Запах хвои волнами струился от елочки, установленной в углу маленькой семейной гостиной, отделанной золотистыми дубовыми панелями и украшенной гобеленами. Занавеси из бархата винного цвета на окнах были слегка отдернуты, и сквозь них в комнату проникал пронизанный звездным светом сумрак вечера. В камине трещал огонь, рассыпая веселые искры и оживляя желтоватыми бликами уютную полутьму.Николай раскинулся посреди груды бархатных подушек на полу, наблюдая за женой, которая расхаживала по комнате, что-то доделывая и поправляя. Джейк в детской наверху давно видел сны о предстоящем праздничном утре. А у них впереди была целая ночь.– Подойди сюда, – лениво промолвил он, прихлебывая вино из хрустального кубка, оправленного в золото и серебро и усаженного сверкающими алмазами и рубинами.– Сейчас, – отозвалась Эмма, поправляя на деревце бусы из ягод. – Я еще не закончила.– Последние два дня ты ничего не делаешь, лишь бесконечно перевязываешь по-новому ленты и передвигаешь на дюйм туда или сюда гирлянды.– Поскольку завтра к нам явятся почти две сотни гостей, я хочу, чтобы все было идеально.– Все уже идеально. – Николай подлил вина и залюбовался очертаниями бедер жены, когда она нагнулась в своих облегающих брюках. – Иди сюда сию минуту. У меня для тебя есть подарок.– У меня для тебя тоже, – задорно ответила она и, перегнувшись за кушетку, вытащила оттуда большой квадратный предмет, по размеру похожий на картину в раме. Он был обернут темной тканью.Николай оживился:– Это твой портрет?– Да. Мистер Сомс работал не покладая рук, чтобы закончить его к сроку.– Дай мне на него посмотреть.– Сначала подарок мне, – возразила она, уселась рядом с ним на пол, по-турецки подогнув длинные ноги, и приняла из его рук кубок с вином.Николай не чинясь вынул из-под подушек сверток. Эмма с детским любопытством потянулась к нему.– О, я больше всего люблю маленькие. – Разорвав бумагу, она открыла бархатную коробочку и с восторгом уставилась в нее, а потом осторожно вынула изумительно засверкавшую в свете камина брошь. По заказу Николая она была выполнена в виде тигра с полосками из черного оникса и желтых бриллиантов.– Спасибо! – Эмма лучезарно улыбнулась мужу. – Он напоминает мне тебя.– Вообще-то он должен был напоминать тебе о Маньчжуре.– Вы с ним не слишком отличаетесь друг от друга, – заметила она, протягивая руку, чтобы погладить его затылок. – Оба вы одиночки, в прошлом жестоко раненные, и ни того, ни другого нельзя назвать полностью одомашненным.Он бросил на нее взгляд, полыхнувший ярким золотом:– Но ты ведь не хочешь, чтобы мы такими стали.Криво улыбнувшись в ответ, потому что в словах Николая было много правды, Эмма притянула картину поближе.– А теперь пришел черед твоего подарка. – Она помешкала, перед тем как развернуть картину, и слегка нахмурилась. – Она… она необычна. – Он махнул рукой, чтобы она не медлила. – Ну, тогда ладно. – Широким жестом Эмма сдернула покрывало. – Что ты о ней думаешь?Николай молча и сосредоточенно вглядывался в портрет. Роберт Соме изобразил Эмму сидящей на подоконнике. На ней были белая рубашка с распахнутым воротом и легкие бежевые брюки. Неожиданную эротичность портрету придавало то, что Эмма была босой. Водопад распущенных рыжих кудрей, сверкавших от пронизывающего их солнечного света, ниспадал до бедер. Выражение лица, мечтательное, чуть серьезное, удивительно контрастировало с вольностью позы. Николай не мог оторвать глаз от портрета, находя его пленительным и чувственным.– Он очень странный, правда? – спросила Эмма, пристально следя за реакцией мужа.Николай улыбнулся и притянул ее к себе на колени, не сводя глаз с портрета.– Он прекрасен. Спасибо тебе, Рыжик. Я буду дорожить им больше, чем всеми остальными шедеврами, которыми владею.– Не знаю, где мы его повесим, – продолжала Эмма, откидываясь к нему на грудь. – Некоторых может оскорбить вид княгини в брюках.Он нежно провел рукой по ее длинным, как у жеребенка, ногам.– Я только такую княгиню и хочу иметь, Рыжик.Она улыбнулась, довольная комплиментом, и начала нервно теребить пуговички на его рубашке.– Николай, я тут подумала: есть кое-что, о чем ты должен знать.– Что именно? – Николай почувствовал внезапную перемену ее настроения. Держа жену в объятиях, он терпеливо ждал, пока она подберет нужные слова.– Не знаю, как тебе сказать, – наконец проговорила она. Николай приподнял ее подбородок и заглянул в глубокие синие глаза. Что-то всколыхнулось в нем, дрогнула какая-то струна, прозвеневшая почтительным ужасом и недоверием. Он понял, что она хочет сказать. Внезапная уверенность пронзила его насквозь, но он жаждал, чтобы она произнесла это вслух.