В любом случае убийство – это уголовное преступление, к тому же убийство главы государства – преступление такого ранга, допустить которое нам никто не позволит… независимо от того, признан данный режим нашим правительством или нет. – И Деннис Сайкс пристально посмотрел на своего заместителя, желая убедиться, дошли ли его слова. Затем, давая понять, что разговор подходит к концу, спросил: – Сколько телохранителей прибывает с ним?
– Трое, сэр. И у них с собой целый арсенал оружия, судя по данным Кларксона. Двое из них с дипломатическими паспортами: это Лахуэрта и Ривера, а вот третий – некий Жак, ливанский француз, – вызывает серьезные подозрения. Скорей всего, он из бывших фалангистских убийц.
Сайкс снял очки и потер глаза.
– Ну что ж, для начала проверьте первых двух.
– А Жака?
– Его тоже не забудьте, конечно. И пусть Си-два не выпускает его из поля зрения. – Сайкс потянулся за документами, и Дандас понял, что пора уходить. – Разумеется, если этот Жак окажется вдруг известным убийцей, – добавил Сайкс с кислой улыбочкой, – тут уж мы выгораживать его не станем, даже превратись он в лесничего.
Брайан Дандас хотел было что-то сказать, но передумал и покинул кабинет шефа.

6

Сэм Шерман не вылезал из своего номера до 11 часов. Он обзвонил всех старых друзей и знакомых, которые могли бы подтвердить слух о назначении Юджина Бэйрда директором Института по изучению проблем свободного мира. Двое действительно где-то слышали об этом, и почти все приглашали его выпить, чтобы поднабраться последних новостей из-за океана.
Расслабившись наконец, Шерман закурил свою первую за день сигарету и принялся наводить у себя порядок. Ему осточертела гостиница, в которой он жил, и все же он не мог не признать, что ему повезло: в такое время, в разгар туристского сезона, в Лондоне трудно что-либо снять. Любимый его отель, небольшой, уютный и старомодный, был уже давно забит приезжими.
Здесь же ему претили голые стены. Очевидно, хозяева исходили из того, что такая стерильность не оскорбит ничьего вкуса. Зато бар внизу, для «атмосферы», сделали в псевдотюдоровском стиле, – уступая вкусу американцев, будь они неладны. Даже из динамиков в лифте звучала гавайская музыка – должно быть, чтобы успокаивать нервы чиновников-язвенников. Сэм любил путешествовать и каждый раз узнавать что-то новое, но подобные оазисы псевдоамериканской культуры отбивали всякую охоту к перемене мест. Впрочем, в свое время англичане не лучше вели себя в Индии, подумал он: всюду и везде оксфордское повидло и мятный соус.
Швейцар у выхода поинтересовался, не нужно ли ему такси. Шерман покачал головой и двинулся пешком в направлении Пикадилли. Стояло прекрасное майское утро.
Взглянув на часы, он понял, что у него есть время в запасе, и не торопясь побрел, заглядывая в витрины магазинов. Цены выставленных товаров, рассчитанных на богатых туристов, заставляли его то и дело качать в изумлении головой. Наконец-то оправдалась кличка, пущенная в ход еще Наполеоном, подумал он: настоящая нация лавочников. Шагая по улицам, он снова и снова пытался понять, почему Алекс Гамильтон так быстро и неожиданно согласился на интервью. Он позвонил на всякий случай, и ледяной тон секретарши подтвердил, что надежды на встречу нет. А через несколько минут она сама ему позвонила и сообщила, что мистер Гамильтон будет рад видеть его в двенадцать часов. Говорила она на сей раз совсем иначе, чем только усилила подозрения Шермана. Он прекрасно знал, как неохотно Гамильтон шел на контакты с прессой, и потому мог лишь предположить, что Алекс попытается сбить его со следа. А это значит, что, по мнению Алекса, он на след напал.
Бессознательно он ускорил шаг. Что же скрывает Гамильтон помимо того, что скрывают все, спрашивал себя Шерман. И почему он хочет встретиться с ним, а не с представителем отечественной прессы? Шерман снова посмотрел на часы. Все еще слишком рано для звонка в Штаты, к тому же пока неизвестно, какие сведения могут ему понадобиться. Он еще раз мысленно освежил в памяти то, что собрал дома, в Вашингтоне и Нью-Йорке, но ничего заслуживающего особого внимания там не было.
Штаб-квартира Гамильтона на Мэйфэр снаружи выглядела более чем скромно. Не было даже вывески, а вестибюль скорее походил на подъезд многоэтажного дома с дорогими апартаментами. Дежурный охранник, оказавшийся сразу за массивными стеклянными дверями, указал Шерману на конторку в глубине вестибюля, и он направился туда. Девушка за барьерчиком вопросительно взглянула на него.
– Что вам угодно?
– У меня назначена встреча с мистером Гамильтоном.
