Думаю, я сумею устроить, чтобы все эти события не дошли до широкой публики хотя бы до утра. Может быть, до полудня. Но вряд ли даже мне удастся добиться большего. Поэтому вы не должны говорить об этом... этих убийствах никому, кроме Джерри Вэйла.
– Понятно.
– Еще один важный момент. Официальная церемония открытия «Кублай-хана» состоится завтра в полдень. Кроме обычных гостей, участниц финального конкурса талантов и жюри этого конкурса, репортеров и всех остальных, о которых я вам говорил, на открытии будут очень важные особы, которых я пригласил лично. Мне бы хотелось самому присутствовать на церемонии открытия моего собственного отеля. – Он глянул на меня: – А вам бы не хотелось?
– Естественно, – ответил я.
Он открыл дверцу своего «континенталя», сел за руль и помахал сержанту Торгесену в знак того, что готов следовать за ним.
Я наклонился к дверце и посмотрел на Монако:
– Меня кое-что беспокоит.
– Да?
– Да. Вы лгали Торгесену.
Несколько мгновений он молча смотрел мне в глаза.
– Разве?
– По крайней мере, вы не сказали всего, что знаете.
– Я никогда не говорю всего, что мне известно.
Мы еще немного помолчали. Наконец я вздохнул:
– Хорошо. Поверю вам на слово, мистер Монако. Раз уж я влез в это дело. Но не ждите чудес.
– Чудо будет вам стоить десять тысяч долларов.
– Черт, настоящее чудо будет стоить не меньше...
Он завел машину.
– Ладно, – согласился я. – Принимаюсь за работу. Но все наши договоры отменяются, если окажется, что вы все-таки каким-то образом причастны к убийству Джин. Или Эфрима Сардиса.
Он высунул голову в окно и сверкнул глазами.
– Не говорите ерунды, – бросил он.
Я пожал плечами, повернулся и пошел на другую сторону улицы.
Меня окликнул сержант Торгесен:
– Вы закончили?
– Да. Я могу отчалить?
– Вам придется поехать с нами и подписать показания.
– Сейчас? – До меня вдруг дошло, как мало часов и минут осталось до завтрашнего полудня. На самом деле я и сам не знаю, почему я всерьез думал о полудне. Монако определенно сошел с ума.
– Да, сейчас, – подтвердил Торгесен.
– Послушайте, у меня на сегодня тысяча дел. Я рассказал вам все, что знаю. Нельзя ли подождать с формальностями?
Он задумался.
– Ну, хорошо, подождем немного. Только не забудьте об этом, Скотт. Мне очень не понравится, если вы забудете.
Я поблагодарил его и спросил:
– Насчет этого Эфрима Сардиса. Как вы узнали, что он мертв?
– Нам позвонили и сообщили, что слышали выстрелы в доме Сардиса. Патрульные на машине решили проверить и нашли его.
– Звонок был анонимный?
Он кивнул.
– Звонила женщина?
– Нет.
– Не скажете, во сколько поступил звонок?
Он поджал губы, взглянул на холм, потом снова посмотрел на меня:
– Незадолго до того, как мы приехали сюда, если вас это интересует. Звонок зарегистрирован в 4.28 вечера.
– Мог Сардис застрелиться сам?
– Нет. У него дырка прямо во лбу, и никаких следов пороха. Кто-то стоял напротив него и спокойно выстрелил в упор.
– Есть подозреваемые?
Он кисло улыбнулся:
– Только один. Пока.
– Можете рассказать мне что-нибудь о нем? Я имею в виду Сардиса.
– Не много. Крупная шишка. Очень крупная, при деньгах – несколько миллионов. Куча друзей в верхах. С этим делом на нас будут давить со всех сторон. – Торгесен замолчал. – Что-нибудь еще, Скотт? Может, вам рассказать, сколько я получаю в месяц? Или...
Я от души рассмеялся:
– Этого достаточно. Пока. И спасибо.