– Просто скажи это, Эмма.– Я… – Она стиснула в пальцах тонкое полотно его рубашки. – Я думаю, что я… – Она снова затихла и только молча глядела на него, не в силах кончить фразу.Он передвинул ладонь на ее упругий живот и вопросительно на нее посмотрел. Она ответила легким кивком, щеки ее полыхали пунцовым румянцем.Николай глубоко вдохнул. Ребенок, их с Эммой ребенок – частица его в ней! Это известие вызвало в нем не прилив восторга, а что-то вроде ошеломленного смирения из-за того, что Бог подарил ему такую возможность. Мысль о трех детях терзала его душу: о Мише, брате, которого он бессилен был спасти, о Джейке, мальчике, которого он первоначально предал и от которого отрекся, и Алексее, сыне, навеки для него утраченном. Возможность увидеть рождение своего ребенка, участвовать в этой новой жизни, стереть с лица земли руины своего прошлого и начать все с чистого листа… Николай склонился над Эммой и погрузил лицо в живую массу сверкающих кудрей.– Значит, ты доволен? – спросила Эмма, сомкнув руки у него на спине.Несколько мгновений он не мог ответить.– Ты – моя жизнь, моя вселенная! – наконец произнес он дрогнувшим голосом. * * * После бурного рождественского утра, во время которого слуги обменивались подарками в большом холле, а хозяева – в семейной гостиной, дом был усеян обрывками бумаги и лентами.Незадолго до приезда гостей Эмма поспешила переодеться в голубое шелковое платье, отделанное узкой черной тесьмой. Юбка была простого покроя, без оборок и складок, лишь отороченная черной бахромой. Из украшений на ней была только тигровая брошь, приколотая в пене белого кружева у шеи.Служанки суетились, убирая разноцветный мусор пустых коробок и оберток, а на кухне жарилось-парилось угощение для двухсот гостей. Аппетитные запахи традиционных жареных фаршированных индейки и гуся смешивались с ароматами русских блюд: грибов в сметане, квашеной капусты и пропитанного ромом дрожжевого кекса с изюмом, называемого «ромовая баба».Джейк носился по дому в безудержном восторге, размахивая новыми игрушками и нетерпеливо вопрошая, когда же приедут его кузены.– Скоро, – успокаивала его Эмма, не в силах удержаться от смеха при виде противоречивых выражений двух лиц: Джейка – счастливо ожидающего и его отца – безнадежно смирившегося. Она знала, что Николай без радости встретится со Стоукхерстами, особенно с Люком. Эти двое никогда не были в хороших отношениях, а с момента свадьбы Николай и вовсе избегал своего тестя.Поймав на себе шутливый взгляд Эммы, Николай скривил губы в подобии улыбки.Она подошла к нему и поцеловала в щеку.– Все пройдет удачно, – пробормотала она. – Гости будут в праздничном настроении, а мои родители очень рады приглашению. Перестань смотреть так, словно у тебя должны вырвать зуб.– Ты собираешься рассказать своей семье о ребенке?– Пусть пока это будет наша с тобой тайна.Николай потыкался носом в нежные кудряшки у нее над ушком. Но прежде чем он успел ответить, в дверях возникла Марфа Сударева.– Целая вереница карет показалась на подъездной аллее, – задыхаясь от бега, проговорила она.– Спасибо, Марфа. – Эмма радостно захлопала в ладоши и потащила Николая приветствовать гостей.Вскоре дом зазвенел веселыми голосами и смехом. Толпа детей собралась вокруг большой рождественской ели, в то время как взрослые потянулись в гостиную, где им поднесли глинтвейн, гоголь-моголь и русский напиток, подслащенный перебродившим медом. Лорд Шепли, прославленный музыкант, уселся за фортепьяно и стал наигрывать рождественские песни, а остальные гости хором ему подпевали. Убедившись, что все в порядке, Эмма успокоилась и расслабилась. Отец и Николай были любезны друг с другом, но соблюдали дистанцию, с преувеличенным вниманием наблюдая за играми детей. Тася, очаровательно выглядевшая в лиловом шелковом платье, поймала взгляд Эммы и лукаво ей подмигнула.Решив проверить, как обстоят у поварихи дела с обедом, Эмма незаметно выскользнула из гостиной. Напевая первый куплет песенки «Украсим залы к Рождеству», она направилась на кухню. Внезапно чья-то рука твердо легла ей на локоть. Она круто обернулась и увидела Николая. Губы ее приоткрылись в изумлении, но спросить она ничего не успела, так как он взял в ладони ее лицо и страстно поцеловал.– Зачем ты это делаешь? – все же спросила она, как только получила возможность говорить.Николай показал на потолок. Там, над порогом, кто-то повесил ветку омелы.– Мне не помешало бы даже отсутствие этого предлога.Улыбка изогнула ее губы.– Тебе следует развлекать гостей.– Я лучше развлеку тебя.Она рассмеялась и пихнула его в грудь, но он лишь крепче сжал объятия.