– Ваши имя и фамилия? – Она заученно улыбнулась.
– Сэм Шерман.
– Сейчас я позвоню его личному помощнику, мистер Шерман. Присядьте, пожалуйста.
Он буркнул что-то в знак благодарности. Эта церемония всегда раздражала его, а одному богу известно, сколько уж лет он через нее проходит. Он взял со стеклянного столика «Файнэншл таймс», лежавшую там вместе с разными публикациями для дельцов. Он понимал, что девушка изучает его, ожидая ответа по телефону. Наверняка пытается угадать, какие у него могут быть дела с великим человеком. Кто он – банкир, нефтепромышленник, а может, просто нищий или, того хуже, вор?.. Шерман непроизвольно улыбнулся. Бедняжке придется попотеть, чтобы сделать вывод.
Держа перед собой газету, он пытался разработать наилучший подход к собеседнику. Сыграть агрессивного, напористого журналиста – это годится разве что для телеинтервью. К тому же он не знал, в какой угол надо загонять Гамильтона. Значит, разумнее всего задавать самые общие вопросы, пока не подвернется что-нибудь в ответе собеседника, за что стоило бы уцепиться.
– Мистер Гамильтон ожидает вас, мистер Шерман, – ослепительно улыбнувшись, прощебетала девица и положила на рычаг телефонную трубку.
Он почувствовал, что она слегка ошарашена тем приемом, который ему оказывают наверху.
– Спасибо, – Шерман не торопясь сложил газету.
– Личный помощник мистера Гамильтона встретит вас у лифта, на последнем этаже.
Он кивнул и направился к лифту, подхватив свой видавший виды портфель, который он нежно любил со свойственной снобам изощренностью. Этот саквояж спутает ей все карты, не без ехидства подумал он и чуть было не расхохотался.
Женщина, ожидавшая его у лифта, выглядела именно так, как он и думал: седые, безукоризненно причесанные волосы, строгое платье, спокойные решительные манеры. Улыбка мелькнула – и погасла. Ей наверняка не по вкусу пришлось перезванивать ему тогда в гостиницу после того, как она столь небрежно обошлась с его просьбой об интервью.
– Я очень рада, мистер Шерман, что вы смогли так сразу откликнуться на наше приглашение, – сказала она. – Хотя, надеюсь, вы понимаете: мистер Гамильтон только что вернулся из-за границы и потому сможет уделить вам всего несколько минут.
– Конечно, я все понимаю, – сказал Шерман. Ему был хорошо знаком подобный тип секретарш: насмерть стоят на страже интересов своих хозяев, к которым относятся, как к своей собственности; такая, хоть пытай ее, не выдаст даже списка подарков, который ее босс составил к рождеству.
Пока она вела его по устланному толстым ковром коридору, он отметил, как тут непривычно тихо. Ни стука пишущих машинок, ни телефонных звонков, ни сотрудников, спешащих без пиджака, с закатанными рукавами по коридору, – ничего, что указывало бы на динамичную деловую обстановку. Но тут он вспомнил, что это своего рода командный пункт, который находится обычно в стороне от оперативных служебных помещений. Как бы бункер. К тому же достаточно уютный.
Приемная, залитая светом, поражала своими размерами; как и положено, тут было множество растений в горшках, противоестественно разросшихся и могучих. Двойные двери в противоположной стене вели в кабинет Гамильтона; секретарша направилась прямо к ним и распахнула одну из створок.
– Мистер Шерман, – объявила она и отступила в сторону, пропуская его.
Большая комната напоминала современную гостиную: полукруглые диваны, обитые рыжеватой замшей; две статуи работы примитивистов, подсвеченные удачно спрятанными источниками света, – все это создавало атмосферу особой доверительности. Шерман понял, что Алекс Гамильтон явно выше таких трюков, как усаживать гостя в низкое кресло, а самому, попыхивая сигарой, восседать за огромным письменным столом. Только скопище телефонов на столике указывало, что это – служебный кабинет.
– Рад, что вы смогли прийти, – приветствовал его Алекс Гамильтон, протягивая руку. Первоначальное впечатление, сложившееся у Шермана еще в церкви, сейчас только укрепилось: прилизанные волосы, костюм в еле заметную полоску, яркий, итальянского рисунка галстук, завязанный двойным узлом. Наверняка выбирала его секретарша, подумал Шерман. – Присаживайтесь, – и Гамильтон жестом указал на мягкий диван.
– Благодарю вас, – сказал Шерман, подумав, уж не узнал ли его возле церкви Бэйрд.
– Итак, поскольку мы с вами люди деловые, давайте начинать!
Шермана покоробил этот покровительственный тон, невзирая на попытку поставить между ними знак равенства. Так их, видно, учили в бойскаутах, напомнил он себе и широко, добродушно улыбнулся.
– Пожалуй, проще всего, если вы сообщите мне в общих чертах, о чем вы собираетесь писать? – добавил Гамильтон, как только они сели.
