https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/malenkie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

.. Если они будут счастливы, буду счастлива и я… Верно, Шарлотта Карловна: в детях мы возрождаемся, когда проходит наша пора!..

* * *
На другой день состоялся бал у Павла, которым великий князь чествовал регента и его племянника, своего будущего зятя.
Конечно, оранжереи, кладовые, вся хозяйственная часть Зимнего дворца приняли участие в устройстве этого праздника. Но он имел все-таки совершенно особый вид, носил тот же отпечаток суровой, прямолинейной дисциплины и строгости, какой отличался образ жизни наследника.
Гостей было гораздо меньше, чем на больших вечерах императрицы. Иных не позвал Павел, другие отговорились под благовидными предлогами, избегая привычной скуки и стеснения, царящих на приемах великого князя.
Но молодежь живет своей жизнью, урывая мгновенья радости даже в мрачных стенах Павловского дворца.
Клубятся интриги, торгуются люди, расплачиваясь за свои удобства чужой кровью и жизнью, чужим счастьем…
А юные пары вьются в плавном танце, забываются, упоенные музыкой звуков, музыкой первых, едва назревающих в сердце волнений и чувств.
Важный, надутый ходит маленький Павел по залам, смотрит на танцы, беседует с гостями. И не разберешь: доволен он или раздосадован чем-нибудь?
Только великая княгиня сияет, Она знает мужа, видит, что он ликует, хотя и старается не выдать этого. И вместе с воспитательницей, с заботливой Ливен, издали следят, как порхает по паркету очаровательная малютка Александрина, привлекая все взоры. И почему-то почти всегда рядом с ней темнеет стройная, гибкая фигура юноши короля. Эта пара словно неразлучной стала в танцах в течение целого вечера.
И странное дело: по мере того как девушка становится смелее, живее, разговорчивее со своим кавалером, когда она доверчивее кладет свою руку на его во время танца, изредка случайно касаясь атласным плечом его плеча, юноша становится сдержаннее, бледнее, молчаливее. Как будто чувство слишком переполняет его и боится он дать волю тому, что накопляется в груди…
Смотрит издали и посмеивается улыбкой сатира краснощекий регент.

* * *
На другое утро государыня работала с Храповицким, когда вошел Зубов.
– Останьтесь, вы не помешаете, – обратилась она к своему статс-секретарю, в то же время ласково протягивая руку фавориту для поцелуя. – Я позвала вас, генерал, чтобы показать эту записку и спросить, чем кончились последние переговоры с регентом. Мне сдается, дело близко к концу, если не случится чего особливого.
– Чему случиться, ваше величество? Все идет прекрасно. Позволите?
Зубов развернул записку, сейчас же узнав мелкий, четкий почерк Марии Федоровны.
Великая княгиня писала по-французски:
«Милая матушка! Считаю своим долгом отдать вашему императорскому величеству точный отчет о вчерашнем нашем вечере. Как мне кажется, он служит хорошим предзнаменованием, потому что король открыто ухаживал за Александриной. Танцевал он почти исключительно с ней. Даже после полуночи, заметив, что девочка спросила меня, можно ли ей протанцевать еще одну кадриль, он сейчас же подошел к регенту, что-то сказал ему на ухо, после чего регент от души рассмеялся. Я спросила о причине такой веселости. Регент ответил: «Он справляется, позволено ли великим княжнам еще танцевать». Когда я ответила утвердительно, король сказал: «О, в таком случае и мне еще надо протанцевать!..» И пошел пригласить Александрину…»
Дальше шло несколько общих, заключительных фраз.
– Ну что, мой друг? Как скажете, генерал?
– С этой стороны дело идет скорее, чем я даже ожидал от холодного на вид юного государя. Правда, великая княжна очаровательна и способна увлечь самое спокойное сердце… В ней отразились все качества и очарование вашего величества… Я правду говорю, государыня… Но придется еще повозиться с брачным договором. Снова возникли затруднения насчет секретного союза против Франции и…
– И – все пустое. Лишь бы главное довести скорее до конца. Я готова на многие уступки, где дело не касается религии.
Зубов на мгновение смешался.
Екатерина продолжала:
– Но вы говорили, генерал, что этот вопрос почти улажен? А более глубоко пока не следует вникать в него. Любовь, я надеюсь, поможет в этом случае вере и мудрости, вопреки старым урокам… Как думаете, генерал?
– Вполне согласен с вами, государыня. Так я и сам полагал. Пусть дело дойдет до конца. Мы требуем немногого: свободы исповедания для невесты. Неужели же они посмеют отказать? Никогда!
– Аминь. Так и кончайте скорее дело. Набросайте сегодня же проект брачного договора, в зависимости от того, что условлено вами со шведами… И покажите мне. Пусть лежит наготове. Знаете мое правило: все готовить заранее, чтобы время было обдумать. И еще прошу: действуйте как можно осторожнее. Тут замешано чувство, а вы знаете, иногда излишняя настойчивость может погубить многое…
– О, знаю, государыня. Я буду действовать по вашим приказаниям. Проект нынче же будет готов. Морков у меня молодец. Он незаменим во всех делах!