Этого было явно недостаточно. Я хотел бы еще кое-что узнать у Торгесена, но мне и так повезло, что он рассказал хотя бы это. Я направился к своему «кадиллаку», и Торгесен заметил:
– У вас колесо спущено.
– Черт!
Он снова улыбнулся. На этот раз в его улыбке было больше веселья.
– Пока вы болтали с мистером Монако, я осмотрел вашу машину. В вас действительно стреляли. И продырявили переднее правое колесо.
Я посмотрел, выругался и пошел к багажнику за запаской.
Несколько минут спустя, истекая потом, с содранными руками, я стоял, прислонившись к «кадиллаку», с гаечным ключом в руке и думал.
У меня новый клиент и новое дело, и до сих пор все шло просто «великолепно». Меня наняли найти девушку, а ее убили практически на моих глазах; в меня стреляли; я понятия не имел, кто именно; убили какого-то парня по имени Сардис, о котором я никогда раньше не слышал; я только что имел удовольствие поменять колесо; а моего клиента везут в каталажку.
И это хорошо, сказал я себе. Потому что теперь все обязательно изменится – должно измениться – к лучшему.
Глава 5
Я убрал инструменты и проколотую покрышку в багажник и уже собирался сесть за руль, когда увидел Майка, спускавшегося с Мшистой горы и что-то державшего в руках. Монако все еще сидел в своей машине, но заглушил мотор.
Торгесен стоял рядом с «бьюиком», и, когда Майк подошел, я как бы невзначай медленно прошелся мимо и услышал его слова:
– Вот, нашел на холме, Торг. Одна была почти на самой вершине, две другие – внизу. Больше ничего. Никаких гильз.
Он протянул сержанту три новых хрустящих стодолларовых банкнота.
Торгесен взглянул на них:
– Может, поэтому ее сумка была открыта. Хотя, на мой взгляд, совсем не похоже на ограбление.
– В ее сумке остались какие-нибудь деньги, сержант? – поинтересовался я.
Он оглянулся:
– Вы еще здесь? – Он колебался, думая, отвечать мне или неn, но наконец сказал:
– Нет, только мелочь. И никаких документов. По вашим словам, сначала прозвучали два выстрела и только потом третий. Можете сказать, сколько времени прошло между вторым и третьим выстрелом?
– Ну, может быть, минута. – Я догадался, над чем он размышляет, и поэтому добавил: – У него было достаточно времени, чтобы подбежать к машине, распотрошить ее сумку и сделать третий выстрел ей в голову.
Он кивнул.
Я заглянул внутрь «бьюика» и увидел пустую табличку у руля. Пока дожидался полицию, я обратил внимание на отсутствие регистрационного номера.
Я обратился к Торгесену:
– Нигде не видели ее регистрационной карточки?
– Исчезла. Мы проверим номера в отделе транспортных средств. Скорее всего, это ее машина. Мне казалось, вы торопитесь, Скотт.
Я широко улыбнулся:
– Это точно, – и уехал.
* * *
Я припарковался у входа в «Кублай-хан», и молодой пижон в красных брюках и синем пиджаке взял мои сумки, передал их другому парню, который был одет в белые брюки и золотой пиджак, и перегнал мой «кадиллак» на стоянку. Я вошел внутрь за золотым пиджаком.
Пол покрывал темный ковер с восточным орнаментом, в котором нога утопала почти по колено. Массивные стулья и диваны в холле изготовлены из резного темного дерева. Откуда-то доносилась тихая, приятная музыка. На стенах висели писанине маслом картины в красных, синих и зеленых тонах с бордовыми и сиреневыми вкраплениями. Сквозь огромные окна с правой стороны виднелась голубая мерцающая поверхность бассейна. Слева от меня была широкая дверь с заостренным верхом, как в индийском храме. На двери было что-то начертано какими-то замысловатыми значками, доступными чародею или, на худой конец, востоковеду.