Шерман ждал подобного вопроса.
– Конечно, – сказал он, по привычке слегка растягивая слова. – Должен признаться, я не гонюсь за сенсацией, – улыбнулся он. – Я бы определил свою задачу, как сбор материала о влиянии нового стиля во внешней политике на деятельность мультинациональных корпораций.
Алекс Гамильтон понимающе кивнул, но в глазах его таилось беспокойство.
– То есть вы готовите проблемную статью?
– Совершенно верно.
– Но тогда почему вас так заинтересовала деятельность моих предприятий? Мне думается, вашим читателям интереснее было бы узнать, что происходит в этой области в корпорациях со штаб-квартирой в США.
– Этой темой они отболели несколько лет назад, – возразил Шерман. – Ситуация изменилась. Теперь их куда больше занимает и интересует деятельность иностранных мультинациональных корпораций, которые скупают предприятия в Штатах. Разоблачениями отечественных «Локхидов» они сыты по горло. – Сказал и тут же пожалел об этом. В такой игре следует видеть на несколько ходов вперед.
– Надеюсь, вы не сочтете меня излишне мнительным, мистер Шерман, – сухо заметил Гамильтон, – если я выскажу одно предположение: ваша статья, по-видимому, будет нацелена на то, чтобы показать, что европейский капитал действует столь же… неэтично.
Шерман почувствовал, что попался.
– Если позволите, – попытался он улыбнуться, – то вы в самом деле излишне мнительны, мистер Гамильтон, просто я привел неудачные примеры. Меня интересуют не подробности деловых взаимоотношений, а затруднительные ситуации, в которых время от времени оказываются компании типа вашей. Под этими ситуациями я имею в виду случаи, когда правительства вмешиваются в международную торговлю.
– Уж если ваша газета занялась такими проблемами, – иронически хмыкнул Гамильтон, – значит, времена действительно изменились. – По глазам, однако, было видно, что объяснения Шермана не убедили его.
– Не думаю, чтобы они так уж изменились, – чуть улыбнулся Шерман.
– Ладно, – сказал Гамильтон, как бы незаметно бросив взгляд на часы. – Итак, что конкретно вас интересует?
Шерман передвинулся на диване. Была не была, решил он.
– Ваши горнорудные предприятия в Латинской Америке.
Алекс Гамильтон слегка повернулся, поправляя какие-то бумаги, разложенные на соседнем столике, но Шерман успел заметить, как тень беспокойства промелькнула на его лице. Один – ноль, мысленно поздравил себя Шерман.
– И чем же они вас привлекают? – небрежно спросил Гамильтон, снова поворачиваясь лицом к собеседнику.
– Мне показалось, это как раз одна из тех затруднительных ситуаций, о которых я упоминал. С одной стороны, правительство генерала Иньесты не признано Западом, а с другой – кровная заинтересованность в ресурсах его страны.
– Я бизнесмен, – спокойно произнес Гамильтон, – а не политик. И не имею возможности влиять на заявления своего правительства или какого-либо другого.
Шермана передернуло от такого бессовестного вранья. Он прекрасно знал, что и в Лондоне, и в Вашингтоне Гамильтон имел своих толкачей в правительстве.
– Возможно, это прозвучит излишне пессимистично, – добавил после небольшой паузы Гамильтон, – но мне кажется, что расхождения между реальной политикой и идеологией в сфере международных отношений всегда приводили к глобальным войнам. Взять, к примеру, хотя бы тридцатые годы.
– А годы «холодной войны»?
– Ну, антикоммунистическая кампания, затеянная Соединенными Штатами, была делом сугубо прагматическим.
– Вы хотите сказать, – перебил его Шерман, слегка улыбнувшись, – что это было осуществлением деловых и внешнеполитических интересов иными средствами.
– Более или менее. Идеалы – ведь это всего лишь эмоциональное оправдание региональных интересов.
Поначалу Шермана удивил такой ответ, но, немного подумав, он пришел к выводу, что сила Алекса Гамильтона как раз и кроется в откровенной демонстрации отсутствия всяких сантиментов.
– Запад слаб, потому что не хочет признать этого, – продолжал Гамильтон таким тоном, что было ясно: он считает это самоочевидным. – Впрочем, демократия – это форма правления, пропитанная чувством собственной вины.
Шерман смущенно откашлялся. Разговор все больше отклонялся в сторону от интересовавшей его темы.
– Примем во внимание ваши замечания, – сказал он, – и вернемся, если не возражаете, к Латинской Америке, в частности к администрации генерала Иньесты.
– С удовольствием. – Гамильтон уперся взглядом в Шермана, ожидая его вопроса.
– Не кажется ли вам, что ваши деловые операции в этой стране способствуют укреплению незаконного режима?
– Я уже говорил вам, что я не из тех, кто занимается политикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30