тебе и повторю еще раз: я хорошо знаю, каково быть бастардом.
Она замолчала и замерла, только глаза ее открывались все шире и шире.
– Вы же не хотите сказать, что вы...
– Вот именно, – отозвался Ренье. – Я бастард. Теперь ты мне веришь?
– Я вам и без этого верила, – заявила Эйле весьма непоследовательно.
Она схватила его за руку, и они побежали по улице.

* * *
Талиессин действительно впал в отвратительное состояние духа. Он потому и не показывался у своей возлюбленной, что не хотел ее огорчать. Днем он сидел в одном из трех своих любимых кабачков, а ночью бродил по улицам и задирал поздних прохожих. Ему удалось устроить уже две драки, но глухая злоба, кипевшая в нем, никак не могла успокоиться и продолжала искать себе выхода.
И повсюду, куда бы ни отправился Талиессин, за ним следовала темная тень.
Наконец ему надоело ее безмолвное присутствие, и он начал бранить ее.
– Ты! – говорил Талиессин, кривя рот. – Кто ты такой, а? Что тебе нужно?
Тень молчала.
– Ты урод, – говорил Талиессин. – Я хорошо рассмотрел тебя. Ну и рожа!
Тень продолжала безмолвствовать.
– Самое отвратительное – это твои волосы. Никогда не видел такого мертвого цвета!
Молчание, только тихий стук башмаков по мостовой.
– У тебя мертвые глаза. Кто ты? Когда ты умер?
Тогда тень вдруг заговорила. Очень негромко, но отчетливо она произнесла:
– Я твоя смерть.
– Добро пожаловать в мою столицу! – сказал Талиессин, ничуть не испугавшись. – Смерти королей входят и выходят, когда им захочется, и их приход всегда сопровождается праздником.
– Я твоя смерть; – повторил незнакомец.
– А я говорю: привет тебе, смерть! Во всяком случае, ты избавишь меня от необходимости жениться.
Смерть глядела на него очень грустно.
Талиессин засмеялся.
– У меня такое ощущение, что тебе жаль меня!
– Может быть, – сказала смерть.
– В таком случае, покончим с этим быстро, – сказал Талиессин и широко развел руки в стороны. – Бей прямо под горло!
– Не торопись, – сказала смерть. – Не сейчас.
– Почему?
– Потому что время не пришло.
– В таком случае, продолжим нашу приятную прогулку, – решил Талиессин.
И, повернувшись к смерти спиной, зашагал дальше.
Словно привязанный, Радихена пошел следом.
За это время он хорошо изучил принца. Узнал его любимые места в столице, прошел всеми его путями. Характер молодого человека также стал Радихене ясен. Радихена терпеть таких не мог. Самоуверенный и самовлюбленный, никогда не знавший в жизни ни горя, ни лишений. И еще он азартен. Должно быть, не хватает острых ощущений.
После первой же встречи в переулке – случайной – Радихена понял, что принц никому не рассказал о таинственном преследователе. Это навело убийцу на мысль походить за Талиессином хотя бы неделю. Выведенный из себя, принц не будет представлять опасного соперника, и Радихена легко убьет его.
Просто зарезать принца из-за угла Радихена не мог. Вейенто решительно запретил ему это. Никто не должен видеть в этой смерти спланированное убийство. Нет, это должен быть классический несчастный случай. Драка, зачинщиком которой стал сам Талиессин. И чем более злым будет принц перед началом драки, тем лучше.
Радихене нравилось допекать титулованную особу. Он, Радихена, сын неизвестного отца и беспутной матери, крепостной, выкупленный дважды, племянник деревенского пьянчуги и сам пьянчуга, – он держит в руке жизнь наследника.
Ощущение власти над чужой судьбой – пусть даже власти краткосрочной и в достаточной степени воображаемой – опьяняло. «Вот причина, по которой люди соглашаются стать палачами», – думал он.
Тем временем Талиессин выбрался к первой стене. Здесь имелись подряд несколько кабаков, один другого краше, и во всех отдыхали после дежурства у ворот городские стражники.
«Пора!» – сказал себе Радихена. Он почувствовал толчок жара: кровь вскипела и прихлынула к вискам, а затем отступила; настал миг ясности и душевной пустоты.
И Радихена шагнул в эту пустоту.
– Воры! – завопил он, кидаясь к Талиессину.
На крик выбежало несколько солдат. Талиессин, не глядя, треснул одного кулаком по скуле. Случившийся поблизости пьяный обрадовался развлечению – ему явно не хватило для полного счастья небольшой потасовки – и бросился в бой, выступая на стороне Талиессина.
– Убивают! – крикнул Радихена еще раз и ударил одного из стражников.
Из открытых ворот соседнего кабака выбежало человек десять.
Обыкновенная пьяная драка, развеселая и почти совершенно не опасная: здесь никогда не применялось оружие, а подбитые глаза и расквашенные носы ранениями не считались. Во всяком случае, не здесь – не на окраине.