Зато внизу, под витиеватыми буквами, стояло простенькое английское название: «Сераль».
Я знал, что это значит. Это значит «гарем». Я не такой уж тупой. Особенно когда дело касается гаремов. Но похоже, за дверью находился и бар. Вот здорово придумали – бар и гарем в одном месте.
В холле было прохладно, и мне стало легче, но гонки по пескам, беготня по горам и смена колеса под палящим солнцем пустыни все-таки меня измотали. Срочно нужно было выпить, к тому же пришло время сесть и спокойно поразмыслить. Мне хотелось основательно перелопатить факты и разгадать некоторые загадки.
Лучшего предлога для выпивки на данный момент у меня не нашлось.
Я спросил у клерка о Джерри Вэйле, однако принц за стойкой администратора – а возможно, и сам император Азии – не знал, где мистер Вэйл. Но он непременно найдет его или пошлет за ним мальчика-посыльного. Я сообщил, что меня зовут Шелл Скотт и что я буду в баре. Дал коридорному пару долларов и попросил снести мои вещи в номер, а сам направился в «Сераль», бросив беглый взгляд на администратора.
На нем был переливающийся пиджак какого-то невероятного цвета, с пряжкой на воротнике; роль пуговиц исполняли золотые самородки; широкие фиолетовые брюки стягивал плетеный золотой пояс; весь этот наряд венчала броская фиолетовая фуражка. Он просто сверкал.
И не он один. В вестибюле сидели и ходили человек сорок, и некоторые из них уже облачились в костюмы. От таких костюмов прозрел бы даже слепой. Девушки в персидских шароварах, девушки в индийских сари, девушки с голыми животами – я насчитал три пупка – и девушки, одетые в тонкие, прозрачные штанишки, напоминающие пижамные брюки, и в лифчики размером с наперсток, сшитые, очевидно, специально для сосков. Там было несколько щегольски одетых парней, но они не шли ни в какое сравнение с женщинами.
Здесь конечно же присутствовала лишь часть гостей, которые примут участие в праздничных торжествах сегодня и завтра. Но, право слово, я еще никогда в жизни не видел, чтобы в одном месте и в одно время собралось столько восхитительных «персиков». Большинство из них, безусловно, были победителями конкурсов красоты, кульминация которых произойдет завтра здесь – в «Кублай-хане».
Девушки были на любой вкус – высокие, маленькие и среднего роста, все с гладкой, как шелк, кожей, темноглазые, светлоглазые, с красными губами и розовыми губами, с всевозможными прическами – кудряшками, косичками, хвостиками, пучками. Там были брюнетки, блондинки и рыжие, но каждая хороша на свой лад.
Не знай я наверняка, я бы решил, что меня или усыновили, или проломили голову и убили. Потому что это был рай. Или ад. Или еще что-нибудь. Если так выглядит смерть и я попал в рай, то именно к этому, черт побери, и нужно стремиться. «Где твое жало, смерть?! – взмолился я. – Смерть, ты – обманщица, ты... уф...»
Погруженный в мысли о сладкой смерти, голых пупках и лифчиках размером с наперсток и прочем великолепии, я даже не видел, куда иду. Я направлялся в «Сераль» – во всяком случае, туда вели меня ноги, но моя голова вертелась в разные стороны. Поэтому я на кого-то налетел.
Я повернулся и сказал:
– Простите, мне... о-о-о...
«Боже правый, – подумал я. – А ведь я и взаправду умер. И лицезрею ангела».
Я снова видел темно-бордовый цвет с сиреневыми вкраплениями, как в холле «Кублай-хана». Да только сейчас он был другим, совершенно другим. Перед моим мысленным взором возникли образы темно-бордового заката в горах и сиреневых красок в пустыне, я услышал тихий шелест осеннего вечера и почувствовал тепло лунной летней ночи, – и все это было в глазах женщины. Огромных, нежных, обрамленных густыми черными ресницами, чистых и светлых. И в эту минуту испуганных.