– Я хочу поскорее остаться с тобой наедине, – прошептал он, приникая к ее устам.Внезапно их прервал неожиданный звук – проказливое хихиканье детей. Эмма напряглась и прервала поцелуй, обернувшись к шалунам. Жаркий румянец залил ее лицо до корней волос, когда она увидела троих мальчуганов – Джейка, Уильяма и Зака – в сопровождении ее отца.Лицо Люка осталось невозмутимым, но темная бровь иронически выгнулась.Молчание нарушил Джейк.– Не обращайте на них внимания, – заявил он, закатывая глаза к небу. – Они все время так делают.Зарумянившаяся Эмма вырвалась от мужа и поправила лиф платья.– Что это вы четверо здесь делаете? – сурово поинтересовалась она, скрывая смущение. Джейк жизнерадостно улыбнулся:– Я веду их в конюшню показать моего пони Руслана.– Тогда не будем вас задерживать, – пробурчал Николай. Эмма тайком ущипнула его за невежливое замечание и откашлялась.– Может быть, Николаю стоит вас проводить?Джейк и остальные дети принялись бурно упрашивать Николая пойти с ними, и он неохотно согласился, бросив угрожающий взгляд на Эмму.Она мило улыбнулась в ответ, надеясь, что отец улучит минуту поговорить с Николаем по душам. В любом случае им не повредит провести какое-то время вместе.А хозяйка вернулась к своему намерению посетить кухню. Внезапно неизъяснимый страх будто иголочками заколол ей затылок, и она замедлила шаги. Ее встревожило ощущение чего-то неладного, словно смутная тень опустилась над домом. Бросив взгляд через плечо, она увидела, как Станислав приглашает от входной двери в холл троих гостей. В первом из них она узнала мистера Оливера Брикстона, американского посудного фабриканта, который однажды обедал у Ангеловского. Он был братом женщины, на которой женился Адам Милбэнк. Затем показалась маленькая некрасивая женщина, разодетая в дорогое шелковое платье с кружевами. Волосы ее были убраны в строгую, аккуратную прическу. Она опиралась на руку темноволосого мужчины с очень знакомым лицом. Адам явился на их рождественский вечер и привел с собой жену.Эмма застыла на месте, но мысли ее неслись в бешеном хороводе. Как такое могло случиться? По-видимому, приглашение было послано мистеру Брикстону скорее из вежливости, чем в расчете, что он его примет. Но он решил приехать и, нарушая все правила этикета, привез с собой Милбэнков.Брикстон непринужденно улыбался, явно позабыв о прежних отношениях Эммы с Адамом. Но Шарлотта Милбэнк знала о них. Любопытство, смешанное с недоверием, читалось в ее серых глазах, устремленных на Эмму.Сердце Эммы забилось так часто, что, казалось, сейчас выскочит из груди. На лбу выступила испарина. Зачем Адам сюда явился? Каковы его намерения? Люди станут наблюдать затаив дыхание, не случится ли ссоры между ним и Николаем. Она выдавила из себя улыбку и шагнула навстречу нежданным гостям, приветствуя их.Некрасивое, но доброе лицо мистера Брикстона просияло, и он склонился с поцелуем к ее руке.– Счастливого Рождества, ваша светлость.Эмма пробормотала что-то в ответ и перевела взгляд на жену Адама, которая была по крайней мере на голову ниже ее.Шарлотта Милбэнк удивила ее, заговорив первой тоном вежливым, но в котором слышалась сталь. Было какое-то несоответствие в том, что глубокий, звучный голос лился из уст маленькой толстенькой женщины.– Надеюсь, вы сможете пристроить лишнюю пару гостей, ваша светлость. Боюсь, это я настояла на том, чтобы сопровождать брата на ваш прием. С момента моего приезда в Англию я ото всех слышу о князе Николае и его великолепном поместье, не говоря уж о его жене и ее зверинце.Эмма не сводила глаз с этой женщины, не осмеливаясь посмотреть на Адама.– Вы и ваша семья – желанные гости на нашем рождественском празднике, леди Милбэнк.Когда это имя слетело с губ Эммы, по ее телу пробежал странный озноб. Леди Милбэнк – имя и титул, о которых она когда-то мечтала больше всего на свете.Круглое, пухлое лицо Шарлотты Милбэнк казалось бескостным, но кожа ее была безупречной – изумительная молочно-белая с легчайшим румянцем на скулах. Возможно, если бы она отличалась бойким характером, ее сочли бы привлекательной, но серые, как кремень, глаза излучали недоверие, а сжатый в ниточку маленький рот не улыбался.Эмма испытала странную потребность утешить эту женщину, сказать, что ей нечего ее бояться. Но вместо этого она доброжелательно улыбнулась и повела Шарлотту в гостиную, к ближайшей группе гостей, и стала всем ее представлять. Брикстон и Адам задержались позади, так как Брикстон залюбовался огромной рождественской елью в главном холле.Эмма оставила Шарлотту Милбэнк и занялась другими гостями, однако глаза ее беспокойно обегали комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44