– Благодарю. Пока идите с Богом. Мы еще тут поработаем с моим старым другом.
Когда Зубов ушел, государыня, довольная, веселая, обернулась к Храповицкому, приложив палец к губам:
– Тс-с-с-с!.. Никому про то, что я вам скажу, иначе и вам дома найдется работа. Составьте два рескрипта. Применяясь к счастливому событию… Бог бы дал нам дождаться обрученья… Вот и напишите, что в воздаяние хлопот, в такую радостную минуту… за все заботы, службу и труды… некий генерал-фельдцехмейстер, князь и прочая, и прочая… пожалован… Никому пока о том… смотрите… – серьезно заметила императрица. – В генерал-фельдмаршалы… Он уже давно спит и видит о такой радости… А Моркову – Андреевскую звезду…
– Слушаю, ваше величество… Завтра же прикажете привезти бумаги?
– Да. Можете не в очередь. Буду ждать. Ступайте с Богом!.. Впрочем, нет, погодите! Передайте дежурному, что можно выпустить Константина из-под ареста. Говорят, он взаправду захворал от страха и огорчения. Эта резвушка Анна пришла в слезах просить за мужа. Сущие дети. А поучить надо было. Он не мальчик. И ведет себя так, что мочи нет. Я даже отцу хотела жаловаться. Но решила: на первый раз довольно этого. Думаю, присмиреет теперь. И откуда мой внук набрался таких манер? Всех задирает, оскорбляет… Даже на улице не умеет себя прилично вести… Совсем санкюлот. Его, пожалуй, изобьют где-нибудь. Такой ужас. Посмотрю, что будет после ареста!.. Идите, мой друг!

* * *
С начала сентября погода переменилась. Заморосило дождем, ветер треплет вершины дерев, брызжет в лицо холодной влагой.
Гулять почти нельзя.
Но влюбленная парочка стояла в глубокой амбразуре окна, провожая печальным взором лето, днем подолгу толковала о всяких пустяках, прислушиваясь к той музыке, которая звенит и ликует у них в душе…
А каждый вечер новый бал…
2 сентября на балу у австрийского посланника Кобенцеля Густав ходил сумрачный, недовольный, даже не принял участия в танцах, когда загремел широкий полонез и все – старые, молодые – парами поскользили из покоя в покой…
Регент и Штединг, даже все окружающие поняли, в чем дело: среди гостей он не нашел великой княжны. Не было и Марии Федоровны. Не видно также Зубова, который должен явиться если не с императрицей, то один.
– Что случилось? Почему нет ожидаемых особ? – так спрашивали у хозяина – веселого, жуира, но себе на уме, некрасивого австрийца – графа Кобенцеля.
– Не знаю, с отказом никто не приезжал. Задержало что-нибудь. Я уже послал справиться… Я еще жду, – отвечал хозяин на все расспросы.
Когда в зале появился князь Эстергази, австриец, сам регент и многие другие окружили его с тем же вопросом:
– Не знаете ли, что случилось?
Даже Густав, по какому-то особому чувству избегающий обратиться с вопросом, так волнующим его, подошел и издали старался вслушаться в слова князя.
– Господи, что за напрасная тревога! – своим резким, умышленно грубоватым тоном старого рубаки забасил князь, в сущности хитрый, скрытный, тонкий дипломат. – Вот я так и сказал генералу: «Там будет кавардак!» И есть кавардак… Самая пустая вещь. У императрицы легкий припадок ее обычных колик. Думали, что все сейчас же пройдет – и она сможет приехать на бал. Но после припадка осталась легкая слабость… И она не может приехать на бал. Вот и все. Конечно, и княжна, и генерал, и великая княгиня задержались из-за этого. Самая простая вещь. И сейчас будут.
Невольной радостной улыбкой озарилось сразу лицо короля. Он беспечно отошел к группе дам и девушек, стоящих недалеко, и стал шутить, сыпать любезности и похвалы.
Хитро улыбнувшись, регент взглядом косых глаз обменялся со Штедингом, который тоже добродушно, негромко рассмеялся.
– Ну вот, дурная погода и прошла… Сейчас солнышко наше появится… Ничего, пускай… Он славный молодец…
Штединг усиленно закивал головой:
– Да, да… И переговоры налаживаются, ваше высочество…
– М-мда, налаживаются. Пока все в порядке… А вот и даже… пойдем встречать.
Оба они двинулись навстречу Марии Федоровне, которая вошла с Зубовым, двумя княгинями и генеральшей Ливен.
Но Густав далеко опередил всех и первый встретил запоздалых гостей.
Грустно было личико княжны. Она неподдельно опечалилась болезнью бабушки. Мучил ее тайный страх, что придется остаться при больной, не попасть на бал, не видеть его…
И все это миновало.
Она здесь. Он встретил ее первым, как она и загадывала в душе. Так почтительно и нежно приветствует ее, берет руку… Они идут танцевать.