Она моргнула. Неуверенно улыбнулась:
– Я пыталась уступить вам дорогу. Но... вас так много, что с вами сложно разминуться.
– В ваших глазах можно умереть, – наконец вымолвил я.
– Что?
– О, извините, я не то хотел сказать. Просто минуту назад я думал о смерти... Не очень-то весело звучит, да?
На ее лице мелькнуло удивление.
– Я представлял холл, наполненный живописными трупами... Опять не то. Если вы дадите мне еще одну попытку, через минуту я скажу что-нибудь умное.
Она неожиданно рассмеялась:
– Надеюсь.
– Давайте сменим тему. Вы наверняка приехали, чтобы победить в конкурсе красоты. Так вот, меня зовут Шелл Скотт и я – судья. Судья, понимаете? У меня есть власть! Вла...
– Я тоже судья.
– Вы... вы судья?
– Да.
– Ну что ж, здесь все ясно. Может, я смогу... э-э... быть вам полезным в чем-нибудь другом?
– Шелл Скотт... Ну как же. Я вас знаю.
– Нет, не знаете.
– Вы из Лос-Анджелеса, так ведь?
– Ага. Л.А. – Голливуд.
– И я тоже. Из Голливуда.
– Как вас зовут?
– Мисти.
Ей подходило это имя. Она произнесла его низким, грудным голосом:
– Мисти Ломбард.
Мисти Ломбард? Ушам своим не верю. Кто... а, черт побери. Ее имя знает, наверное, половина населения земного шара. Мисти Ломбард, одна из самых знаменитых и ярких звезд Голливуда. Кинозвезда, звезда телеэкрана, красавица с обложки журнала. Я даже слышал, что аборигены Бензабиланда повесили один из ее бюстгальтеров на ствол дерева и в полнолуние исполняют вокруг него ритуальные танцы.
Я просто не узнал ее. Частично из-за того, что наша встреча произошла внезапно и, так сказать, с налета. Но главным образом из-за того, что ни кинопленка, ни журнальная обложка, ни тем более телеэкран не способны передать даже толику красоты, теплоты и очарования этой кинопринцессы. А ее волшебные глаза... вы поймете, если только заглянете в них и утонете.
Она не была одета для карнавала. На ней был простой белый костюм, но даже он не мог скрыть великолепные изгибы ее тела, высокую грудь, всемирно известные бедра и невероятно тонкую талию. У нее были густые, темные волосы цвета жареных каштанов и мягкие, нежные, влажные губы – казалось, они сами могут поджарить каштаны.
– Повезло мне, – пролепетал я, чувствуя, что потихоньку смелею.
– О чем это вы?
– Я бы хотел похитить вас и спрятать в пещере. Или в башне, или еще где-нибудь. И каждую ночь забираться к вам по веревочной лестнице. Но с Мисти Ломбард этот номер не пройдет. Меня растерзают десятки тысяч мужчин.
– Может, вы все-таки... – Она замолчала, скромно закатила глазки, прикусила губу, как бы задумавшись. Меня это очаровало. – Увезете меня в свою пещеру, – закончила она.
– Подумайте еще о каком-нибудь варианте.
– Каком же?
– Не важно. Я отправляюсь на поиски пещеры. Как насчет ужина? Мы будем пить мартини из черепа бронтозавра и закусывать дикими оливками, нанизанными на зубы тигра...
– Мне это не нравится.
– Я так и думал. А как насчет обычного мартини в «Серале»?
– Мне очень жаль. Я бы с удовольствием, правда. Но мне нужно подготовиться к приему.
– К приему? Ах да. – Я вдруг вспомнил, где нахожусь. – Может, позже мы...
– Посмотрим. Я иду на прием с мистером Лифом. Не исключено, что он будет очень занят в течение вечера. Не знаю.
– Саймон Лиф?
Она кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22