Именно в этом заключалась причина массовости драки, начатой Радихеной. Поразмяться хотелось многим, а риску – никакого.
Радихена тайком вытащил из-под плаща кинжал и начал подбираться к Талиессину. Принц дубасил кулаками всякого, кто приближался на достаточно близкое расстояние. Сам он тоже получал удары, но, казалось, не замечал их.
Радихена оттолкнул одного из драчунов, стоявших на его пути, затем – другого, третьего... Ему доставалось – и кулаками, и локтями, а один из обиженных даже разбил о его плечо миску, прихваченную из кабачка.
Радихена отвел назад руку с ножом, готовясь нанести удар, и тут прямо перед принцем, за мгновение до того, как нож впился в свою жертву, метнулся какой-то человек. Радихена не сумел удержать руку, и лезвие вонзилось прямо в грудь чужаку.
Раздался громкий, натужный крик, и все услышали его, несмотря на шум. Драка мгновенно распалась – сама собой.
Радихена, машинально подхвативший раненого, отпустил руки, и тот осел на землю. В его груди торчала рукоять ножа. Она как будто сама собой выросла из плоти – странный инородный предмет, следствие непонятной болезни.
– Убил! – завизжал кто-то в толпе, и люди начали разбегаться. Осталось только несколько человек, преимущественно стражники, которые не боялись, что на них падет подозрение.
Раненый чуть пошевелился на земле и снова закричал, на сей раз тише. Из трактира бегом принесли лампу и поставили ее рядом.
Прыгающий огонек в лампе наконец успокоился, и из ночной темноты проступило бледное лицо.
– Женщина, – прошептал кто-то рядом с Радихеной.
Талиессин, стоявший чуть в стороне, стремительно подошел ближе, наклонился – и вдруг упал на колени, больно ударившись о мостовую.
– Эйле! – закричал он.
– Я успела, – тихо сказала она. Очень тихо. Она боялась потревожить то холодное и одновременно с тем неприятно жгучее, что засело у нее в груди. – Я нашла вас, мой господин.
Радихена хотел было незаметно скрыться – как ни жаль ему было глупую женщину, бросившуюся под нож, – но вдруг замер как громом пораженный. Он резко обернулся. Капюшон упал с его головы, открывая лицо и серые волосы. За месяц жизни в столице они немного отросли, и Ренье, растерянно стоявший рядом со стражниками и ощупывавший свои разбитые кулаки, явственно увидел рыжину, блеснувшую при свете лампы у корней волос незнакомца.
Тот самый человек из донесения, о котором писали дяде шпионы с севера! Его разыскивали, но безуспешно. Разумеется, все банщики получили соответствующее предупреждение с детальным описанием шрамов, кои следует высматривать у клиентов, но этот человек не посещал общественные бани. Все дамы, пользующиеся репутацией легкомысленных особ (Адобекк знал большинство из них в столице), также были оповещены. Однако этот человек избегал и женщин.
Вытаскивая на ходу шпагу, Ренье быстрым шагом приблизился к незнакомцу и поднес острие к его горлу. Однако Радихена даже и не думал бежать или сопротивляться. Не отрываясь он смотрел на женщину с ножом в груди и коленопреклоненного принца рядом с нею.
Затем, как во сне, повторил:
– Эйле...
Эйле, заветное имя, имя той девушки из его прошлого! Эйле, ради которой он согласился стать убийцей!
Не обращая внимания на острие, готовое вонзиться ему в горло, Радихена шагнул к Эйле и наклонился над ней, жадно впился в нее взглядом. Ему хотелось запечатлеть в памяти каждую черту ее лица.
Она вдруг беспокойно перевела на него взор.
– Радихена, – сказала она. – Зачем ты это сделал?
Талиессин нервно дернул головой: он хотел знать, с кем разговаривает Эйле. Он не сразу нашел глазами ее второго собеседника, а затем неожиданно засмеялся.
– Моя смерть! Вот кто ты такой!
– Радихена, – повторила Эйле, – для чего тебе это?
– Я... ради тебя, – шепнул он, опуская голову на ее грудь, рядом с ножом.
– Вытащи нож, – сказала Эйле. – Я устала. Я знаю, что будет... Просто вытащи нож, ладно?
Он чуть приподнялся, погладил ее по щеке, а затем, ухватившись за рукоять, резко дернул. Кровь хлынула ему на руки. Глаза Эйле широко раскрылись, и тотчас веки ее ослабели и опустились, ресницы упали на щеку, задрожали и замерли.
Талиессин смотрел, поминутно облизывая губы и обтирая их дрожащей рукой. Подбородок у него прыгал, зрачки застыли. Несколько раз он открывал рот в попытке что-то сказать или крикнуть, но только сипел, а затем вскочил, схватился за волосы и побежал прочь.
Ренье бросился за ним следом.
Радихена встал, бросил нож на мостовую, прямо в лужу крови, рядом с неподвижным телом Эйле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66