– Знаете, если бы вы не приехали, княжна, я бы так и не танцевал. Я решил уехать с бала.
– Почему, сир? Здесь так весело. Столько дам, девиц… Такие красивые… – замирая от радости и страха, пробует наивно лукавить малютка. И ждет, что он ответит.
– Может быть. Не знаю. Я особенно не интересуюсь девицами… и дамами. Я ждал вас.
Вот, вот эти слова! Такие простые и чудные в то же время: «Я ждал вас».
Боже мой! Отчего это так засверкали ярко огни в люстрах и бра по стенам? Отчего звуки музыки льются упоительно-сладким потоком, кружа голову, заставляя дыхание замирать в груди, задерживая биение сердца, перед этим так и рвавшееся прочь, громко стучавшее в твердый, высокий корсаж!..
Почему ноги сами скользят по блестящему паркету, словно крылья выросли за плечами у нее, маленькой, глупой девочки?..
Неужели оттого лишь, что юноша, танцующий с нею, бледный и серьезный, с темными горящими глазами, в черном наряде, сказал три слова: «Я ждал вас».
Да, только оттого…
И что бы ни случилось потом, не будет лучше первой потрясающей, великой минуты, когда он, желанный, годами ожидаемый, являвшийся ей в чистых девичьих снах, – когда он сказал это первое полупризнание: «Я ждал вас».
Вьется блестящий бал…
Праздник близок к концу. Чаще и выше вздымаются женские полуобнаженные груди, негой и зноем сверкают лучистые глаза.
Огнями желаний загораются очи мужчин, которые тонут взглядами в очах своих млеющих дам, в пропасти опасных вырезов, отмеченных пеной кружева, изломами тюля, гирляндами невянущих цветов… Губы тянутся прильнуть к тому, чего не видят, но угадывают жадные глаза… И только цепи приличий и светская выдержка заставляют сдерживать порывы желаний.
Бал удался на славу, потому что цель его достигнута: две-три сотни дам и мужчин испытывают настроение, близкое к экстазу, смесь веселья и страсти… То, чего нет в скучной, обыденной жизни.
Все заняты друг другом… Но невольно следят за одной парочкой.
Они тоже охвачены любовью. Но еще чистой, полусознательной пока.
По крайней мере, это можно сказать о девушке.
Уже волнуется у нее кровь, алеют уши, губы, щеки… Дышит порывисто полудетская, невысокая, но прелестно обрисованная грудь… Но нет грязи в этом волнении, нет похотливой струи в волне, которая, по-видимому, подхватила все существо девушки и мчит ее, клонит к нему, к этому желанному, милому… Ей только бы слышать даже не речи его, а звуки голоса, видеть эти глаза, опираясь на сильную, породистую руку, и провести так жизнь в упоительном танце, умереть в нем вместе и рядом с этим юношей…
Больше ничего!
Со временем, конечно, и это девственное тело загорится другим огнем, его коснется острое жало плотской страсти. И новые муки, новые радости узнает девушка. Но ликовать будет только тело. Первая радость души, последняя радость души переживается сейчас, на этом балу, в этом танце, рядом с ним… Когда он так просто и в то же время сильно сказал ей: «Я ждал вас».
Сегодня справляет душа юной девушки первый, самый прекрасный пир: первого чистого чувства любви…
Не совсем то же чувствует ее друг.
Он уже изведал кое-что из мира страстей… Ему мало танца, звука, пожатия руки… Он видит порою, как сон наяву, что берет малютку, чистую и прелестную, как ландыш, бледную, как этот вешний цветок, и несет в своих объятьях куда-то далеко, и жмет крепко к груди… сам горит и трепещет. И она, белая, чистая, загорается, алеть начинает от его поцелуев, объятий и ласк…
Вот и сейчас, здесь, на балу, при всех, юноша почувствовал неодолимое желание прильнуть губами к губам, к шейке этой чудной малютки…
Разум говорит, что этого нельзя… А молодая кровь ничего слушать не хочет…
Забыв обо всем, не помня даже, как робка, неопытна его подруга, юноша, улучив минуту в колыханье танца, своими пылающими сильными пальцами крепко сжал хрупкую, бледную ручку девушки, прижал эту руку к груди, как бы желая и ее, робкую, чистую, заразить своим огнем, своими желаниями…
Зашаталась малютка, от испуга похолодело у нее в груди. Вспыхнуло яркое пламя в глазах, потом поплыли зеленые и желтые круги. Она едва удержалась, чтобы не крикнуть, едва устояла на ногах.
Густав тоже смутился, заметив, как его вольность повлияла на девушку. Он сразу отрезвился и особенно мягко, совсем по-братски спросил:
– Я сделал вам нечаянно больно? Простите. Что с вами? Вам дурно?..
– Да… Простите… Я пойду… Я к генеральше… Простите… – едва могла пролепетать пересохшими губами княжна и, не ожидая его помощи, бросилась в уголок, где воспитательница ее Ливен сидела и наблюдала издали за питомицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я